Автор «Суки»: «Это война, от которой отмыться не придётся»

02 мая 2018, 11:27

Версия для печати

Tweet

«Фонтанка» продолжает рассказывать о романах, вошедших в шорт-лист «Национального бестселлера»-2018. Сегодня мы публикуем отрывок книги о гражданской войне на Украине. И интервью с её автором, «тёмной лошадкой» «Нацбеста» Марией Лабыч.

Ещё недавно Марию Лабыч в литературном мире не знал никто. Сегодня её роман «Сука» прочли, как минимум, члены большого жюри «Нацбеста» и несколько критиков. Текст, номинированный на премию в качестве рукописи, вот-вот опубликует крупнейшее издательство «Эксмо».

Гражданская война на юго-востоке Украины. Девушка по имени Дана Бойко сражается добровольцем на стороне АТО. Её забрасывают вместе со взводом товарищей под село Песково, где они должны усилить артиллерийскую батарею вооружённых сил Украины. Но на проверку оказывается, что всё не так, как говорило командование: батареи не существует, село разрушено, местные погибли. Отсюда вырастает сюжет, воспроизводящий в Пескове ли детектив «Десять негритят», то ли сериал Lost. Сослуживцы Даны погибают один за другим, кто от пули, кто от неудачно упавшего фонарного столба.

Ситуация усложняется тем, что Дана нездорова психически. Девушка верит, что её воспитала собака, да она и сама — сука. Повествование о войне переплетается с детскими воспоминаниями Даны и наблюдениями её врача. Тем самым заманивает читателя во временную петлю: где мы — в 2014-2015 годах или, как следует из рассказа, в глубоком будущем? Этого невозможно понять, пока не дочитаешь до конца.

Сложный, насыщенный отсылками к Библии и русской классике (от «Холстомера» до «Собачьего сердца») текст, — тема для отдельного и подробного критического разбора. Пока же расспрашиваем саму Лабыч, кто она такая. И публикуем фрагмент из книги.

Автор: предоставлено Марией Лабыч
Для просмотра в полный размер кликните мышкой

— Мария, вы вошли в шорт-лист «Нацбеста», но о вас почти ничего неизвестно.

— Это на настоящий момент не так уж и важно. У меня действительно нет ни одной опубликованной работы. А если говорить о «родился, крестился» — я из Ростова-на-Дону, окончила философский факультет Ростовского государственного университета, но с философией моя жизнь не связана. Живу в Москве. Для знакомства — это всё, что могу сказать.

— Биографию вашу я уже нашла на сайте литературного агентства «ФТМ». Но она совсем короткая.

— Боюсь, что к этому нечего добавить.

— Когда и как вы начали писать?

— Пишу я давно. Не печаталась, потому что не была интересна издателю. Цель опубликоваться не ставила, —пишу просто потому, что пишу. Это образ мыслей.

— А часто вы обращались в издательства?

— В количественном исчислении мне сложно сказать, но периодически я предлагала рукописи — в те издательства, которые были доступны по интернету. И в лучшем случае получала «нет» через полгода. В равной степени я никогда не задумывалась о публикациях в интернете. Я очень неграмотный человек в плане таких вещей. Цель всегда была в действии — просто писать.

— Как тогда получилось, что рукопись «Суки» номинирована на «Нацбест»?

— Мне в прямом смысле повезло. Я встретила Наталью Перову, которая как автора меня поняла и сейчас представляет мои интересы в литературе. Наталья предложила рукопись Марии Арбатовой, и уже Арбатова стала номинатором. Меня, мягко сказать, поразила номинация на премию, что уж говорить о попадании в шорт.

— (На заднем плане возникают голоса детей — Прим. Ред.) Может быть, вам позже перезвонить?

— Я бы, честно говоря, хотела отстреляться, для меня это всё реально сложно.

— Для романа выбрана горячая тема. Почему именно она?

— Проще всего сказать, что книга, которая должна быть написана, будет написана. Слово «горячая» мне не очень нравится. Она не горячая, она актуальная. Но это вопрос отношения. Наверное, эту книгу могла бы написать не я, а кто-то другой. И возможно, гораздо более талантливый, кого должны были бы услышать. Но так получилось, что написала я.

— Сказалось ли тут географическое положение вашего родного города?

— И это, и не только это.

— Есть ли у вас связь с Украиной — с любой из сторон конфликта?

— Источники — та тема, на которой бы я не хотела останавливаться, не нахожу это на настоящем этапе целесообразным. Единственное, что нужно отметить: многие решили, что я участник, но я не участник этих событий. И боюсь, что при глубоком прочтении это становится очевидно. Я хотела бы быть точнее, более убедительной. Внутри меня не было, но я достаточно хорошо всё изучила снаружи.

— Но источники — они есть? Или действие — плод вашей фантазии?

— Безусловно, это не вымысел. Роман основан на свидетельстве участников событий.

— Почему ваша героиня сражается именно на стороне вооруженных сил Украины?

— Я сейчас скажу вам правду, но не уверена, что она мне поможет. Я писала, обращаясь к тому, кого могу заставить сделать вывод и не взять в руки оружие. Надеялась, что меня прочтут не только те, для кого литература — развлечение.

— То есть на выводы со стороны самопровозглашённых республик вы не рассчитываете?

— Нет. Точнее, я писала, не деля на стороны. Не для «нас», а я назову себя обывателем, и это так и есть. А пытаясь обратиться к тем, кто участвует.

— Ваша цель, получается, — остановить войну?

— Это было бы очень грубо и очень ярко. Цель — чтобы задумались. Чтобы возникла связь между причиной и следствием в головах, а не постфактум. До того, как люди принимают глобальное решение.

— Итак, главная аудитория — потенциальные новобранцы?

— Я адресовала роман и тем, кто только собирается участвовать в этом конфликте, и тем, кто участвует. Кто видит это так, как привык, или как ему это показывают. И в результате того, что льётся кровь, уже не может сойти с этих рельс. Может быть, надо получить удар с другой стороны, чтобы остановиться?

— Что в этой войне, с вашей с точки зрения, причина, а что следствие?

— Я хотела бы, чтобы вначале было прочтение.

— Какая из сторон конфликта лично вам ближе?

— Мне близка идея преступности гражданской войны. Это война, от которой отмыться в этой жизни не придётся.

— Насколько, по-вашему, уместно сочинять роман с публицистической целью?

— Я хотела, чтобы прочитали и остановились. С этой целью публицистику читать будут немногие. А на той стороне — никто, потому что «эта сторона лжет».

— Можно ли ваш роман назвать феминистским?

— Не хотела бы. Я была удивлена такой трактовке. Цели такой, исходя из моих реальных целей, в принципе быть не могло. Хотя я уточнила для себя на всякий случай, что «феминистский роман» значит.

— Есть ли у вашей героини прототип?

— Нет.

—Она — образ собирательный?

—Скорее, беллетристический. Она слишком странная, чтобы быть «собирательной».

— Выдуманная героиня в невыдуманных обстоятельствах?

— Можно и так сказать, если вам это удобно. На самом деле, она не выдумана, а построена в соответствии с замыслом. Собрана из тех качеств, которые должны показать действительность более объективно. Не предвзятыми глазами, а глазами отчасти безумными. То есть более чистыми.

— Такое ощущение, что, пока вы писали роман, события на юго-востоке Украины в международной повестке отошли на второй план.

— Позавчера, если я не ошибаюсь, погибло два штатских. Они, по-моему, убирали мусор, и в них попал снаряд ВСУ.

— Но обсуждаем мы всё больше Трампа, высылку дипломатов, Северную Корею, едва ли не Третью мировую войну.

— Пока я писала эту вещь, я оставалась аполитична. То, что вы спрашиваете — мне не то, чтобы неинтересно. Но далеко от моего замысла. Другое дело, что момент подтасовки фактов всегда существует, а украинский конфликт, несомненно, был использован для накаливания мировой геополитической ситуации.

— На всё том же сайте литературного агентства «ФТМ» я обнаружила, что вам принадлежит ещё несколько произведений — «Кессон», «Контрал Негатив», «Сказки старой Тевы». Что это за книги, и связаны ли они с войной?

— Никак не связаны. Тема войны для меня новая и необычная, и никакого удовольствия в процессе написания мне не доставила.

— О чём эти рукописи?

— Думаю, это и вашей, и с моей стороны будет дурным тоном, если мы вдадимся в эту тему. Чисто ради примера: одна из книг посвящена построению первого в Европе кессонного моста. Действие происходит в XIX веке. Меня заинтересовал феномен кессонной болезни, который в свое время не нашел объяснения и рассматривался, как проклятие. Но это прошлое, сильно прошлое.

— У номинированной на «Нацбест» книги достаточно резкое название — «Сука». Почему вы выбрали именно его?

— Книга шла от названия, потому что этим словом в ней обозначено множество понятий. Оно ни в коем случае не задумывалось, как провокация, хотя многие так это воспринимают. В некоторых СМИ вовсе не упоминают название книги. А в принципе, обращу ваше внимание, что «сука» — это не только женщина, и не только животное, и не только военная техника.

— Будете ли вы ещё писать о войне?

— В ближайшее время — нет, потому что это непрерывное чувство боли и физической тошноты — оно преследовало во время написания. Оно меня порядком подушило, и я хотела бы от этого всего отойти.

Елена Кузнецова, «Фонтанка.ру»

Мария Лабыч. «Сука». Отрывок из романа

Фото: eksmo.ru

Пробил час, пришел и наш черед. В составе трех взводов мы должны усилить боевые части, несмотря на успехи нашей армии, понесшей серьезные потери за время активных боевых действий. На место нас отправили после захода солнца в двух крытых грузовиках. Водители дело знали: последние полчаса пути небольшая наша колонна шла под шестьдесят, не зажигая фар. На гладких участках дороги из-под брезента можно было рассмотреть едва определимую во тьме линию горизонта: верх чуть светлее низа. Казалось, что по обеим сторонам трассы вспаханное поле. За бортом, едва видна, мелькала битая разметка; ни обочины, ни замыкающей машины отчетливо не разглядеть. Дорогу пятнали воронки от снарядов, разворотивших полотно в пяти-шести местах. Там нас неслабо помотало.

Наконец машины встали, лязгнули борта, бойцы посыпались наружу. С лихой дороги чуть мутило.

— Стройсь!

В стороне от временного шлагбаума мы выстроились кое-как, в три ряда, всего полсотни в трех взводах.

В безлунном небе проступили мутноватые редкие звезды. Света их хватило, чтобы оглядеться. За полотном дороги легла кустистая опушка, опутанная молодым ивняком. Под ботинками криво вминалась прошлогодняя трава. Вдали подковой вставал черный лес.

Невысокий сутуловатый человек бесшумно вытек из темени и встал перед строем.

— Ну, все? Добро пожаловать в задницу, — так приветствовал нас начальник блокпоста.

Его лицо рассекал надвое отсвет фонаря, проникавший сквозь щель палатки. Единственный источник света здесь, он казался таким ярким, что мог бы воспламенять предметы. В его огне горела нашивка капитана и правый его глаз.

Обращение меня удивило. Своеобразная манера изъясняться отличала многих командиров. И все же… Капитан не казался сломленным, скорее, наоборот. Он имел вид человека, прямо сейчас бьющегося насмерть. Здесь, где никто давно не стреляет. Его мучила одышка. Голос хрипел прокуренной многодневной простудой. Неспокойные глаза выдавали раскол между долгом и совестью. Взглядом он хмуро пробежал лица, выхватил меня из строя, и освещенную половину его лица пронизал безобразный нервный тик.

— Та-а-к. Слушать сюда. Вы входите в котел. Точнее, в кишку, где по одну руку неприятель, а по другую — граница враждебной сопредельной стороны. Что бы вам ни говорили в ваших яслях, горлышко узко. Оно сомкнется. Неясно, сколько дней неприятель даст вам на выполнение поставленной задачи. Ваш основной противник — время. Его в обрез.

Он помолчал минуту. Так, будто хотел внушить что-то без слов, но не сумел. Вместо того откашлялся и гаркнул хриплым сорванным горлом:

— Баб не брать! Начвзводы ко мне. Бойцам отдыхать полчаса. Курите.

Мы разошлись. Ребята взглядывали на меня с недоуменным вниманием. Я отошла чуть дальше: мнение мое сейчас ничего не решало.

Ожидание длиной в две сигареты.

— Взвод, стройся!

Мы подтянулись тремя группами, каждая к своему взводному командиру.

— Рядовой Бойко. Выйти из строя, — приказал лейтенант Ушаков.

Я сделала шаг вперед.

— Приказом начальника блокпоста вам предписано вернуться в расположение части. Исполнять немедленно. Пока грузовики не отъехали, — тревожно добавил он.

Ближе к дороге виднелись наши машины, там спешно заканчивали выгрузку провизии и боекомплектов.

— Это против приказа начальника училища... — Я сделала попытку.

Ушаков прервал меня с досадой. Он знал меня, во время обучения я была на неплохом счету.

— Разговоры. Бегом!

— Разрешите обратиться? — Я не двинулась с места.

— Бойко, вам не ясен приказ?

— Ясен.

— Исполняйте.

— Я доброволец. По зову совести и государства. Разрешите стать в строй?

Я перешла границы допустимой назойливости. Начвзвода больше не смотрел на меня. Он на миг сощурился в сторону палатки капитана, обвешанной синтетической тиной в цвет леса. Капитану и вовсе было не до нас: прибыла новая партия пополнения, и он теперь для них обрисовывал настоящее положение дел. Так же надвое резал его лицо жесткий свет. Если капитан так мрачнел с каждым вновь прибывшим взводом, то к утру по всему должен был застрелиться.

— Взвод, нале-во! — скомандовал Ушаков. — Шагом...

Взвод двинулся. Я не стала настаивать на приглашении и самовольно замкнула строй.

«Фонтанка» благодарит издательство «Эксмо» за предоставленный фрагмент.