Случай «вопиющий», но «не из ряда вон»: Что кража Куинджи рассказала о безопасности в российских музеях

28 января 2019, 23:44

Версия для печати

Tweet

Можно ли назвать закономерностью хищение «Крыма» из Третьяковки, что не так с системой безопасности музейных экспонатов в России, и почему директор Русского музея был прав, говоря, что «время от времени такое происходит», — разобралась «Фонтанка».

Сюжет для комедии в похищении «крымской» картины Куинджи из Третьяковки не увидел только ленивый. В километре от Кремля в день рождения начальника Росгвардии (и самого художника) воруют произведение искусства. Причем берут «на дурака» — просто снял со стены и пошел.

«Вопросы есть: как так произошло, что удалось картину снять, вынести и только после этого забили тревогу», — выразил всеобщее недоумение директор департамента музеев минкульта Владислав Кононов на экстренном пресс-брифинге 29 января.

Фото: Архип Куинджи/«Ай-Петри. Крым», 1898 -1908 гг.

Ответы, собственно, лежали на поверхности: в Росгвардии практически сразу заявили, что их работники на выходе из музея не стоят — только на входе; сотрудники полиции в момент преступления разбирались с кражей шубы из гардероба; датчиков на картинах не стояло, народу в залах было много, и углядеть за всеми смотрителям не удавалось. Директор Третьяковки Зельфира Трегулова на том же пресс-брифинге почти прямым текстом заявила, что музей исходит из презумпции невиновности посетителей — то есть рассчитывает, что они идут картины смотреть, а не воровать.

«Так выносят из музеев очень часто»

Системы безопасности в музеях разных стран устроены по-разному. Где-то нельзя подходить к картинам ближе определенного расстояния (на одном из главных мировых музейных событий-2018, выставке Брейгеля в Вене, в залах постоянно раздавался писк сигнализации). А Русский музей еще пять лет назад с гордостью показывал журналистам датчики на картинах: аппаратуру реагировала на любое смещение произведения искусства. Впрочем, не всегда: тогда еще начальник службы безопасности музея Ирина Кузнецова (позднее она стала героиней криминальной хроники в связи с хищениями при госзакупках), демонстрируя чувствительность системы, наткнулась на картину, где датчик сработал не сразу. Справедливости ради, смещение было незначительным — снимать картину со стены не пробовали. Но «осадочек остался».

Собственно, о датчиках и заговорили на следующий день после кражи. Дело в том, что «жучки» — штука дорогостоящая, в том числе в обслуживании, и установлены не везде. В первую очередь ими оборудуют постоянные экспозиции и наиболее ценные экспонаты на временных выставках. В Третьяковке признали: на украденной картине Куинджи, принадлежавшей Русскому музею, датчика не было. Теперь приборами обещают экстренно дооборудовать находящиеся на выставке картины.

«Какой бы ни была защита, есть люди, которые пытаются эту защиту взломать, — поделился с «Фонтанкой» соображениями референт Союза музеев России Борис Аракчеев. — Организовать четырехступенчатую систему охрану, как в Эрмитаже, не каждый музей может. Например, Музей истории религии — не может и, может быть, это не нужно, потому что там нет такого количества экспонатов и людей. Я думаю, что в Третьяковке (такая система — Прим.Ред.) — должна быть: там и полиция, и технические средства, и собственная защита, и охрана, и музейные служители. Насколько добросовестно каждый исполняет свои обязанности — уже вопрос расследований».

Сам директор Эрмитажа Михаил Пиотровский в комментарии для прессы 28 января заявил, что дело не столько в мерах безопасности, которые «у всех достаточно хорошие», а в том, что «пока существуют зрители, есть и риск». «Эта история, которая произошла, совершенно не из ряда вон выходящая, так выносят из музеев очень часто», — отметил Михаил Пиотровский. И таким образом поддержал пострадавшего в этой ситуации директора Русского музея Владимира Гусева. Тот накануне сказал «Фонтанке», что время от времени подобные ситуации случаются, и от них никто не застрахован.

Кому, как не Владимиру Гусеву, знать: не так давно, в 2001 году, в Нью-Йорке украли другую работу Русского музея — этюд Марка Шагала. Преступник хотел добиться мира между Палестиной и Израилем, выставив это в качестве своего требования, но Русский музей, предсказуемо, ничем помочь не смог. И произведение пришлось вернуть, что и было сделано в 2002 году: этюд подбросили на почту.

«В Третьяковку мы отправляем вещь с надеждой, что она сохранится»

Еще один аспект организации выставки, о котором часто вспоминали в связи с кражей картины «Ай-Петри. Крым», — страховка. Сейчас музеи руководствуются инструкцией минкульта, которая обязывает принимающую сторону (в данном случае — Третьяковскую галерею) страховать принимаемые произведения только на время транспортировки. (Это правило работает, если выставка проходит на территории России). Но каждый «отдающий» музей может потребовать страховку на весь период пребывания картины на выставке. Как выяснилось позднее, в случае с Куинджи такая страховка все же была. Правда, как разъяснил «Фонтанке» Борис Аракчеев, если бы, не дай бог, история картины с крымским пейзажем закончилась плачевно, страховую сумму все равно получил бы не Русский музей, а минкульт. Формально именно он является собственником произведений.

Сумму страховки определяют по-разному. В Эрмитаже «Фонтанке» рассказали, что вопрос решает хранитель вещи, исходя из стоимости подобных предметов на нескольких аукционах за последние годы и умножая ее на два.

В Русском музее схема примерно та же. «Учитываются аукционные цены, сохранность и уникальность конкретной работы, популярность художника. Цена на страховку всегда завышена — подчас она выше рыночной стоимости, — рассказал «Фонтанке» источник, уточнив, что самые баснословные цены для страховки своих произведений выставляет Московский Кремль. — При вывозе произведений Русского музея в Третьяковскую галерею страховка будет ниже, чем при вывозе в какой-либо другой музей в России, например, провинциальный, где риски больше. В Третьяковку мы отправляем с надеждой, что вещь сохранится. Кража Куинджи — вопиющий случай».

Кстати, страховая компания же, по мнению Бориса Аракчеева, может стать еще одним источником защиты для произведений, если ее участие в надзоре прописано: кому, как не ей, выгодно, чтобы все требования безопасности соблюдались. Как было в случае «Крыма» — неизвестно. Должны думать о безопасности и дизайнеры выставок, не создавая «слепых зон», скрытых от глаз смотрителей. Не висела ли картина Русского музея в одной из таких — тоже вопрос.

«От коллекционеров поступают заказы»

Все музейщики в разговорах сходятся на том, что нет стран, где не воровали бы картины.

«Но у нас последнее время стало слишком часто, — замечает Борис Аракчеев. — В Плесе было страшное дело совсем недавно (в 2014 году из дома-музея Исаака Левитана украли пять картин — Прим.Ред.). Надо принимать более серьезные меры. Тем более что интерес к искусству растёт не только у зрителей, но и у коллекционеров. От них поступают заказы. Есть ведь и «серые» коллекционеры, которые вообще свои коллекции никому не показывают. Правда, в России я таких не знаю». 

Версия, что задержанный Денис Чуприков действовал в интересах некоего коллекционера, действительно, обсуждается в СМИ. На это специалисты замечают, что в таком случае выбор именно «Крыма» неочевиден — настоящий ценитель предпочел бы любоваться чем-нибудь посолиднее, вроде «Лунной ночи на Днепре».

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»