«Довлатов»: Мертвый сезон

23 февраля 2018, 14:03
Версия для печати Версия для печати

1 марта всего на несколько дней в прокат выходит «Довлатов» Алексея Германа. Биография главного петербургского писателя XX века стала лучшим фильмом в карьере режиссера.

Сюжет ленты пересказан уже множество раз и, действительно, прост и изящен. Всего несколько дней: литератор Довлатов пытается писать роман, обивает пороги редакций, пьет, встречается с друзьями, гуляет с дочкой. В это время, по чеховским заветам, рушится его жизнь. И строится его судьба как писателя.

Довлатова здесь всё время обвиняют в том, что у него нет героя, позитивной программы, что его рассказы слишком депрессивные. Фильм наверняка будут обвинять ровно в том же — и заслуженно. Это самая мрачная и беспросветная лента Германа. И лучшая в его карьере.

Нет, ничего с методом и манерой режиссера здесь не произошло. Это такой же Герман, как в «Гарпастуме», «Бумажном солдате» и «Электрических облаках». Здесь ходят, кашляют, шаркают ногами, говорят, повернувшись к камере спиной. Много фигур, которые всплывают из ниоткуда и исчезают в никуда. Герои — интеллигенты в чистом виде. Поют Окуджаву, читают Блока, мечтают о лучшей жизни. Да и по эффекту — что главное — «Довлатов» совершенно германовское кино. Стерильное, словно отполированное. Ему не хватает спонтанности, неправильности, глазу буквально не за что зацепиться.

Аккуратный — самое подходящее определение для «Довлатова». Семидесятые восстановлены старательно: те же горки на детских площадках, те же ларьки, актеры похожи на своих прототипов, а если их не имеют — соответствуют эпохе по типажу. Эта стерильность «Солдату» и «Облакам» вредила — говоря прямо, просто губила фильмы. «Довлатову» она как минимум не мешает. Потому что соответствуют духу времени.

Самого Довлатова в «Довлатове» немного. Короля играет свита, окружение героя куда важнее, чем он сам. Герман всегда говорил, что снимает про своих родителей. Разделить ностальгию с ним могли очень и очень немногие: мешали те самые умозрительность и холод. Здесь — наоборот: вместе с Германом семидесятые будет вспоминать, как минимум, все поколение «Сайгона». На экране фигурируют не только Довлатов с Бродским, но и художник Шолом Шварц, упоминается Арефьев. Прототипы персонажей явно читаются: смею предположить, что фарцовщик и художник Давид, которого играет Данила Козловский, списан с недавно скончавшегося великого Глеба Богомолова: колечки, шапочка, бородка.

Те же, кому на семидесятые начхать — а таких большинство — увидят параллель с современностью. Выстроенную нарочно: помимо условных Шварца, Арефьева, Аронзона здесь есть вполне конкретные персонажи сегодняшнего дня. Тусовщики, галеристы. Каждый зритель наверняка увидит на экране пару-тройку знакомых физиономий. То промелькнут клубные барышни, изображая посетительниц дачной пьянки. То модная галеристка изобразит на крупном плане экзальтированную слушательницу Бродского. Странно, но срабатывает: семидесятые не просто оживают на экране. Они буквально переносятся в сегодняшний день. Оказываются ему равны и тождественны. Вот это и есть самое ужасное и беспросветное, что можно показать зрителю в 2017 году. Эй, ты, пользователь айпэда, фейсбук-юзер. Да, ты. Ничем не отличаешься от грязного, немытого, пропитого мужичка с портвейном сорокалетней давности. Нет у тебя никаких перспектив в жизни. Ты вечно будешь гнить в сером городе, скучать в беспросветности. Какая разница — пить портвейн или негрони в баре; писать заметки в заводские газеты или статусы в фейсбук. Всё едино — время остановилось, скука правит миром.

Единственное, что Герману тут правда можно поставить в вину — он идет на поводу у публики, её интересов и предпочтений. Для режиссера «Довлатов» — опыт стопроцентно зрительского кино, как «Дуэлянт» для Мизгирева или «Ледокол» для Хомерики. Просто те ориентируются на знакомые аудитории форматы высказывания, а Герман — на популярную фигуру, икону хипстеров, которому и памятник у модного бара, как нарочно, поставили. Эта же ориентация на зрительский интерес и любовь к ленинградской неофициальной культуре фильм спасает от полной беспросветности.

Скоро должны показать «Лето» Кирилла Серебренникова. Кино про время перемен и свободы. Его волей-неволей будут воспринимать как «Довлатов-2». Мертвый сезон кончится, начнется совсем другое время.

Иван Чувиляев, «Фонтанка.ру» 

Пять новых книг, герои которых живут в Петербурге. Кем и как населяют город молодые писатели?

За свои три века Петербург стал самым литературным городом России — действие каких книг тут только ни разворачивалось! «Страницей Гоголя ложится Невский, весь Летний сад — Онегина глава. О Блоке вспоминают Острова, а по Разъезжей бродит Достоевский», — написал Самуил Маршак. Одна беда: все это было давно. А кто рискует писать о Петербурге прямо сейчас — и что из этого получается? Собрали пять разных книг этого года, где город на Неве — полноправный участник сюжета.

Статьи

>