О литературе с Виктором Топоровым: «Черный и серый нал» плагиата

29 октября 2012, 12:41
Версия для печати Версия для печати

Пригласили меня в телепередачу на одном из питерских каналов – поговорить о литературном плагиате. В последний момент мне пришлось по болезни отказаться от участия, но передачу (она шла в прямом эфире, начиная с полуночи) я как честный человек посмотрел. Тем более что мне собирались вроде бы из студии позвонить, но так и не позвонили.

И слава богу, что не позвонили: ведь я намеревался сказать им, что, сдавай мне ведущий и двое гостей - два дипломированных филолога и один дипломированный историк - экзамен по курсу «Введение в литературоведение» (это первый или второй семестр) и попадись каждому из них билет с вопросом о плагиате, я бы выгнал всех троих после первых же пяти минут – и тем самым избавил бы себя от необходимости слушать их битый час. Это была воистину уникальная передача: трое или четверо слушателей, дозвонившихся в студию, куда лучше разобрались в обсуждаемом вопросе, чем сами эксперты, участвовавшие в разговоре.

Скажем, один из слушателей поинтересовался было мнением экспертов о том, правда ли, что литературным «негром» на Шолохова работал Андрей Платонов (и впрямь, кое-кто проповедует эту откровенно бредовую теорийку; но ведь Платонов не умел писать ни в каком другом стиле, кроме платоновского; он и заявления в кассу взаимопомощи писал точно так же; и стиль этот разительно отличается от всего, что опубликовано за подписью Шолохова).

Это был вопрос «по касательной» - не о плагиате, а о литературном «рабстве». Но, во-первых, на тему «рабства» то и дело сбивались и сами участники разговора о плагиате, потому что о нем им было сказать явно нечего. А во-вторых, тема шолоховского «плагиата» - применительно к «Тихому Дону» - при всей своей бессмысленности, муссируется уже чуть ли не сто лет – и, скажем, только что вышел всячески обсасывающий ее роман Дмитрия Быкова «Икс», в котором Шолохов выведен под прозрачным псевдонимом Шелестов. О чем и сообщил публике ведущий передачи «Словораздел», не позабыв, естественно, Шолохова слегка пнуть, а Быкова горячо похвалить.

Впрочем, о романе «Икс» мы с вами поговорим через неделю (да и к вопросу об авторстве «Тихого Дона» вернемся тогда же), а сейчас давайте сосредоточимся на теме плагиата, оказавшейся для телевизионных экспертов не столько тихим Доном, сколько темным лесом. Ну, или, если угодно, китайской грамотой. Начать хотя бы с того, что все трое пытались подразделить плагиат на «хороший плагиат» и «плохой плагиат» (а центральный вопрос передачи формулировался так: «Полезен ли литературе плагиат?»). Именно в этот момент я бы и выгнал всех троих с экзамена.

Потому что «хорошего плагиата» не бывает. Плагиат это зло, плагиат это воровство, причем воровство умышленное. Я знаю лишь один случай непредумышленного плагиата, да и то сомнительный: некий советский поэт переписал в тетрадку с собственными стихами одно стихотворение Ахматовой, а потом, позабыв (!) об этом, распечатал всю тетрадку и опубликовал под собственным именем. Так он, во всяком случае, объяснял, когда его поймали. И, разумеется, доказанный плагиат – это прежде всего позор.

Другое дело, что «ловится» плагиат куда реже, чем, допустим, мизер в преферансе. Плагиат, напомню, это механическое буквальное воспроизведение чужого текста (целого или части) в своем без ссылки на источник заимствования. На практике крайне трудно доказать, что 1) имело место именно заимствование (а не совпадение); 2) заимствование было механическим и буквальным (а не творческим переосмыслением, которое проходит уже по несколько иному разряду).

Скажем, в советское время не принимались претензии на плагиат в художественном переводе, потому что считалось, что чисто теоретически идеальный перевод может совпасть вплоть до запятой. Чем широко пользовались переводчики: брали чужой перевод, заменяли «луну» на «месяц» (или наоборот) – и подписывали сделанный сто лет назад перевод собственным именем. Я, разумеется, слегка утрирую, но только слегка.

Распространению, а косвенно – и оправданию, плагиата немало способствует широко распространенное убеждение в том, что «все у всех воруют». Лет сорок назад, еще совсем молодым человеком, я написал комментарии и справки об авторах к одному из томов БВЛ. «Колоритная фигура в истории европейского авангарда», - написал я об одном из немецких поэтов. И потом много раз встречал эту формулу при упоминании его имени (и, разумеется, без ссылки на меня): коллеги сочли, что это удачное словосочетание я и сам где-то спер, - ну, а раз мне можно, то и им можно.

Подозрения в плагиате падают и на нобелевских лауреатов по литературе. Оставив Шолохова на потом, поговорим об испанце Камило Хосе Села. Уже весьма пожилым человеком и известным писателем (но еще не нобелеатом) он судил литературный конкурс неизданных произведений молодых авторов, одна из участниц которого, сельская учительница, позднее опознала собственную рукопись в будущем романе мэтра – причем как раз в том самом романе, за который и наградили его шведские академики. Аргументация была очень серьезной, но Хосе Села уже успел стать нобелевским лауреатом – и скандал не без труда замяли.

Борьбу «Гарри Поттера» против «Тани Гроттер» и ей подобных поделок помнят многие – хотя речь тут шла не о прямом плагиате, а о нарушении «патентной чистоты». Джоан Роулинг была во всех этих случаях атакующей стороной, хотя в плагиате, как известно, успели обвинить и ее саму (о чем шла речь и в телепередаче «Словораздел» - и это был воистину луч света в темном царстве тамошнего невежества). Но плагиат, повторяю, трудно доказуем, потому что – по законам порождающей поэтики – речь может идти и о простом совпадении. Особенно когда творческие ноу-хау лежат на поверхности.

Вот прочитали несколько лет назад создатели немецкого фильма «Гудбай, Ленин» роман русской писательницы Ольги Славниковой «Бессмертный» - и подали на нее в суд. А посмотрев фильм, подала встречный иск и сама Славникова. И в фильме, и в романе действие происходит в постсоветское время – и любящие родные просто не решаются объявить любимому дедушке (в фильме это бабушка), что советская власть уже пала, и поддерживают в нем (в ней) иллюзию счастливой старости в стране победившего социализма.

Аналогичный скандал едва не разыгрался всего несколько месяцев назад. Молдавский русскоязычный писатель Владимир Лорченков, прочитав в специально посвященном литературе выпуске «Русского репортера» рассказ нашего земляка Германа Садулаева (и, главным образом, обидевшись на то, что его самого в этот номер не пригласили), «безошибочно» опознал в этом рассказе свой ранее опубликованный роман.  И там, и тут героями выступают ходячие рекламные щиты; и там, и тут их взаимоотношения строятся на основе ролевых образов самих персонажей.

Не ахти какая придумка (как и история с «социалистическим» предком), скажете вы, - но дело в том, что такое и впрямь может прийти двум людям в голову независимо друг от друга. Да и вообще: можно украсть чужой рассказ и написать на его основе собственный роман, но красть роман ради рассказа как-то странно… Я долго втолковывал это Лорченкову и, кажется, в конце концов втолковал.

А вот у замечательного Геннадия Григорьева фраза «Это ты у меня украл!» была выражением высшей степени восхищения, так сказать, белой зависти. Фигура речи – и никак не более того. Хотя поэты и впрямь часто крадут друг у друга: идеи, образы, рифмы и, главным образом, неповторимую индивидуальную интонацию. Как написал когда-то о ритмике другой наш земляк Александр Кушнер: «Известный вроде бы наряд, чужая мета. У Пастернака вроде взят, а им – у Фета». Правда, размер и ритм этих стихов, позаимствованный Кушнером как раз у Пастернака, в метрическом репертуаре Фета почему-то отсутствует…

Плагиат сам по себе позорен и противен, но в общем-то не страшен. «Черный» плагиат (по аналогии с «черным налом»), о котором речь идет в данной колонке. Куда страшнее «серый плагиат» (опять-таки по аналогии с «серым налом») во всем диапазоне от бесстыдного подражания и псевдотворческого заимствования до бессовестной компиляции. Но об этом я, пожалуй, напишу отдельно - через две недели. А через неделю – Дмитрий Быков и его новый роман «Икс»! Запасайтесь заранее – кто попкорном, кто валидолом.

Виктор Топоров, специально для «Фонтанки.ру»

Записка Мюллера: немец сражается с нервными русскими в «Особенностях национальной больницы»

В комедии «Особенности национальной больницы» по сценарию Александра Рогожкина молодой режиссер Станислав Светлов тщетно пытается придать толику актуальности и чуточку реализма приключениям молодого преподавателя из Гамбурга, который приезжает преподавать немецкий в петербургской гимназии, но сначала проводит сутки в неврологическом больничном отделении в качестве волонтера.

Статьи

>