«Быть свободным и не оглядываться». Почему стоит читать и перечитывать Андрея Битова

04 декабря 2018, 11:00

Версия для печати

Tweet

Ушёл из жизни Андрей Битов, создатель «Пушкинского дома», — одно из главных произведений русской литературы XX века. Но текст памяти Битова всё равно не обошёлся без озорства, драки и бутылки, разбитой об голову.

Один из первых сборников Андрея Битова, «Аптекарский остров», открывается рассказом «Автобус». Начало 1960-х. Лирический герой едет в автобусе, мечтает придумать книгу «без композиции, без языка, без всех этих фокусов», шатается по ленинградским улицам, «со спеху впарывается в женский туалет» к проституткам. Это уже сейчас мы знаем, что перед нами «короткая проза, вдохновлённая абсурдистскими рассказами Виктора Голявкина». А если бы не знали? Тогда бы сказали, что рассказ довольно рыхлый. Хотя и не лишённый достоинств. Первое предложение — «Хорошо бы начать книгу, которую надо писать всю жизнь» — критики и литературоведы цитируют до сих пор.

В начале 1970-х из-под битовского пера выходит роман «Пушкинский дом» — один из гениальных русских текстов XX века. Многослойное, хитро устроенное произведение, внутри которого можно путешествовать, сопоставлять и противопоставлять сюжетные ходы хоть несколько месяцев кряду; теряться, как в коридорах настоящего Пушкинского дома.

Нестандартный по композиции, этот текст необычайно сложен в плане стилистики. Если прибегать к ассоциациям из области алкогольной промышленности, то создание такого литературного материала подобно производству хорошего виски с его многочисленными и тонкими процедурами брожения, перегонки и купажирования.

«...Ветер мчался дальше, как вор, и плащ его развевался… Он коснулся улиц города, как посадочной полосы, еще подпрыгнул при столкновении, где-то на Стрелке Васильевского острова, и дальше понесся сильно и бесшумно меж отсыревших домов, ровно по маршруту вчерашней демонстрации… Так он утюжил город, а следом за ним, по лужам, мчался тяжелый курьерский дождь...». «Пушкинский дом» — ещё и один из самых петербургских текстов XX века. В этом плане конкурировать с ним может разве что «Петербург» Андрея Белого.

обложка романа

Фото: Издательство Ивана Лимбаха, 1999

Разница между Битовым «Автобуса» и Битовым «Пушкинского дома» — в каких-то десять лет. Но что это были годы! В 1961-м Битов — студент Ленинградского горного института (будущего писателя уже исключили за литературную публикацию, но он восстановился), участник литобъединения под руководством поэта Глеба Семёнова, а затем — и ЛИТО при издательстве «Советский писатель», где также участвовали Рид Грачев, Яков Гордин, Сергей Вольф, Валерий Попов. Битов 1971 года — уже не новичок: член Союза писателей, выпустил несколько сборников, окончил Высшие сценарные курсы в Москве, живёт на две столицы. К диссидентам, политическим «шестидесятникам» автор себя никогда не причислял, но за эпохой внимательно наблюдал. И видел, как меняется время, как улетучивается послесталинский романтизм, как наливается бронзой брежневский застой.

Об этом, в том числе, — его ключевая книга. В главном герое Лёве Одоевцеве, учёном-филологе, внуке политзаключённого, нерешительном интеллигенте и конформисте, Битов, возможно, отчасти изобразил и себя. А нам сложно не узнать самих себя в начале XXI века — время-то похожее, да и типажи тоже. Если о прототипе Лёвы можно спорить, то о прототипы его деда — репрессированного учёного Модеста Платоновича Одоевцева — известны: это филолог Михаил Бахтин и писатель Юрий Домбровский. У обоих — болезненный опыт отношений с тоталитаризмом.

«Пушкинский дом» включён в учебники литературы как одна из основополагающих отечественных постмодернистских книг — наряду с «Москвой-Петушками» Венички Ерофеева и «Школой для дураков» Саши Соколова. В этот текст вплетена русская классика — Пушкин, Лермонтов, Чернышевский, Тургенев, Достоевский; главы и подглавки романа — «Отцы и дети», «Герой нашего времени», «Бедный всадник», «Медные люди» — перекликаются с «золотыми» произведениями XIX века. Как молодой ленинградский писатель, находящийся за железным занавесом, почувствовал и предугадал, что такими играми с прошлым будет ещё полвека, а то и дольше, заниматься вся мировая литература? «Я ничего не предсказывал. Я просто был свободным человеком и писал, как хотел. Это было гораздо важнее — что я не оглядывался», — сказал Андрей Битов в 2016 году в интервью «Фонтанке».

До «Пушкинского дома» в творческой жизни Битова случались несомненные удачи — такие, как рассказы «Пенелопа» или «Бездельник». Во время (роман писался на протяжении шести лет) и после — тоже: стоит вспомнить очерки о путешествиях по Армении и Грузии, ироничные пушкиноведческие записки «Вычитание зайца». Но именно «Пушкинский дом» всё-таки станет magnum opus Битова — не в последнюю очередь благодаря политическим обстоятельствам. Из-за невозможности опубликовать роман в СССР произведение было напечатано в 1978 году в американском издательстве «Ардис». Это значило фактический запрет на дальнейшие публикации на родине. Ситуацию усугубил скандал 1979 года с неподцензурным альманахом «Метрополь», в котором Битов участвовал вместе с Василием Аксёновым, Беллой Ахмадулиной, Андреем Вознесенским, Фазилем Искандером и другими. 

обложка альманаха «Метрополь»

Фото: Ardis Publishing

Лишь конец 1980-х — начало 1990-х принесли писателю широкую известность, награды, поездки за границу.Битов преподавал русскую литературу в Уэслианском, Нью-Йоркском и Принстонском университетах, получил премию Андрея Белого, российскую госпремию, французский орден «За заслуги в искусстве и литературе», но при этом оставался абсолютно непритязательным в быту. Его петербургское жилище на Невском и в 2000-е напоминало коммунальную квартиру — с сушащимся бельём, нагромождением книг и без малейшего намёка на уют.

Жизнь Битова сама по себе могла бы стать романом. Об его склочном характере ходили легенды. Уже до дыр истёрт довлатовский рассказ о Битове — фактически недостоверный, но по сути очень меткий. Там где писатель ударил поэта Андрея Вознесенского, а на товарищеском суде объяснил своё поведение так: «Выслушайте меня и примите объективное решение. Только сначала выслушайте, как было дело. Я расскажу, как это случилось, и тогда вы поймете меня. А следовательно — простите. Потому что я не виноват. И сейчас это всем будет ясно. Главное, выслушайте, как было дело… Захожу в "Континенталь". Стоит Андрей Вознесенский. А теперь ответьте — мог ли я не дать ему по физиономии?!»

Битов — общественный деятель (а признавал это писатель или нет, но с поздних 1980-х это стало одним из его credo) руководствовался теми же принципами, что и прозаик. Действовал вольно и надпартийно, не связывал себя идеологическими клише. В конце 1980-х стал одним из основателей, а позже и президентом, российского ПЕН-Центра. А когда в 2016-м организацию сотрясал сокрушительный скандал, так и не вышел из неё, впрочем, не присоединился и ни к одной из враждующих партий. В 2014-м, в разгар «крымской весны», вместе с другими культурными деятелями предложил провести Конгресс интеллигенции «Против войны, против самоизоляции России, против реставрации тоталитаризма», а 2001-м заступился за разрушаемый властями НТВ.

Впрочем, петербуржцы должны запомнить Битова-«деятеля» только по одному поступку, абсолютно кристальному и внеполитическому. Это Битов придумал в 1994 году памятник Чижику-Пыжику вместе с другим гением XX века — грузинским режиссёром Резо Габриадзе.

Никита Елисеев, литературный критик, библиограф Российской национальной библиотеки:

Андрей Битов стал известен по «Пушкинскому дому». Но и до «Пушкинского дома» были широко известны его «Пенелопа», «Аптекарский остров». В то время в ленинградской прозе ценились два писателя — Андрей Битов и Рид Грачёв. Причём Битов, как это не удивительно, в своей прозе был мягче, нежнее Грачёва, чьи сочинения — этакий закалённый клинок.

Почему именно «Пушкинский дом» попал в струю, в тон? Это было произведение на очень важную тему — о существовании интеллигенции в условиях тоталитаризма, о молодом человеке, который с самого начала — с детского сада, со школы — попадает в абсолютно ложную систему координат. Вопрос в том, каким образом он будет из неё выбираться? «Пушкинский дом», возможно, стал вершиной битовского творчества, хотя своего мастерства Андрей Георгиевич не терял никогда. Это был удивительно остроумный человек и большой писатель.

Яков Гордин, писатель и публицист, соредактор журнала «Звезда»:

Если бы Андрей Битов был просто автором «Пушкинского дома», он не был бы Битовым. А «быть Битовым» значит быть не только по-настоящему талантливым прозаиком, но и человеком нетривиально мыслящим. Те, кому довелось беседовать, спорить с Андреем, знают, что это всегда было очень нелегко, поскольку ход его мыслей был абсолютно неожиданным. И это чувствуется в его зрелой стилистике, в оформлении сюжета. И не только в «Пушкинском доме», но и в повести «Улетающий Монахов», и в рассказе «Пенелопа», и в заметках об Армении.

Мы знакомы с 1959 года, никогда не были близкими друзьями, но много лет пребывали в добрых, приятельских отношениях. Любопытно, что я никогда не думал о нём как о постмодернисте. Почему Андрей — постмодернист, а не просто своеобразный, умный, тонкий прозаик — у меня нет ответа на этот вопрос. Те, кто лично знал Битова, воспринимают его совсем по-другому, чем те, кто его только читали.

Битов был ни на кого не похож. У него есть свои истоки, например, творчество Толстого. Он повлиял на многих самим фактом своего существования в литературе. Но не думаю, чтобы у него были ученики, как у Платонова, Булгакова, — писатели, которые следовали той же методе, пытались воспроизвести похожую стилистику. Битов был один такой, достаточно одинокий в нашей литературе.

Валерий Попов, председатель Союза писателей Санкт-Петербурга:

В начале 1960-х я пришёл в ЛИТО при издательстве «Советский писатель» — в Дом Зингера, на третий этаж. Там сидели в конце коридора в комнатке, и Битов читал рассказ «Бездельник». Сама его внешность, точёный, и в то же время тяжелый профиль, взгляд на грани агрессии, какой-то звериный — это была мощнейшая личность. На него все смотрели, даже не зная, кто это.

Потом мы как-то завязались, и лет десять активно дружили. Или враждовали — пополам. Это было что-то такое о «двух медведях в одной берлоге»: мы были чем-то похожи, и это раздражало. Однажды у нас случилась крупная драка — (в квартире Битова — Прим.Ред.) на Невском, 116. Поводом было то, что я взял игрушку его дочурки: девочку тогда увезли на дачу в Токсово. И Битов в ответ ударил меня другой игрушкой — паровозиком. Мы бились всю ночь. С нами был такой Юра Лившиц, баскетбольный тренер, плейбой. Он сначала, посмеиваясь, пытался нас развести по углам, а в какой-то момент решил валить срочно, пока не убили. Сидел во дворе и слушал жуткие удары и вопли, доносившиеся из окна. После драки я дошёл до дома, и мы быстро помирились. Битов позвонил: «Слушай, мне нужно идти в издательство, а у меня лицо в дверь не влезает. Приходи». Я вернулся, и мы с ним пошли выпить пива.

В действительности, поводом для драки, может быть, была и не игрушка, а женщины. Но и с проблемой с женщинами можно было как-то разобраться. А вот с литературой было разобраться невозможно. Тут требовалась драка: кто кого — вопрос стоял очень остро. Интересно, что эта схватка имела какой-то победный характер. Победили оба: мы никогда злобы друг на друга не таили. Это был турнир, которым мы оба гордились, светлый эпизод.

Виктор Ерофеев, писатель, автор книг «Жизнь с идиотом» и «Русская красавица», автор неподцензурного альманаха «Метрополь»:

Был ли Битов постмодернистом? Это такие выдуманные дефиниции. В нем скорее был именно модернизм. Андрей хорошо знал, как оживить роман модернистскими ходами. У него было реалистические представления о человеке, тогда как постмодернизм такие представления ломает.

Да и какая разница, какой творческий метод он исповедовал. Дело в том, что он был человек талантливый и удивительно умный, чем меня поражал и радовал, и почему я страшно с ним хотел дружить, а затем и дружил. Он видел мир гораздо более адекватно, чем почти все живущие на земле. При этом в нём была ленинградская сдержанность души, которая тоже поражала в таком расхлёбанном, разболтанном состоянии культуры. Конечно, он срывался, у него были вспышки ярости. Но это было связано с его совестью, которая, свою очередь, каким-то образом связывалась с совестью нации. Он не был совестью нации, но корреляция между его совестью и совестью нации, несомненно, была.

У нас, кстати, с ним тоже была яркая, запоминающаяся драка — после окончания «Метрополя». Как человек, по своей природе близкий к идеям белого офицера, он вскипел, когда я сказал, что надо всё-таки выходить из Союза писателей (из-за публикации альманаха Виктора Ерофеева и Евгения Попова исключили из организации, Василий Аксёнов, Инна Лисянская и Семен Липкин покинули Союз писателей в знак протеста, но Андрей Битов и часть других авторов «Метрополя» в своё членство сохранили — Прим.Ред.). Легенда гласит, что об мою голову разбилась бутылка шампанского. В действительности, там была бутылка водки, дача Ахмадулиной, Старый Новый год 1980-го. Эпизод был кровавый, но те времена были трудные для всех. Казалось, что они останутся навсегда, непонятно было, как станет дальше развиваться ситуация. Горбачёв пришёл только через пять лет.

Битов не был по-писательски противным — он был просто умным, поэтому ему дураки неинтересны были. Он умел дружить и нежно дружил с Ахмадулиной, Юзом Алешковским. Если говорить о каких-то притяжениях, то в Питере он находил их больше, чем в Москве, но там ему было скучновато. А Москва была центром его интеллектуального мира.

Андрей большое значение придавал слову «стиль», ценил писателя за стиль. У нас по этому поводу тоже возникало большое количество разногласий: он ценил форму, как сделанную шинель. А я считал, что шинель сделана на небесах. Но эти разные подходы к литературе, как ни странно, нас невероятно сближали.

Елена Кузнецова, «Фонтанка.ру»