Якутия превратилась в самый «киношный» российский регион. Каждый год на экраны выходит с десяток национальных фильмов, а режиссеры представляют киноленты на международных фестивалях. Мы поговорили с режиссером Татьяной Эверстовой, чья дебютная лента «Его дочь» стала одним из самых титулованных якутских фильмов и взяла гран-при выборгского кинофестиваля. 9 декабря «Его дочь» показали в «Ленфильме» в рамках Дней Якутии.

- Почему вы снимаете на якутском языке?
– Вы, наверное, видели, что «Его дочь» – это не просто фильм о якутском быте. В нем много культурных, духовных подтекстов, которые на другом языке не объяснить. Потом музыка нашего языка совсем другая – слова длиннее, другое интонирование. Якутский убаюкивает, вводит в какое-то иное пространство. Да и странно, когда ребенок с якутским лицом говорит по-русски.
В этом году фильм дублировали, как раз в Петербурге, для телеканала «Культура». Мне не очень понравилось: голосом и маленькой девочки, и бабушки говорит одна и та же взрослая женщина. Меня это не тронуло. Мне кажется, для полного восприятия фильма, для погружения надо его смотреть на исходном языке. Через месяц я планирую закончить второй фильм, он будет тоже на якутском.

- Но это же, наверняка, ограничивает возможности проката в остальной России.
– Конечно, из-за субтитров вопрос российского проката очень сложный. Наш российский зритель не готов воспринимать другой язык, тогда как за рубежом это давно практикуется. На фестивалях никогда не дублируют фильмы, все используют субтитры.
Хотя дело не только в языке. В России не знают, что такое якутское кино, а дистрибьюторам не интересны некоммерческие фильмы. Они не хотят рисковать своими деньгами. К примеру, в Петербург, кроме показа в Дни Якутии, я никак не смогла попасть. Хотя я уже много поездила по России, по фестивалям. Везде фильм очень хорошо принимали. После показа подходили, благодарили, брали автографы. У русских людей душа открытая, они не стесняются говорить слова благодарности.

- О чем будет ваш второй фильм?
– Это продолжение первой истории. Маленькая девочка вырастет, ей будет уже 17, это 1982-й год. Совсем другие проблемы, другая любовь. Второе кино будет не таким поэтичным, созерцательным, будет более динамичным. Со следующего года буду отправлять его по фестивалям. Если не возьмут, выйду в прокат в Якутии.

- Одна из ключевых фраз фильма: «Иди только по той дороге, которую проложили наши предки». Что для вас значит эта фраза?
– Мой дедушка так и говорил. Эта лента документальная, автобиографичная. Я выбрала ключевые моменты из своего детства и объединила их, как будто это произошло в одно лето. Смысл фразы в том, что человек должен держаться духовного пути предков. Я вижу свой горизонт, за которым меня ждут дедушка, бабушка, мои остальные предки. Горизонт- это накопитель душ, соединяясь с ними, я для всех здесь окажусь в прошлом. Это мое будущее. И я каждый день иду к нему твердым шагом, осознавая, как хорошо жить и делать то, что я могу, здесь и сейчас. Речь в этой фразе именно о духовном пути. Некоторые считают их будущее – материальные вещи, современное образование, технологии, «Айфоны». Это не путь, это современность, в которой находишься. Завтра современность изменится и будут другие материальные вещи, другое образование, но стремление к этим инновациям это не путь.

- В «Его дочери» показано счастливое, гармоничное детство, но дедушка главной героини сожалеет об утраченных традициях. Как вы относитесь к советскому прошлому?
– Традиции, к сожалению, в большинстве своем утрачены. Я работаю для того, чтобы сохранить. Что касается советского прошлого, что было, то было. Прошлое нельзя отрицать или красить черно-белыми красками. Отца моей бабушки репрессировали, все у них отняли, отобрали. Но если бы не это, ее, богатую девушку, не выдали бы за моего деда. И меня не было бы. Они оба 1905 года рождения, прошли войну, голод, первые совхозы, строительство социализма. Конечно, они об этом рассказывали, но тяжелые моменты, раскулачивание, – скрывали. Видимо, не хотели, чтобы мы озлобились. Поэтому ненависти у меня нет. Советский союз я воспринимаю как данность, в которой жила и была счастлива, но именно в этом отрезке времени. Дальше, тоже при СССР уже нет.
Глобальная мысль фильма: когда очень сильно что-то любишь, не хочешь это терять. А жизнь… – плачь не плачь, время идет, и остановить мгновение любви, ухватиться за него невозможно. От этого чувствуешь щемящую грусть, что все проходит, что теряешь любимых. Тема смерти идет сквозь всю ленту. И это позволяет осознать, что жизнь бесценна.

- Критики говорят о буме якутского кино, о «сахавуде». Расскажите, что происходит в Якутии? Как вам удается снимать десятки фильмов с такими маленькими бюджетами?
В советское время в Якутии не было своего кино, про нас снимали как бы со стороны. Тем, которым тогда хотели снять фильм, денег не выделяли. Есть первые попытки- короткометражные фильмы. Только когда появилась республика – начали закупать технику, чтобы делать первые якутские фильмы, отправлять ребят в Петербург учиться на операторов. У нас много операторов, которые закончили Петербургский институт кино и телевидения. Начинали с короткого метра. Потом научились снимать, отпочковались от государства, стали вкладываться частные люди, кинотеатры. Сейчас у нас есть специалисты, но с финансированием по-прежнему тяжело. Поскольку ребята романтики, готовы бесплатно работать, часто операторы, режиссеры в складчину снимают фильмы. А потом заработанные на прокате деньги делят между собой. Самый кассовый якутский фильм «Кэрэл» заработал где-то 10 миллионов рублей, а вложили от силы может быть миллион. Но если бы зрители не смотрели эти фильмы, никакого бума бы не было.
Возможно, бум связан с тем, что у нас есть эпос Олонхо. Всю зиму поющие сказители ходили от семьи к семье, их кормили, принимали как лучших гостей. Наверное, поэтому у нас развито умение визуализации. Если бы у всех было много денег, не было бы человека, который не хотел бы снять свой фильм.
И еще помогла цифровая революция. Появились много разных цифровых камер, что позволило удешевить процесс.

В рамках проекта "Дни Якутии в Петербурге".