«Решение стать директором я принял за сутки». Писатель Аствацатуров — о том, как возглавил музей Набокова, и что его ждет

27 апреля 2019, 12:58

Версия для печати

Tweet

Санкт-Петербургский государственный университет удивил в пятницу вечером, назначив Андрея Аствацатурова директором музея Набокова. Для популярного прозаика, лектора и литературоведа это будет первым опытом управления музеем. Интриги добавляет то, что набоковедение не входит в основную сферу научных интересов Аствацатурова. «Фонтанка» расспросила филолога, почему он рискнул встать во главе учреждения, которое уже больше месяца сотрясают скандалы, и какие перемены теперь ждут институцию.

Мы также поговорили с Татьяной Пономаревой, управлявшей музеем с 2002 года, и членами Координационного совета по спасению дома и музея Владимира Набокова, созданного на днях в Петербурге.

— Андрей Алексеевич, вы — авторитетный филолог, но совсем не набоковед. И вдруг возглавили музей Набокова. Видите ли вы здесь какое-то противоречие?

— Особенного противоречия я здесь не вижу. Я строго говоря, не могу назвать себя набоковедом, но Набоков входит в сферу моих интересов. Я занимался английской и американской литературой, а Набоков повлиял на нее. Без изучения Набокова невозможно изучать, скажем, Томаса Пинчона, Джона Барта или творчество Айрис Мердок.

— Почему вы решили занять этот пост?

— Мне кажется, что набоковский музей — довольно интересный ресурс, у него большой потенциал, здесь можно аккумулировать все существующие в университете исследования и стратегии изучения Набокова. Сейчас в СПбГУ создается Центр по изучению Набокова, и мне представляется, что можно соединить научный потенциал университета с ресурсом музейной коллекции. У нас есть, действительно, интересные ученые, которые пишут о Набокове, у нас каждый год защищают магистерские диссертации и дипломы, посвященные Набокову. Создать зону диалога музея и исследовательской мысли мне кажется очень важным.

Музей Набокова, как мне кажется, должен стать центром притяжения русской литературы, потому что вся современная русская литература также испытала влияние Набокова — косвенно и я его испытал. Тут возможны переклички с современностью. Мне бы хотелось, чтобы музей стал площадкой для дискуссий, семинаров о прозе русского зарубежья и современной русской прозе.

— Кого из современных русских писателей вы бы пригласили?

— Павла Крусанова, Вадима Левенталя, Андрея Иванова, — этот замечательный писатель русского зарубежья живет в Эстонии и много размышляет о Набокове — Михаила Елизарова, Валерия Попова, Александра Снегирева, Гузель Яхину, Алису Ганиеву, и, конечно, Евгения Водолазкина. У нас писателей достаточно много, может быть, мы организуем семинар или писательские встречи. Мне кажется, музей должен быть открыт современности, чтобы он не был совсем уж музеем.

— Вы говорите о сопряжении исследовательской мысли и общественной жизни. Вы считаете, что этого раньше не было в музее Набокова?

— Мне кажется, все-таки не было. Насколько мне известно, какие-то большие мероприятия в музее не проходили. Скорее, проходили более локальные конференции. Тут все-таки нужен какой-то иной масштаб, может быть, даже международный — нужно проводить масштабные набоковские встречи с привлечением наших коллег из-за рубежа.

— Кого из зарубежных коллег?

— Я бы с удовольствием пригласил Александра Долинина — да и многих других.

— Но музей ежегодно собирал международные конференции, куда приезжал, например, писатель и профессор Бостонского Колледжа Максим Шраер, другие исследователи из США, Чехии, Германии, Франции, Японии. И связи Татьяны Пономаревой, руководившей музеем с 2002 года, очень сложно чем-то подменить.

— Посмотрим. Я только начинаю свою деятельность и, может быть, будем использовать этот опыт. Татьяна Пономарева будет работать со мной, я надеюсь, мы станем очень конструктивно взаимодействовать.

— В какой должности останется Татьяна Пономарева, и обсуждали ли вы с ней свое назначение?

— Пономарева, мне кажется, останется в той должности, в которой была — она завотделом «Музей Владимира Набокова» (управления экспозиций и коллекций СПбГУ — Прим.Ред.). Я сегодня (26 апреля — Прим.Ред.) встречался с сотрудниками музея — это пока была такая мимолетная встреча. С Пономаревой мы, конечно, встречались и разговаривали, и она высказала мне какие-то пожелания по поводу развития музея. Например, говорила о необходимость привлечения сотрудников-набоковедов. Я ответил: «Естественно, да». Но, конечно, это будет зависеть от ресурсов СПбГУ.

— Пономарева в день вашего назначения о нем узнала или все-таки раньше?

— Этого я не знаю, но мне предложение поступило 24 апреля.

— И вы за сутки согласились?

— Некоторое время я, действительно, обдумывал.

— В СПбГУ мне неформально сказали, что ваша кандидатура уже давно обсуждалась.

— Видимо, это где-то обсуждалось. Мне делали какие-то намеки на эту тему, но когда тебе напрямую предлагают принять решение — это другое.

— Как вы для себя сформулировали ответ на вопрос: «Почему я готов к такой работе?»

— Я, может быть, такая фигура, — привлекающая к себе внимание. У меня большое количество связей, знакомств, я мог бы активизировать жизнь музея. Наверное, у меня есть опыт административной работы, я ученый с некоторым именем. Полагаю, об этом же думало и руководство СПбГУ. Но вообще мне надо сначала войти в курс дел, и потом я уже пойму, насколько я соответствую этой должности.

— Как проходила первая встреча с коллективом музея? Чувствовалась ли напряженность?

— Я познакомился с несколькими работниками, и мы очень хорошо побеседовали. Но поближе с ними пообщаюсь уже в понедельник. Честно говоря, напряженности не чувствовалось. Хотя я, конечно, читал эти (критические — Прим.Ред.) газетные материалы, касающиеся набоковского музея.

лестница в доме Набокова (Большая Морская ул., 47)

Фото: Анастасия Стрельникова, специально для "Фонтанки.ру"

— Одна из ваших задач — принять коллекцию личных вещей Владимира Набокова, которая сейчас находится в швейцарском Монтре и не попадет в Россию, пока ситуация в музее не изменится. Что вы намерены предпринять?

— Тут трудно сказать, потому что я не уполномочен принимать какие-то решения. Документы о моем назначении только подписываются. Насколько мне известно, эта коллекция будет передана Минкульту, и он будет ею каким-то образом распоряжаться. Я знаю, что существует набоковский архив, что сын писателя передал эти вещи американскому фонду с условием, чтобы они были затем переданы дому Набокова. Этот вопрос должен решать министр.

— Нужно еще решить проблему со зданием музея, которое сейчас наполовину принадлежит детской школе искусств имени Бортнянского. Там ведется ремонт, и это не устраивает американских распорядителей наследства Набокова.

— Насколько я знаю, университету принадлежит только первый этаж, а подвал, второй и третий этаж принадлежат школе искусств. Она дислоцируется в нескольких местах в Петербурге. Этот вопрос должны решать администрация школы, Адмиралтейского района и университета, но желательно, конечно, чтобы все здание принадлежало набоковскому музею.

— Андрей Алексеевич, поставлю вопрос ребром. Вы же понимаете, что, став директором, идете на конфликт с литературным сообществом? Вокруг музея уже сложилась группа творческой интеллигенции, которая поддерживает Татьяну Пономареву и вряд ли с восторгом примет ваше назначение.

— Во-первых, я читал публикации в СМИ, и они весьма неточны. То, что я увидел в «Комсомольской правде», меня несколько удивило — там все перепутано. Говорится, что в здании ведется разрушительный ремонт, и подразумевается, что его ведет университет. Что действительности не соответствует, потому что этот ремонт ведут администрация Адмиралтейского района и музыкальная школа, и этот ремонт начался без ведома СПбГУ. Во-вторых, я тоже принадлежу к творческой интеллигенции и даже занимаю в ней не последнее место. Сейчас появились публикации в «ТАССе» и «Коммерсанте», которые разъясняют ситуацию. Я почти уверен, что большинство людей, которые входят в Координационный совет по спасению музея, изменят свою позицию.

— Конфликта не будет?

— Интеллигенция очень любит обиженных. На том мы, собственно говоря, и стоим. Но нужно, во-первых, разобраться, во-вторых, трезво начать взаимодействовать. Необходимо, чтобы музей взаимодействовал с СПбГУ, чтобы они вместе взаимодействовали с Минкультом. Зачем поднимать какой-то непонятный мне скандал, когда можно просто начать работу? Например, по описанию коллекции. Ее должен был вести музей, но, насколько я понимаю, она велась абсолютно неудовлетворительно.

— Какие научные силы вы хотите привлечь в музей?

— В Петербурге есть много людей, которых бы я хотел видеть. У нас есть хороший специалист, автор книги о Набокове Николай Карпов. Доктор наук, профессор Александр Олегович Большев писал о Набокове довольно интересные психоаналитические статьи. Федор Никитич Двинятин опубликовал несколько статей, которые обозначили прорыв в исследовании интертекстуальности Набокова. Есть Валерий Тимофеев, который Набоковым занимается с конца 1980-х.

— При всем уважении к Карпову, одна книга о Набокове — это пока не все же не уровень, например, покойного Бориса Аверина или того же Александра Долинина. Да и у Двинятина с Большевым набоковедение — не основная сфера научных интересов.

— У всех перечисленных людей — разные интересы. Я тоже писал о Сэлинджере, и посвятил ему три статьи, а есть люди, которые писали о нем всю жизнь. Начнем работать — увидим.

— Понедельник — ваш первый рабочий день на новом месте. Вы придете в музей — и чем займетесь?

— Я приду знакомиться с коллективом, документацией. Соберу коллег, чтобы они рассказали мне о своих проблемах.

— То есть вы себя видите в этой ситуации посредником между различными участниками процесса?

— Я бы не сказал так. Я, скорее, вижу себя посредником между музеем и общественностью.

— Не боитесь, что бюрократия на новой работе заест?

— Знаете, я кафедрой сейчас заведую и вообще ничего не боюсь.

За комментарием мы также обратились к Татьяне Пономаревой, но также подробно побеседовать с «Фонтанкой» она не смогла, напомнив, что сотрудники университета не имеют права общаться со СМИ без согласования с пресс-службой. Из слов Татьяны Пономаревой «Фонтанка» поняла, что в пятницу ее пригласили на совещание у первого проректора университета. Здесь Андрея Аствацатурова главе музея представили как нового заместителя начальника управления экспозиций и коллекций СПбГУ. Только вечером из публикаций в прессе Татьяна Пономарева узнала, что Аствацатуров получил должность директора.

— Я не знаю, уволена я или нет? Или я второй директор? Пока никаких звонков, писем по этом поводу не поступало, — отметила Пономарева.

На вопрос о том, как сама набоковед оценит перспективы коллеги на посту директора, она ответила, что «никогда с ним рядом не работала, не преподавала у него», но знает, «что он считается сильным филологом, его лекции популярны у студентов».

— Конечно, странно, что он Андрей Алексеевич не позвонил или не написал мне после этого совещания — ведь контакт с ним есть, хотя мы никогда близко не общались и не сотрудничали. Но дадим ему время. Не будем делать скоропалительных выводов. Я всегда стараюсь видеть в людях хорошее, — отметила Татьяна Пономарева. — Возможно, для него это тоже было неожиданным.

Что же планов развития музея, то Татьяна Пономарева подчеркнула, что «это не целина, где все надо начинать с нуля»:

— Музей много сделал со своими небольшим штатом, нас знают во всем мире как научный центр: мы проводили конференции, нам удалось издать два сборника, и для третьего есть уже материалы. Мы организовывали сотни художественных выставок, вели литературные и музыкальные программы. Другое дело, что в последние годы была создана очень тяжелая обстановка работы, у сотрудников снизились зарплаты, а затем их ставки сократили, и продолжать все это стало фактически невозможным.

— Есть ли у вас понимание, как вы проведете понедельник, когда Аствацатуров первый день проведет в музее? — спросила «Фонтанка».

— Не могу сказать. Все это слишком неожиданно, — ответила Татьяна Пономарева.

А вот как кандидатуру Андрея Аствацатурова оценили участники координационного совета, созданного 23 апреля для поддержки музея.

Мария Виролайнен, заведующая отделом пушкиноведения Института русской литературы (Пушкинский дом) РАН:

«Ответ надо начать с того, как я оцениваю Татьяну Олеговну Пономареву. А она — человек, который прекрасно знает фонды, разбирается в творчестве и биографии Набокова, имеет большой опыт музейной работы, знает набоковедов со всего мира. Татьяна Олеговна, с моей точки зрения, должна оставаться на своем месте. Смысл назначения Аствацатурова я пока не очень понимаю — тут нужно разобраться, как мыслятся его компетенции. Аствацатуров — прекрасный лектор, хороший филолог. Может быть, я близко не знаю его биографию, но он никогда не занимался музейным делом и специально не занимался Набоковым. Кого-то назначать руководить Пономаревой я не вижу смысла».

Андрей Арьев, соредактор журнала «Звезда»:

«Аствацатуров очень культурный, приличный человек. И, я думаю, что он понимает, в каком он положении находится, и что смещать Татьяну, которая бог знает сколько лет проработала и собрала бесценную коллекцию музея, — нельзя. Аствацатуров — не набоковед, но интеллигент и прекрасно знает, кто такой Набоков, и очень хорошо разбирается в двадцатом веке. Я надеюсь, его назначение будет даже к укреплению музея. Но только в случае, если Татьяна Пономарева останется на своем месте».

Наталия Соколовская, писатель и редактор:

«Это ловкий, но не вполне законный с точки зрения трудового законодательства ход. Если б не это обстоятельство и не бессовестное отношение руководства СПбГУ к Татьяне Олеговне Пономаревой, которая фактически создала музей в его настоящем виде, это назначение можно было бы признать даже умным. Андрей Аствацатуров — известный писатель, известный филолог, и, что для данной истории немаловажно, — он из замечательной семьи давно и прочно включенной в культуру Петербурга. Шум, поднятый общественностью вокруг катастрофической ситуации с музеем Набокова, заставил руководство университета действовать. Но главный шаг должен быть другим: экспонаты музея и сам Дом-музей Набокова должны принадлежать Петербургу. И не только потому, что руководство университета довело ситуацию до почти международного скандала. А потому, что Дом-музей — все здание семьи Набоковых — национальное достояние. Оно должно принадлежать городу».

Марина Смирнова, руководитель фонда «Живая классика»:

«Андрей Аствацатуров никогда не занимался творчеством Набокова и никогда не руководил ни одним музеем. Татьяна Пономарева во многом создавала этот музей, она три тысячи экспонатов собрала за пятнадцать лет. Вот так Университет к людям относится.

Объявлено, что Татьяна Олеговна сохранит свою должность заведующей филиалом «Музей В.В. Набокова», а Андрей Аствацатуров станет новым директором. Но каким образом эта ставка директора появилась так быстро? Он ее из кармана достали? И вообще что значит это «сохранит свою должность»? Тут игра слов: она сохранила свою должность, но руководить музеем стал другой?

Назначение Аствацатурова ничего кардинально в судьбе музея не меняет и не связано со стратегией развития музея. Он, безусловно, фигура, но его появление в музее — лишь ответ на возмущение СМИ по поводу бездействия в дни юбилея. Пиар-ход, отмашка. В университете надеются, что под имя Аствацатурова передадут наследство Набокова. Но вряд ли это случится».

Беседовала Елена Кузнецова, «Фонтанка.ру»