Фото: Facebook прокатчика

«Дылда»: Как снят фильм о послевоенном Ленинграде, награждённый в Каннах

Tweet

В прокате — получивший призы на Каннском фестивале фильм Кантемира Балагова. Ученик Александра Сокурова проявляет себя как зрелый художник — ни больше и ни меньше.

Первая работа Балагова, «Теснота», была, конечно событием: постольку, поскольку показывала Кавказ девяностых, неизведанную фактуру. Но как художественное явление была все-таки «фильмом ученика Сокурова»: любопытным и смелым, но дебютом, заявкой на нечто большее. После «Дылды» Балагова называть учеником язык не повернется: это не упражнение на заданную тему, не заявка, а полноценное, сложное и неудобное художественное высказывание.

Балагов сразу поставил планку высоко, даже слишком. Даже сюжетно — вдохновением для фильма послужила книга Светланы Алексиевич «У войны не женское лицо», и это смело, на грани самоубийства. В основе «Дылды» — история двух девушек, вернувшихся с фронта в Ленинград и тщетно пытающихся начать мирную, спокойную жизнь. Темы войны, блокады, женщины на войне, голода и смерти — не только больные и невысказанные, нерешенные, они еще и до сих пор неудобные (вспомнить хотя бы скандал с «Праздником»). Алексиевич вовсе для литературной (и не только) тусовки — как красная тряпка для быка: манипулятор, «не писатель, а журналист», да и вообще, что это за литература такая, интервью собирать.

Но ни у поборников «военной правды», ни у тех, кто даже Даниила Гранина обвинял в «очернении», язык не повернется предъявить хоть какие-то претензии к «Дылде», найти в фильме хоть тень «поливания грязью». В первую очередь, потому, что в художественном плане Балагов тут поставил планку даже выше, чем в повествовательно-тематическом. «Дылда» — кажется, вообще первый после балабановского «Брата» фильм, напрямую работающий в русле «ленинградской школы». Тут много шума, атмосферы, деталей, из которых экранная реальность складывается: голоса коммунальных соседей и пациентов госпиталя, трамвайная болтовня, грязный снег на тротуарах, вечная зимняя полумгла. Сюжет срастается из всего этого даже в большей степени, чем из, собственно, истории двух подруг, ищущих хоть какой-то человеческой близости в нищем и жалком послевоенном мире.

Но самый яркая, решающая черта «ленинградской школы» в «Дылде» — актерская. Балагов идет по полузабытому германовскому (как бы это ни звучало невероятно) пути: поиска типажей, странных лиц, необычных внешностей. Большие роли в «Дылде» играют непрофессиональные актеры: музыканты, повара, просто прохожие. Но ровно теми же свойствами обладают и профессионалы: исполнительницы главных ролей Виктория Мирошниченко и Василиса Перелыгина не похожи на актрис. Мирошниченко — действительно, дылда, белесая, с совершенно нестандартной внешностью. Перелыгина, кажется, вообще не играет, а просто произносит текст прерывающимся голосом, то сбиваясь на смех, то каменея. У Балагова играют не актеры и актрисы, а ресницы, уши, носы, подбородки, нищенская шапочка Дылды, даже позвякивающие в темноте на груди ее подруги ордена. Единственное узнаваемое лицо на весь фильм — Ксения Кутепова — тут неузнаваема: потому что играет не комплексом срывающегося голоса, нервичности и прочего своего дежурного инструментария, а рыжими кудрями и поджатыми губами.

Как это ни странно прозвучит «Дылда» — при всей свой сложности, образности и сугубой художественности — первый за очень долгое время отечественный фильм, который не может не быть понятен всем и каждому, не может не трогать в равной степени петербуржцев (в том числе, вызывать гордость продолжением традиций), жителей Токио, Мельбурна и Буэнос-Айреса. Тут нет никакой «специфики», чтобы прочувствовать трагедию героинь, не нужно знать о блокаде и войне. Чтобы сочувствовать Дылде, не нужно понимать русского языка — достаточно ее птичьей пластики, белесости и данных со всей физиологической убедительностью последствий контузии. Так что Балагов — нет, не «ученик Сокурова», а «Дылда» — не «кино о блокаде». Это понятный всем и каждому фильм режиссера с мировым именем.

Иван Чувиляев, «Фонтанка.ру»

Читайте также:

Кто идет за Звягинцевым и Сокуровым: шесть молодых российских режиссеров