Диккенсовский сиротка и никакой интриги: Что погубило экранизацию «Щегла» Донны Тартт

12 сентября 2019, 14:29

Версия для печати

Tweet

В кинотеатрах начали показывать «Щегла», не самую выдающуюся экранизацию успешного романа Донны Тартт. История, которая захватывала на бумаге, на экране стала пошлым и претенциозным эссе об искусстве и духе времени.

Экранизация «Щегла» могла быть достойной — вовсе не только потому, что роман Донны Тартт захватывающий и вполне детективно скроенный. Во время теракта в музее Метрополитен подростку в руки попадает картина Карела Фабрициуса «Щегол» — и меняет всю его жизнь. Определяет профессию, круг общения, страхи и желания, становится личным проклятием. Но все-таки, кроме этой интриги, есть в книжке Тартт и «заделы» под визуальность, и материал, из которого можно скроить стиль. И, в общем, не скажешь, что Warner Brothers все эти преимущества оставила без внимания: они тут использованы.

Понятно, почему выбор студии пал на режиссера Джона Кроули: он, с одной стороны, аккуратный, радикализмом не отличается (значит, не будет увлекаться психоделической линией, которая в романе играет заметную роль). Имеет театральную закалку, то есть старательно работает с актерами. С другой стороны, Кроули уже работал с актуальной литературой, превратил в одноименный фильм роман ирландца Колма Тойбина «Бруклин». И сделал это вполне успешно. Но Тойбин — хороший рассказчик, у него даже газетные заметки автоматически превращаются в сознании читателя в кино. Тартт в этом смысле сложнее, она умеет упаковать в текст и собственно сюжет, и эссеистику, и срывание покровов, и психологию, и историю искусства.

Кроули сложность фактуры прекрасно осознает — и пытается выкручиваться. В соавторы берет великого Роджера Дикинса, оператора братьев Коэн и Дени Вильнева. Пытается вытянуть из «Щегла» изыски — смешивает временные и пространственные пласты. Все действие — воспоминания решившего покончить с собой героя, и об этом Кроули нам постоянно напоминает, возвращается в сумрачный гостиничный номер. Эпизоды и даже составные части сцен сцеплены внахлест: речь персонажей из одной сопровождает действие другой. Кроули даже зачем-то шлет привет Триеру (неизвестно, намеренный ли, но уж очень очевидный): отправляет персонажей в кино смотреть ту же хронику репетиций Гленна Гульда, которой сопровождались монологи в «Доме, который построил Джек». Но все это собственно загадок и трудностей текста не решает: роман Тартт упорно на экран не переносится, слова в визуальные образы не превращаются.

Определенно, мимо кассы здесь все, что связано с собственно героями и воплощением их образов. То, что в книге воспринимается легко и само собой, здесь зачем-то утяжеляется. Николь Кидман снова выступает в вечном амплуа женщины-вамп, что придает, конечно, ее героине многозначительности. В книжке она просто холодна, — такой милый, но безжизненный образцец американского коллекционера, который собирает всякую макулатуру позапрошлого века, а в Рембрандте и Гольциусе ни бельмеса не смыслит и даже фамилий таких не слыхала. У Кидман это все зачем-то отполировано чистейшим демонизмом — как будто это она, домохозяйка с претензией, главный антагонист. Джеффри Райт в образе наставника главного героя максимально органичен и прост — но Кроули за каким-то чертом прячет важнейшую составляющую этой линии, гомосексуальность персонажа. И он остается просто таким шаблонным мудрым чернокожим дядькой, носителем посконной американской мудрости. Лучшего друга юности главного героя зачем-то играет Финн Вулфхард, звезда «Очень странных дел». Зачем нужно было роман Тартт параллелить с популярным сериалом-аттракционом — вопрос открытый. Но главный провал — конечно, с самим главным героем, которого играет красавчик Энсел Эльгорт. Кроули снова пытается идти чужой дорогой — предлагает молодому актеру сыграть то же, что он уже изображал в «Малыше на драйве», юного умника-красавчика с подвохом. Но все-таки ничего общего между тарттовским Тео и криминальным водилой нет. Образ его сводится, в итоге, к очкам и аккуратненькой физиономии.

Наконец, в экранизации Кроули тонет собственно детективная, самая выгодная для кино линия Тартт, во многом обеспечившая книжке успех. Все, что связано с судьбой картины, с отношениями мафии и мира искусства, о которых широкая аудитория узнала только из книги, не происходит на экране, а скороговоркой произносится героями. «Ой, кстати, картины принимают в качестве залога наркоторговцы». История работы Фабрициуса тоже только озвучивается — под драматическую музыку, с интонациями провинциального экскурсовода.

Остается от «Щегла» на экране только диккенсовская история сиротки, который путешествует от бездушного аристократа к папаше-алкашу, от подруги детства к криминальному дружку. Только у Диккенса это чем-то кончается, складывается в роман воспитания. А у тихони Кроули ничего толком не происходит, жизненный путь никуда никого не приводит. Ну, разве что в музей, на картинки посмотреть — но для такого просто действия путь персонажа уж слишком витиеват.

Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру»