«Француз»: портрет эпохи от автора «Белорусского вокзала»

31 октября 2019, 15:54

Версия для печати

Tweet

В кинотеатрах — «Француз» классика Андрея Смирнова. Фильм, навсегда закрывающий тему ретро в русском кино: во всяком случае, после этой ленты снимать про оттепель, отношения со спецслужбами и бархатное подполье будет очень трудно.

В Европе осталось мало ровесников Смирнова — тем более, работающих. Ну, Марко Беллоккьо, Ян Труэль, Годар. Его поколение оказалось на обочине не только в силу возраста — и в мире, и в кино очень многое изменилось. Процесс съемок, монтажа, стилистика — всё было против них, потому многие сошли с дистанции до срока. Сошел и Смирнов — еще в конце семидесятых, когда решил уйти из кино, чтобы не ввязываться в борьбу за импортную пленку, не слушать бесконечные нотации худсоветов, не кромсать собственные фильмы. А потом громко вернулся — спустя тридцать лет, уже в новом тысячелетии, с эпосом «Жила-была одна баба».

«Француз» впечатляет не только тем, что на восьмом десятке лет, художник способен делать большое, полифоничное кино. Смирнов тут во многом укладывает на лопатки молодое поколение, берется за одну из любимых тем: ретро. Все кино про советскую интеллигенцию, про свободных людей в несвободной стране пасует перед «Французом» – в диапазоне от «Оттепели» и «Стиляг» до «Довлатова» и, пусть это другая песня, «Лета».

Схема простенькая: в оттепельную Москву приезжает французский студент Пьер, сын русской эмигрантки. Знакомится с фотографом, балериной, и те вводят его в богемные круги. Одновременно ищет следы своего биологического отца, сгинувшего в лагерях.

Фото: wdsspr.ru

Впечатляет не история, которую Смирнов рассказывает. Буквально сшибает с ног умение работать с огромным материалом и подробность, проработка деталей. Как будто все уже привыкли, что человек может поднять не больше килограмма — а тут появляется такой титан, который сходу жонглирует бетонными блоками весом в тонну. Куча линий и ответвлений сюжета — про подпольных художников, отсидевших старух, люмпенов, гэбэшников, запуганных обывателей — весь этот массив не рассыпается, а слит в единое монолитное целое. Смирнов владеет этой романной полифоничностью сюжета как никто — он, может, последний настоящий романист в мировом кино.

Точно также слиты воедино, вплетены в сюжет нюансы и детали, и каждая проработана до миллиметра. Кажется, ни одно составляющее реальности пятидесятых во «Французе» не упущено. Джаз в окраинных бараках, лианозовская школа, обеды в ресторане ВТО, общага МГУ, живущие в коммуналках и за сто первым километром только вышедшие из лагерей зэки. Ни один эпизод не длится меньше десятка минут. Ни один диалог не состоит меньше, чем из десятка фраз. Развернутых, сложноподчиненных и при этом написанных живым, разным языком. Зэки, гэбэшники, французские студенты, бывшие смолянки — каждый говорит по-своему, характерно.

Фото: wdsspr.ru

Не говоря уже про бытовые, предметные нюансы: поезда ровно оттуда, а не электрички из шестидесятых, самолеты ровно такие, а не «боинги», сигареты без фильтра, обои, мебель, все родом из пятидесятых, осязаемо и достоверно. Даже если есть какие-то оговорки — они незначительны: что с того, что в конце пятидесятых москвичи про картины Олега Целкова вряд ли слыхали?

Острее всего эта детальность отзывается на игре актеров – каждый из них без спешки строит большой, сложный, характерный образ. Ефремов, наконец, не комикует и не валяет от души дурака: играет страшную роль отсидевшего фронтовика, мизантропа и романтика в одном флаконе. Балуев — с его-то могучей фильмографией, в которой были совместные работы с Кайдановским и прочими титанами — здесь играет вовсе лучшую свою роль, убитого лагерем старика, живущего под Ярославлем. Не говоря уже про молодых и безвестных, которых Смирнов — тоже в лучших традициях старой школы — выпускает на первый план, француза Антона Риваля и Евгению Образцову, которым лучших первых больших ролей и пожелать было нельзя.

Фото: wdsspr.ru

Лет десять назад «Француз» казался бы старомодным. Занудным, медленным. А его художественное решение — простым капризом, черно-белая гамма — манерностью. Теперь медленность снова в моде. Детальность проработки — в цене. Даже монохромное решение актуально. Пройдет немного времени — не надо будет гуглить, что значит финальное посвящение «Памяти Александра Гинзбурга и его друзей», все и так будут знать имена диссидентов. Ну, кто надо, ровесники Смирнова и сейчас знают.

Шестидесятничество тоже перестало быть «папиным романтизмом». Финальный кадр «Француза» — стоящая посреди московского двора балерина, показывающая отъезжающей камере два пальца вверх, знак победы — штука абсолютно оттуда, из золотого века европейского кино. Сродни бегущей по улице Анной Маньяни или Дэвида Хэммингса из «Фотоувеличения», верхом на фотомодели.

Смирнов — живое подтверждение расхожей поговорки, что в России надо жить долго. И уточнение: не только в России, в искусстве тоже. Долгая жизнь, длинные перерывы, строптивость, неспешная работа над каждым фильмом позволила Смирнову не только реализоваться (чего не удалось толком никому из его коллег-современников: ни Климову, ни Шепитько, ни Панфилову), но и дождаться настоящего, большого признания. Время – его союзник. Оно сделало его последним и великим. Оно позволило ему, не оглядываясь на моду и тенденции, раз за разом оставаться актуальным и сегодняшним.

Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру»