«Искусство — это способ пережить тяжесть бытия». Медик, китаистка и экс-сотрудник «Роснефти» рассказали, зачем пошли учиться к Сокурову

26 ноября 2019, 14:49

Версия для печати

Tweet

Мастерская Александра Сокурова в Кабардино-Балкарии открыла сразу несколько новых имён, среди них призёр Каннского фестиваля Кантемир Балагов и участник Берлинале Александр Золотухин. Теперь режиссёр набрал новый курс в Петербурге. Университет кино и телевидения принял 350 заявок из разных городов России и пяти стран мира. Вступительные испытания прошли 20 человек — это взрослые, уже успевшие закрепиться в различных профессиях. «Фонтанка» познакомилась со студентами поближе и узнала, зачем так круто менять свою жизнь ради кино.

Сергей Лукьянченко, 25 лет

Фото: Сергей Лукьянченко / автор фото - Сергей Николаев/«Фонтанка.ру»

Среднюю школу закончил в селе Жуковское, потом переехал учиться в Ростов. Буквально за три дня до переезда умер папа. Я изначально готовился поступать на юриста, учил обществознание, но смерть отца все перевернула, взгляд на жизнь стал другим, я решил идти в медицину, захотел предотвращать чужие смерти и свою.

В Ростове я проработал полтора года фельдшером на скорой помощи, потом перевелся на реанимационную бригаду. Их вызывают на ДТП, тяжелые случаи, если кто-то умирает. После переезда в Петербург устроился в частную неотложку.

Ко всему привыкаешь, вырабатывается толерантность, даже к смерти. Сначала для тебя это шок, ты не понимаешь, что происходит. Из-за моей работы я вообще начал меньше волноваться. Можно сказать, многое увидел. А когда многое увидел, все остальное кажется не таким тяжёлым и страшным.

Раньше вызовов на скорой было меньше. Нужно было добежать до автомата на улице, это стоило некоторых усилий, и не каждая бабушка это делала. И вот в промежутках между этими вызовами медики любили посидеть, в карты поиграть, выпить. От безделья, можно сказать. Мне так рассказывали. Те, кто остались с этого периода, они иногда закидывают.

Это не я в кино пришел, это оно ко мне. Изначально я собирался поступать во ВГИК, у нас в Ростове есть филиал того самого. Начал готовиться к поступлению, потом посмотрел «Ещёнепознера» с Сокуровым и мне просто стало интересно, а вдруг Александр Николаевич решил набрать курс. Зашёл на сайт КиТа и увидел объявление.

Мой вступительный сценарий был о войне, но я не привязывался к конкретным событиям. Я посмотрел фильм по книге Далтона Трамбо «Джонни взял ружьё». Это история парня, который уходит на Первую Мировую, его там, можно сказать, убивают, он просыпается в больнице и не может понять, что происходит. Постепенно осознает, что у него нет ног, нет рук и, по сути, нет лица. Но он жив и ничего не может сказать и ответить. Этот страх, этот ужас ввел меня в некоторое состояние и мне захотелось придумать что-то своё. Я имена взял русские. В моём сценарии парень уходит на войну, возвращается и у него все хорошо. Но потом выясняется, что на самом деле он с войны не вернулся. Эта жизнь, которая могла бы произойти.

Я читал достаточно большое количество научно-популярной литературы, изучал биологию. Для меня человек — это то, что можно взять и разрезать. Для меня, в принципе, всё можно взять и препарировать.

Искусство — это способ пережить тяжесть бытия. Потому что без искусства все было серо, грустно и неинтересно, а с другой стороны, можно уехать в деревеньку, жить в домике, на природе. Все сложно.

Есть знаковые фильмы, которые прямо перекликаются с душой, хотя в душу, возможно, я не верю. Мне нравится Кубрик, он бессмертный. Больше всего люблю «Барри Линдона» и «Космическую одиссею».


Мария Антонова, 31 год

Фото: Мария Антонова / автор фото - Сергей Николаев/«Фонтанка.ру»

Работаю менеджерам по закупкам по внешний экономической деятельности, контролирую производство товара на фабриках в Китае. Я китаист, закончила Политех по специальности международные отношения.

Я жила в Китае несколько раз до 4-5 месяцев. Чем старше я становлюсь, тем больше понимаю, что Китай — это не моё. Это патриархальное общество, которое, на мой взгляд, не совсем справедливо относится к женщине. Там общность важнее, чем индивидуум. А если ты женщина, тем более говорливая, как я, то приходится подавлять себя, чтобы выглядеть корректно в бизнес-среде или в образовании.

Моя вторая семья — театр «Глагол» при Политехническом университете. Я там уже 12 лет. У нас нет обслуживающего персонала, когда получается, мы сами стоим на гардеробе или моем полы. Я с детства мечтала стать актрисой, так и написала в школьном альбоме «ждите». Было несколько неудачных попыток поступления в театральный вуз. Я очень сильно рефлексировала и была не уверена в себе. Тут сказывается воспитание: нужно найти профессию, которая бы тебя кормила. Надо идти на мясомолочный, есть шутка такая. Я не могла поверить, что достаточно хороша для сцены.

Я родилась и выросла в республике Коми в городе Ухта. Я считаю себя петербурженкой, потому что живу здесь с 2005 года.

Мои родители закончили харьковский институт. По распределению после свадьбы решили ехать по маминому направлению, потому что мамина тётка работала в Воркуте. Она говорила: «Хороший регион, деньги будут». Нефть-газ, все там. Мы выросли при минус 35.

Я хорошо закончила 10 класс, папа подарил мне билеты на три дня в Петербург на зимние каникулы. Была отвратительная погода, мы жили в Купчино в каком-то общежитии. Но когда я приехала, то поняла, что этот город — место моей силы. Это была любовь с первого взгляда. Блеск и нищета куртизанок какая-то.

Я хочу снимать о семье. Мне интересны родственные связи, кровные, боль или утрата. Я верю в память рода, в истории, которые повторяются, верю в характеры и личности, которые проходят через поколения. Я хочу, чтобы история человека выходила на первый план.

Я довольно из патриархальной семь, родители старой закалки. Для них важно, чтобы я была счастливой, но они считают, что я не ищу лёгких путей.

Меня, как любых детей в 90-е годы, воспитывали кнутом и пряником. Мы с моей финской подругой обсуждали, как наказывали родители за непослушание, ставили ли на горох. Меня — да. Сломало ли это меня? Испытаю ли я, что меня унижали этим? Не скажу. Но для моих финских друзей это категорически неприемлемо. Меня били ремнем. Я помню, как дедушка за нами с лозиной бегал, мы убегали от него и смеялись. Детские шалости. Родители не знали и не умели по-другому. Я не была жертвой насилия.

Несправедливость и позор то, что в России бытовое насилие декриминализировано. Я не понимаю, почему такое отношение. Мы живем в 21 веке, столько есть инструментов, чтобы это предотвращать, вести превентивные меры. Почему у нас такое отношение к жертве? Жертва сама виновата. Мало того, что человек огребает по полной и физически, и морально, он еще должен потом справляться с этим недоверием, доказывать обществу вокруг себя, что он — жертва. Поэтому многие не признаются, когда их бьют первый раз, просто замалчивают.

Очень люблю старые добрые советские комедии Данелии, Рязанова. Люблю Альмодовара. Его вуайеризм мне близок. У него, как обычно, о матерях, проститутках, геях. Все это с танцами. Я шучу, конечно. Он какой-то очень голый. В этих фильмах я вижу его.

 Александр Москаленко, 28 лет

Фото: Александр Москаленко / автор фото - Сергей Николаев/«Фонтанка.ру»

Я гражданин мира, сам с Волги с Балаково, это Саратовская область. Где-то в 14 уехал в Москву, поступил в Суворовское училище, закончил его. Потом поступил в военный университет, пошёл по военной стезе. У меня была юридическая специальность, поработал несколько лет в Генштабе в Москве, уволился и улетел на Сахалин работать юристом в «Роснефть». Там из окна у меня был прикольный вид. Мы обслуживали несколько дочек «Роснефти», ездили по судам. Я практически 8 лет прожил в казарме, поэтому там мне не было скучно. Часто ездил в командировки, мог несколько раз в неделю летать во Владивосток, Хабаровск. Затем вернулся в Москву. Долго не мог найти работу.

Я думал заниматься литературой. Была идея, достаточно сформированная, про Сахалин. Внезапно пошел на сценарные курсы в Ленфильме, думал меня это подтолкнёт написать роман. В итоге проект романа завернул в сценарий. Встречался с продюсером и со съёмочной командой. Для меня это все было из области фантастики, потому что вот я был юристом, приехал в Питер и тут такое завертелось. Мне показалось, что это был знак. В итоге я написал короткий метр, но все заглохло. Я вернулся в Москву, потому что здесь уже не на что было жить.

В Петербурге атмосфера бесконечного траурного веселья. Я жутко не люблю Невский проспект и вообще считаю главной улицей города, как и по задумке планировалось, Неву. Потому что всё смотрит на Неву, и Зимний дворец, и музеи, и дом губернатора. Но Невский у меня ассоциируется с бесконечной дорогой, где можно встретить людей с разных эпох, как будто там и призраки идут, и мертвые — какая-то вавилонская башня.

Этот город живым уже не принадлежит. Это город-призрак, город мёртвых, город-вспышка, где в определённый период времени сложились все гении. Я считаю городом-двойником Питера — Флоренцию; это никакая не Венеция, не потому что здесь много воды. А потому что в короткий промежуток времени здесь сложился феномен, в одно время жили выдающиеся люди. Сейчас сюда по сути, как и в советское время, когда случилась революция, нагнали быдло с окраин и заселили в особняки. Пусть я грубо скажу, но так оно и есть.

Траурное веселье, потому что в Петербурге куча баров, при этом очень вкусных. В Питере вкуснее, чем в Москве. Тут люди пытаются быть особенными, многие красят волосы в разноцветные цвета, в Москве такого нет.

Я критикую все, что происходит в стране, но при этом я жуткий государственник. Во мне уживаются два этих начала. Я придерживаюсь либеральных взглядов, считаю, что свобода слова ничем не должна ограничиваться, ни нормами этики, ни морали. Но при этом я жёстко разграничиваю, что у государства должны быть национальные интересы и даже если это разнится с какой-то международной повесткой и критикуется где-то, государственные интересы должны быть защищены.

У меня очень маленькая насмотренность по фильмам. Из последнего мне очень понравилась картина Дени Вильнёв «Прибытие», «Таинственный лес» Шьямалана. Нравится Юрий Быков. К нему у меня особое отношение, мне очень нравится наблюдать, как он страдает. Как он горит, точнее, как у него горит от недопонимания. Он даже больше литератор, чем режиссер, потому что после просмотра его фильма создается впечатление, что я прочитал небольшой рассказ.

Я без родителей. Меня дедушка воспитывал. Он всю жизнь проработал на атомной станции и сейчас в Турции строит атомную станцию. Мой дедушка вечно молодой, у него было три жены, много детей. Есть люди, которые молча воспитывают – это наверно, про него.

У художника должна быть травма. Искусство — это результат психологической травмы, как правило, остальное это профессия.

Записала Лена Ваганова «Фонтанка.ру»