«Дом, который построил Джек»: Исповедь маньяка от Ларса фон Триера

06 декабря 2018, 14:31
Версия для печати Версия для печати

В прокате — «Дом, который построил Джек» Ларса фон Триера. Фильм-исповедь маньяка-убийцы, по совместительству — самая светлая, хулиганская и оптимистичная лента. Не только в фильмографии автора, но и в мировом кино последних десятилетий.

Дать слово негодяю, убийце, подонку, понять его — мечта искусства. О фильме, где действие будет показано глазами маньяка, мечтал Хичкок. Полюбить убийцу-фанатика заставляли Балабанов в «Брате» и Скорсезе в «Таксисте». Сочувствовать тем, кому по своей воле сопереживать не будешь, учили лучшие литераторы последних пятидесяти лет — Сэлинджер с косноязыкими подростками, Буковски с алкоголиками-маргиналами. Так что появление «Дома» было подготовлено, не много и не мало, мировой культурой. Триер сделал то, о чем прочие могли только грезить.

Получилось это у него, в первую очередь, потому, что он не оправдывает серийного убийцу Джека (связь с настоящим Джеком-потрошителем, кстати, здесь не важна и находится для Триера где-то на десятом плане) историей, характером или еще какими-то дедовскими манипулятивными приемчиками старого доброго кино. В первые же секунды в кромешной мгле мы слышим голос героя, который исповедуется своему спутнику. Сюжетная рамка тут — та же, что в «Нимфоманке»: экранизация рассказов, которыми щедро осыпает один собеседник другого. Только там была стройная и логичная история жизни. А здесь — порывистая, толком не связанная друг с другом череда глав. Нет, не «как я стал маньяком»: скорее, что запомнилось. Болтливой тетке домкратом в лоб дрызнул. Придушил недоверчивую домохозяйку. Ну, и дальше в том же духе.

Триер, похоже, открывает новую страницу в своей фильмографии: здесь, кроме Умы Турман (которую убивают за десятой минуте), нет его фаворитов последних лет. Ни Шарлотты Генсбур, ни Уиллема Дефо. По большому счету, в ленте — только два больших актера: Мэтт Диллон, звезда «Аптечного ковбоя» и «Бойцовой рыбки», и немец Бруно Ганц, ангел из «Неба над Берлином». Эти два исполина восьмидесятых и разыгрывают драму. Остальные — кукольный театр, смешная массовка, которая нужна, только чтобы вовремя выпучить глаза, брызнуть кровищей и свалить.

Магия «Джека» — в том, что здесь, с одной стороны, куча насилия. Убивают детей. Отстригают лапки птичкам. Стирают об асфальт, как наждачкой, лицо — в фарш. С другой стороны, из этого не выходит манипулятивности, жути, страшилки. Не верьте тем, кто скажет, что фильм страшный: эта кровь не пугает ничуть.

«Джек» — самый резкий, разный, радикальный фильм Триера в визуальном плане. Тридцать лет его мотало из стороны в сторону, от любительской съемки к статичным планам, от зернистого изображения к идеально вылизанному. Здесь есть вообще всё. Большой эпизод, снятый чуть не на ботинок — так сурово и любительски. Есть видеоинсталляции, которым бы позавидовали участники Венецианской биеннале. Любые приёмы Триер использует в самые неожиданные моменты. Может ускорить действие — чтобы все бегали, как в немой комедии, только в трагический и очень серьезный момент. Может склеить — против всех профессиональных правил — сверхкрупный план лица с резким отлетом камеры метров так на двести. Да чего — половина действия «Джека» вообще не преступления и наказания, а натурально презентация. Как на какой-нибудь конференции: за кадром исполнители главных ролей спорят о добре и зле, красоте и уродстве, а их умозаключения сопровождают репродукции, архивные кадры, кинохроника, фотографии, просто скачанные с ютуба видео с котиками и взятые в стоках иллюстрации. Так широко границы кино никто пока не раздвигал. Говоря простым языком, пока ни один режиссер не наглел настолько, чтобы заявить: любая картинка — кино!

Единственный момент, когда это пиршество творческой свободы и художественной воли может вышибить слезу, когда у зрителя включится сопереживание, а не наслаждение совершенством формы, — внезапное включение в общий строй личной исповеди Триера. Он внезапно показывает нарезку кадров из своих фильмов — и выглядит это однозначно: так в теленовостях иллюстрируют некрологи известным кинематографистам. Тем временем за кадром Джек рассуждает о том, может ли прекрасное быть жестоким. В общем, даёт краткую выжимку из всех рецензий, написанных на все фильмы Триера на всех языках мира. Ирония здесь, наверное, заложена и считывается, но воспринять ее, поддержать игру в смерть — выше сил.

«Джек» — фильм, который категорически противопоказано переводить на язык слов и растолковывать. А соблазн есть: вслед за героем можно вот так, очертя голову, кидаться в сравнения маньяка с художником. Каждый, кто в эти рассуждения пустится — попадет в ловушку, которую для него оставил Триер. Упустит все главное и окажется погребенным под лавиной слов и концептов. Пока будет радоваться узнанной цитате из «Божественной комедии» — проморгает очередной наглый и талантливый визуальный аттракцион.

Может, «Джека» стоило бы использовать как тренажер для начинающих зрителей. Для тех, кто к кино — и искусству вообще — подходит с линейкой: пусть меня эта история растрогает, пусть я ее почувствую. Именно на кровавой и талантливой сказке о том, что красота спасет мир, проще всего научиться воспринимать картинки и получать от этого искренний кайф, а не ждать, когда из тебя выжмут очередную слезу.

Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру»

 

«Он жил как рок-звезда, он ушел точно так же». В Мариинском театре простились с Владимиром Шкляровым

Белые цветы — букеты лизиантусов, роз, лилий — держали в руках зрители, выстроившись в очередь у входа в исторической здание Мариинского театра, где утром 21 ноября прощались с его погибшим премьером Владимиром Шкляровым. Мимо проносили большие венки — от семей, организаций… Задолго до назначенного часа прощания очередь доросла до ближайшего светофора — в основном, стояли женщины, молодые и постарше, кто-то даже с коляской. Сбоку у входа переминался с ноги на ногу мужчина в спортивном костюме с белой корзиной белых роз и лентой, на которой виделись слова «Дорогому Владимиру… красивому человеку…».

Статьи

>