Театр наизнанку: Как «Точка доступа» меняет представление о театре, городе и вашем «я»

06 августа 2018, 15:28

Версия для печати

Tweet

«Точка доступа» — фестиваль, который проходит вне привычных театральных стен. Декорациями могут служить вокзал, действующая выставка в музее, частная квартира или гараж. «Точка доступа» привозит в Петербург так называемые site specific постановки, вырастающие из конкретных мест и ситуаций, зачастую совсем не театральных. Это театр экспериментальный и непосредственно вовлекающий зрителя в действие.

В 2018 году фестиваль прошёл с 19 июля по 5 августа. Инопланетное вторжение в кронштадтский форт; Нью-Йорк, наложенный на карту Петербурга; коллективное препарирование стереотипов. «Фонтанка» увидела три экспериментальных спектакля и рассказывает о них.
 
«Музей инопланетного вторжения»

Все начинается, как игра, весёлое приключение. Около старинного форта «Константин» в Кронштадте зрителей встречают два лаборанта в синих халатах — этакие сотрудники НИИЧАВО из романа Стругацких.

— Мы находимся перед входом в музей инопланетного вторжения. Оно произошло в 1989 году в Томской области. Основная часть экспозиции представляет собой найденный архив младшего научного сотрудника Томского политехнического института имени Кирова Тамары Александровны Михайловой. Свойства представленных объектов до конца не изучены — просьба быть внимательными и без необходимости их руками не трогать, — деловито сообщают лаборанты.

Зрители шутливо переглядываются: мол, принимаем условия игры.

Спускаемся в форт, где темно, сыро и — на контрасте с июльской петербургской жарой — холодно. В первом же зале включаются аудиозаписи «очевидцев происшествия». «Во вторник с утра, где-то в полпятого, я пошёл по нужде... Поднимаю голову — летит что-то и светится», — рассказывает парень по имени Георгий. «Нам на Новый год на всю бригаду, на все четыре дома, дали талоны на колбасу. По полкилограмма... Ночью разбудил гул, как у падающего самолёта в фильмах про войну… Страшно: никуда не выхожу, только в доме. Мы из города зачем уехали? Там же невозможно уже было: очереди, работы нет», — усталым голосом произносит тридцатилетняя женщина, укачивая ребёнка.

Фото: Полина Назарова, предоставлено фестивлем «Точка доступа»

Фото: Полина Назарова, предоставлено фестивлем «Точка доступа»

Фонарик «лаборантов» выхватывает из непроглядной тьмы отдельные предметы — металлическая звёздочка, пионерский галстук, хлеб, авоська, красные детские ботинки. Зрители щурятся и расступаются перед лучом света. Археология советской повседневности передана в стиле Ильи Кабакова, только социальный подтекст — жестче и чернее. «Мне главное, чтобы нас отсюда никуда не дели. Сейчас войска выводят из Афганистана. Там сын. Он не пишет уже год как. А вдруг он приедет — и никого нет?» — продолжает следующий свидетель, пожилая женщина.

Типичный советский посёлок, вдруг ставший местом ЧП. Невозможно не задуматься: а как жили эти люди до катастрофы? И почему они, с их маленькими и большими бедами, заинтересовали соотечественников только после вторжения инопланетного разума?

В следующем зале — уже светло. Тут установлены макеты той самой местности в Томской области. Лаборанты вылепливают из пластилина солдат, брошенных в атаку на инопланетян. Звучат архивные справки: «От начальника управления КГБ по СССР Комарову О.С. 20 января 1989 года спецроте № 1 был дан приказ осуществить наступление. Вследствие недопуска учёных специалистов... личный состав осуществил самостоятельную подготовку планов наступления. Безвозвратные потери вооружения — танк Т-34, вертолёт Ми-8...». Взрослые зрители смотрят во все глаза и слушают длинные справки. Подростки (спектакль позиционировался как семейный) скучают и оживляются, когда им предлагают слепить из пластилина «трехногую вышку» — корабль инопланетян.

Фото: Полина Назарова, предоставлено фестивлем «Точка доступа»

Придуманное «Инопланетное вторжение» воссоздаёт историю реальных советских техногенных катастроф — Чернобыль, Семипалатинск, «Красное Сормово»: растерянность властей, самоотверженность ликвидаторов, бессилие учёных (того самого доцента Михайлову, особенно заинтересованную в исследовании ситуации, по спектаклю, отправляют в психиатрическую больницу), тотальный запрет на распространение информации, полное равнодушие к судьбе местных жителей.

Но в финале и этот угол восприятия меняется. Команда спектакля поставит вопрос «о памяти памяти», поднятый недавно поэтом Марией Степановой в одноименной книге. Что мы помним и о чём забываем? Как нужно, и нужно ли, хранить информацию о трагедии? Кто он, хранитель памяти, и как мы относимся к нему? Вопросы более чем уместные в стране с непредсказуемым прошлым, которая уже в третий раз за сто лет меняет отношение к собственной истории.

«Санкт-Петербург вне себя»

— Меня зовут Наталья, я ваш экскурсовод. Многое из того, что вы услышите, будет ложью. А может быть, немного и сумасшествием.

Разномастная компания горожан занимает места на теплоходе, стартующем от Воскресенской набережной. Тут всё, как на настоящей водной прогулке. Уютная женщина-гид проверяет микрофон и поправляет стопку листов с текстом экскурсии.

Фото: Полина Назарова, предоставлено фестивлем «Точка доступа»

Под мелодию битловского Yesterday, переложенного для балалайки, плывём мимо Дворцовой набережной и Стрелки Васильевского острова, по Малой Невке выходим в акваторию Финского залива. Наталья читает фрагменты из книги «Нью-Йорк вне себя» голландского архитектора Рема Колхаса. Только все американские названия заменены петербургскими. Васильевский остров — Манхэттен, Лахта центр — «Эмпайр стейт билдинг», Мариинский театр — Метрополитен-опера, «Ленфильм» — «Парамаунт», ЗСД — Бруклинский мост, Чемпионат мира по футболу-2018 — всемирная ярмарка 1939 года.

Сначала это кажется комичным: «Васильевский остров был открыт в 1609 году Генри Гудзоном, а через четыре года, помимо индейских хижин, там выросли целых четыре дома в европейском понимании». Но постепенно комический эффект отходит на второй план — начинается исследование тех урбанистических законов, которые наводят мосты между такими разными Петербургом и Нью-Йорком.

И в том, и в другом городе есть небоскрёб («Региональное планирование может поставить под сомнение что угодно, но не небоскреб. Он вне критики»). И там, и там жителями управляет азарт развлечений, ненасытная жажда впечатлений, «городской театральности» (за неё отвечает торговый центр «Питерлэнд», «играющий роль» парка развлечений «Страна грёз», и «Диво Остров», перевоплотившийся в «Луна Парк»). И там, и там в ландшафте превалирует вода, а пространство осваивалось благодаря иностранцам, в том числе выходцам из Голландии.

Во главе команды «Санкт-Петербург вне себя» — швейцарский режиссёр и танцор, автор остроумных перформансов «Заглавие», CMMN SNS PRJCT, «Праздник на сцене», «Языковая лаборатория Вавилона», «Техника полукровки» Мартин Шик. Ему ничего не стоит устроить среди публики аукцион за право купить представление «по кусочкам» (заплатил — увидел следующую часть). Или предложить зрителям одеть в свои вещи актёров, вышедших на сцену только в нижнем белье.

Фото: Полина Назарова, предоставлено фестивлем «Точка доступа»

Что вызывает вопросы в спектакле — заключительное слово драматурга Анна Ильдатовой, приспособившей книгу для России. Стоило ли вслух проговаривать истины о «похожести» городов, если они и без того понятны? Театрализованная интермедия, которую разыгрывают на борту актёры, одетые сотрудниками теплохода (они предлагают гостям напитки; танцуют, надев на голову шапки в виде достопримечательностей — Адмиралтейства, Зимнего дворца, Спаса на Крови), — тоже кажется лишней.

Текст Колхаса и виды Петербурга — хорошая пара сами по себе, без добавок.
 
«Questioning / Кто ты?»

Несколько десятков человек заходят в зал. Рассаживают на стульях друг напротив друга. Голос невидимого модератора говорит:

— Посмотрите на человека напротив. Попробуйте ответить на вопросы о нём.

Под стульями мы находим планшеты для бумаг, конверты с вопросами и ручки.

Напротив меня — девушка двадцати с лишним лет. Светловолосая, в пестрой блузке и белых кедах, с подвеской на шее. Мы широко улыбаемся друг другу — незнакомка  вызывает у меня симпатию, как и я у неё.

Вопросы вроде «Где родился и вырос человек напротив?», «Есть ли у него дети?», «С кем он живёт?» преодолеть относительно легко. Мою визави зовут, допустим, Аня. Ей 29, по профессии — маркетолог, отношения с родителями ровные. Не замужем, но есть молодой человек. Любит книги Хемингуэя и фильмы «о сильных женщинах», итальянскую еду и кататься на самокате.

Вторая стопка вопросов уже вызывает затруднения. Что чувствует незнакомка прямо сейчас, из-за чего ей бывает стыдно? Из-за чего она последний раз плакала? Ловлю себя на мысли, что вкладываю в голову «Ани» свои собственные убеждения. Вовсю оперирую стереотипами. «Любит гулять на свежем воздухе», «На выходных отправляется в небольшие путешествия», «если будет знать, что ей остался час до смерти, доберется до места с красивым горным пейзажем и будет читать книгу», — получается образ беззаботного и милого городского хипстера. А вдруг она не такая? Наконец, мои ответы явно продиктованы желанием понравиться незнакомке. Я догадываюсь, что в конце концов она прочитает о себе, и не хочу её обидеть.

На вопросах о сексуальных предпочтениях и фантазиях «Анны» становится совсем тяжело. Краснею, мне душно и хочется выйти. Моя партнёрша тоже уже не улыбается: морщит нос, водя ручкой по листу. Соседка слева, дама за сорок, что-то быстро строчит на бумаге, глядя на девушку в красном платье напротив неё. Затем запаковывает анкету в конверт, вздохнув тяжело, как будто пробежала спринтерскую дистанцию.

Фото: Полина Назарова, предоставлено фестивлем «Точка доступа»

«Questioning / Кто ты?» — камерная постановка, созданная театром из Швейцарии Magic Garden. Помимо швейцарского Берна, этот спектакль-парформанс показывали в Германии, в московском «Гоголь-центре» и в Красноярском театре драмы имени Пушкина. Для Петербурга questioning адаптировал режиссёр и идеолог Pop-up театра Семён Александровский. Так что в устной части анкеты (а будет и такая) задаются вопросы об Исаакии, Эрмитаже, отношении к российской футбольной сборной и выборам.

Актёров здесь нет (если не считать ведущего, который даёт инструкции). Точнее — актёрами становятся зрители, исследующие друг друга и вскрывающие механизмы собственного мышления. И нет сомнений, что многие выходят из зала, сделав открытие: «Оказывается, я ничего не знаю о других, да и о себе».

Что отличает петербургскую постановку от других «инкарнаций» спектакля — более однообразная аудитория. На фотографиях из Швейцарии — и татуированные бородачи, и дамочки за сорок. В Красноярске — и лысовато-отдутловатые мужчины, и старушки с ангельскими кудрями, и строгие девушки-отличницы в очках, и дамы восточной внешности. В Петербурге, за редкими исключениями, на спектакли вроде «Кто ты?» ходит та самая городская хипстота. Поэтому, когда после спектакля нам дают выпить бокал шампанского, чокнуться и познакомиться друг с другом, выясняется, что мы косвенно знакомы с Аней. И её правда зовут Аня. И ещё мы коллеги. И многое друг в друге угадали. Ну разве что ямочки на щеках, приписанные мне, она скопировала с себя.

Елена Кузнецова, «Фонтанка.ру»