Санкции не лишат Вексельберга яиц Фаберже

23 мая 2018, 19:52

Версия для печати

Tweet

Виктор Вексельберг – боец, а музей Фаберже будет жить вне зависимости от проблем «подсанкционного» бизнесмена. Забрать деньги из своего культурного проекта олигарх просто не сможет, рассказал «Фонтанке» директор музея Владимир Воронченко.

В Петербурге у главы «Реновы» Виктора Вексельберга, ныне находящегося под санкциями США, есть немаловажный актив – музей Фаберже. Жители и гости города привыкли к громким проектам: выставка работ Фриды Кало, выставка Сальвадора Дали, которую Виктор Вексельберг подарил горожанам на свой юбилей. Недавно северная столица радовалась еще одной экспозиции — «Модильяни, Сутин и другие легенды Монпарнаса».

После того, как в начале апреля Вексельберг попал под санкции США, и стал постепенно терять бизнес и деньги, многие задавались вопросом — отойдут ли теперь для него культурные проекты на последнее место?

«Пока мы «ок», — сообщил «Фонтанке» директор музея Фаберже Владимир Воронченко сразу после встречи с Вексельбергом. Кроме того, коллекционер объяснил математику музея, рассказал, какой будущий проект в Шуваловском дворце привлечёт внимание казаков с нагайками, и почему министр культуры Владимир Мединский «хороший», хотя его заместитель сидит в СИЗО.

— Одни верят, что ваши выставки приносят баснословную прибыль. Другие считают, что такие проекты не сможет потянуть даже Эрмитаж, потому что они не окупаются. Сколько вам удалось заработать?

— Однозначно это убыточный проект. Но, на мой взгляд, задача всех музеев — заниматься просвещением. Выгода в таких выставках — это совершенно эфемерное понятие, нонсенс, если исключать ситуации, когда музей выставляет собственную коллекцию. Выставки необходимо было перевозить, страховать… Причём транспортировка производилась в несколько этапов — хозяева старались дробить коллекцию, чтобы минимизировать возможные потери. Не одним самолётом, а тремя. Если машинами, то разными. Каждую машину сопровождал официальный представитель владельца, а также присутствовал при распаковке. Собственники ставят кучу всяких условий, ведь выплата страховок не возвращает утраченные ценности. Деньги — это лишь деньги. Логистика очень дорогая. Но очень дорого стоит и «фи», которое может прозвучать от владельца коллекции.

— Какую часть затрат вам удалось вернуть?

— Я не буду называть точную цифру. Могу сказать, что, по нашему опыту, отбивается около 50% расходов. Иногда 60%. Половину затрат мы вынуждены каким-то образом возмещать. Заниматься дотацией проекта.

— Довольны ли страховщики выставкой «Модильяни, Сутин и другие легенды Монпарнаса»? Ранее вы рассказывали, что страховая стоимость выставки составила 1 миллиард долларов. Был громкий старт проекта, несколько месяцев очередей и тихая эвакуация драгоценных полотен обратно заграницу.

— В тихом отъезде коллекции нет ничего особенного. Так и происходит. А сама выставка прошла успешно. Мы были довольны более, чем наши страховщики. Они, кстати, требовали установить специальные оградительные заборы у каждой картины. Мы спорили. В итоге они разрешили примерно на 80% площадей не ставить эти ограждения. Со страховщиками мы расстались более-менее благополучно. У нас в музее полностью автоматическая система поддержки заданной температуры и влажности, мы ежечасно за этим следим и сообщаем все эти данные страховой компании. Был один небольшой инцидент, который мы поправили, с ведома страховой.

— Что стряслось?

— Случилось то, что бывает на выставках картин. Одно из полотен получило незначительное повреждение во время переноски. Так бывает. К счастью, красочный слой не пострадал, поэтому всё сошло на тормозах.

— Главное, что посетители вели себя достойно. Никаких эксцессов во время посещения музея горожанами и гостями города не произошло?

— Слава Богу, нет. Сейчас в музеях не так много эксцессов. Если исключить посещения казачьих бригад, попытки срывать выставки, которые кому-то кажутся не совсем патриотичными, то не останется никаких претензий. Наоборот, сейчас очень большой интерес к выставкам, люди ведут себя разумно и трезво.

— Просто те, кого вы назвали казаками, до вас ещё не дошли. А им было бы полезно посмотреть на настоящее искусство.

— На Модильяни сходить никому не будет лишним. Всем было бы полезно.

— Сколько людей приходит на ваши выставки?

— Выставку Фриды Кало в 2016 году посетили около 200 тысяч человек. На Сальвадора Дали годом позднее пришли уже 240 тысяч зрителей. На Модильяни и легенд Монпарнаса — 235 тысяч.

— Известно, что у вашего постоянного партнёра Виктора Вексельберга финансовые проблемы из-за персональных санкций в США. Кто-то его считает фактическим владельцем музея Фаберже и фонда «Связь времен». Как это сказывается на работе и планах музея?

— Про трудности Виктора Феликсовича, действительно, все знают. Но, к счастью, на сегодняшний день на проектах фонда и музея это не отражается. Как мы шли по своему графику, так мы по нему идём и будем идти. Например, в декабре в Москве впервые за всю историю Большого Манежа мы открываем экспозицию, которая продлится три месяца. Это давно запланированный проект, над которым мы работаем три года, — покажем работы Фрида Кало и Диего Ривьеры, а Ривьера никогда не выставлялся в России. Обычно Манеж снимают на 3-5 дней, потому что очень дорогое удовольствие. Но мы нашли приемлемые условия. Нам город пошёл на встречу.

— Возвращение к Фриде Кало после громкой выставки её работ в вашем музее на Фонтанке в 2016 году — это ли не признак того, что денег на новые проекты становится меньше, и вы экономите, частично повторяя уже сделанное?

— Абсолютно нет. Этот проект делать не проще и не экономичнее, чем первый. Он в 2,5 раза дороже, учитывая, что там присутствует Диего Ривьера. Для владельцев в таком бизнесе не существует каких-то накатанных рельсов. Им совершенно всё равно, просит ли их коллекцию музей Барселоны или музей Парижа. Есть цифра, которую владельцы хотят получить. Понятно, что они не отдадут коллекцию в любые руки, готовые заплатить. Только в руки надёжных и известных партнёров. И тот партнёр, который сумеет подсуетиться и в этой очереди стать первым, получит результат.

— Сегодня вы — надёжный партнёр, но ситуация может измениться. У вас есть план «Б», если трудности «Реновы» все же затронут музей?

— А что может помешать работе музея в данной ситуации? Вообще вопрос правильный. Очевидно, что он интересен многим. Дело в том, что проблемы Виктора Феликсовича лежат в сфере бизнеса. Это его бизнес, банки. Если Вексельберг контролирует больше 50% предприятия, то компания подпадает под санкции, если меньше 50% — не подпадает. А наш музей — это вообще отдельная история. Это для Вексельберга не бизнес, а благотворительный проект. Если в музей вкладываются деньги, то Виктор Феликсович не может эти деньги ни забрать, ни распорядится ими. Это уже деньги музея. У нас некоммерческая организация, а такие организации не подпадают под действие санкций.

— Главное, чтобы вложения в музей продолжались.

— Да. Сегодня мы «ОК». У нас ведь есть и другие источники финансирования. Иногда приходят и другие жертвователи. У музея есть свои друзья. Поэтому сегодня мы существуем полноценно. К тому же, у нас есть заделы, фонд, который можно использовать. И никто его не может забрать обратно. Даже Виктор Феликсович. Музей будет жить. К санкциям он не имеет ни малейшего отношения..

— Вы как давно виделись с Вексельбергом? Как он вообще себя ощущает в новой реальности, в качестве фигуранта санкционных списков?

— Общались буквально несколько часов назад. Он в нормальном, как всегда, рабочем настроении. Он – боец. А когда человек боец по характеру, то неприятности его только стимулируют и поднимают на новый уровень высоту ощущений. Быть может, ему этого даже не хватало, этого ощущения борьбы. Всё это его сильно подстегнуло, он много работает. Каких-либо отклонений в настроении или в его планах не увидел. Он будет выступать на ПМЭФе. Конечно, это неприятная история для любого нормального живого человека. Подействовало ли это на него как-то разрушающе? Абсолютно нет. Мы будем работать долгие годы. Думаю, что и у Вексельберга всё будет хорошо.

— Вы, музейщик, как оцениваете решение Эрмитажа подать иск на 856 млн рублей к бывшему заместителю министра культуры Григорию Пирумову и другим фигурантам громкого дела о недостроенном фондохранилище музея?

— Я отношусь к решению коллег и не положительно и не отрицательно. Меня всё это расстраивает и огорчает. Неприятно конечно, когда работники министерства воруют деньги у музея. Культура – это последнее место, где нужно воровать государственные деньги. Это не доходная строка бюджета. Это ведь не промышленность и транспорт, где есть прибыли.

— А разве в России может быть иначе? Можно обойтись без воровства государственных денег?

— Вы сегодня полны философских вопросов (смеётся — Прим.Ред.). Я надеюсь, что можно. Надеюсь, что когда-нибудь это обязательно случится. Но и сегодня какие-то отрасли у нас ведь работают без такого отягощающего фактора, как беспробудное воровство.

— Вы считаете, что действия Эрмитажа нас двигают именно в этом направлении?

— Думаю, что да. Они — бюджетная организация, которая ведёт себя по правилам бюджетного финансирования. У них украли – они обязаны подавать в суд. Подали на Пирумова. Но могли подать и на Министерство культуры. С ними судиться не хотят. Подают на Пирумова. Хотя на сегодняшний день его вина не доказана. Видимо, адвокаты посчитали, что это юридически правильно. Но я не думаю, что Эрмитажу это что-то даст. Очень неприятная, скользкая и препротивнейшая история.

— При этом бывший непосредственный шеф Григория Пирумова — Владимир Мединский. И он переназначен на пост главного чиновника по культуре.

— Да, Мединский остаётся. И к нам он относится хорошо. Приезжает на наши мероприятия и открытия. У нас как у музея к Мединскому никаких претензий нет и быть не может. К нам он достаточно внимателен. Если вы хотите услышать от меня критику министра, то вы её не услышите.

— Это я понял после первой же реплики о нём.

— Критика должна быть конструктивной. Если бы у меня были какие-то претензии к Мединскому, то я бы, наверное, о них сказал. А так как мы от него ничего, кроме хорошего, не видели, зачем же я буду проявлять какое-то неудовольствие. Для нас Мединский — хороший.

— Главное, чтобы к вам не пришли те самые казаки, визиты которых по кинотеатрам ранее критиковал министр.

— За этим уже должен смотреть не Мединский, а другие органы!

— Вы сказали про Москву, где выставите Фриду Кало и Диего Ривьеру, а что ждать Петербургу после Модильяни?

— Планируем пару выставок. Выставка французских символистов в 2019 году. Очень красивая история. Думаю, что соединим её с работами Родена. И будет ещё просто потрясающая выставка, которую многие воспримут неоднозначно. Может быть, даже и придут казаки с нагайками. Это выставка гиперреализма — она уже скоро откроется, в 2018 году. Там, в основном, скульптура. Гиперреализм иногда очень провокативен. Вот когда вы подходите к скульптуре в полный рост и не можете понять, живой это человек, или нет. Реально не можете понять. Пробуете пощупать пальцем и не можете поверить, что это не живой человек. Скажем, там есть девушка, вышедшая из воды. И на ней капли воды. И вы не понимаете, живая ли она, глядя на её глаза, лицо, волосы и так далее. Это и есть гиперреализм. Модное течение. Очень интересная выставка. Кого-то шокирует. Равнодушных точно не будет. В России такого ещё не было.

— Планируете выставки вне России?

— Невзирая на санкции, мы планируем делать две выставки за границей. В Париже и в Милане. В Италии это будет королевский дворец Palazzo Reale. А в Париже в Лувре это будет в Музее дизайна. И там, и там это будет часть нашей коллекции работ Фаберже.

Николай Нелюбин, специально для «Фонтанка.ру»