А блохи все скачут и скачут

31 июля 2013, 01:10
Версия для печати Версия для печати

В последние дни фестиваля «Звезды белых ночей» Мариинский театр поставил весомую точку в театральном сезоне: опера «Левша» Родиона Щедрина стала безусловно лучшей оперной постановкой в масштабах всего города. Скажем более — ей вполне по силам стать в один ряд с лучшими работами мировых театров, только вот блистательный спектакль Алексея Степанюка ожидает «невыездная» судьба: постановка изначально ориентирована на технические возможности сцены Мариинского-2. Так что увидеть первозданного «Левшу» можно будет только в Петербурге.

После запоминающегося концертного исполнения оперы, написанной по заказу Мариинского театра и являющейся юбилейным подарком Щедрина маэстро Гергиеву, души любителей музыки томились в неспокойном ожидании и боязни сглазить грядущую премьеру. Примеров пафосных неудач в этом сезоне было предостаточно, взять хоть ту же «Русалку», сценическое мясо которой с полпинка отделялось от хребта либретто, едва товар успели выложить на прилавок. К превеликому счастью, не так вышло с «Левшой»: впечатляющие декорации существовали не сами по себе и не подавляли действие, как это часто бывает в «реж-операх», но создали именно ту атмосферу, которая требовалась для прорастания сюжета.

Художник-постановщик Александр Орлов и художник по свету Александр Сиваев глубоко прониклись либретто Родиона Щедрина, и плоды этой деятельности впечатляющи. Державный и недобрый Петербург в их исполнении — это гигантская нижняя часть императора в ботфортах (анонимность полусамодержца позволяет идентифицировать массивную декорацию как маркер и Александра I, и его брата Николая, жандарма всея Европы); тоскливый снег сыплется на длинные снежные гряды, из которых торчат раскрашенные в черно-белой николаевской палитре Александровская колонна, Адмиралтейский шпиль с корабликом да казенный фонарь.

Но стоит горизонтально сдвинуть петербургские доминанты и поднять снежные заносы, как по ним, но уже превратившимся в легкие облака, гуляет Левша в своем первом появлении на сцене. Не успел появиться и исчезнуть образ Левши, как из-под земли поднимается ряд знаменитых красных телефонных будок, символизирующих далекий Лондон, а облака уже воспринимаются как тучи, в которых тонет Биг-Бен. На черном заднике белой вывороткой проносятся силуэты дирижаблей, аэропланов и диковинных механизмов, знаменующих технологическую мощь лукавой Англии. Апофеозом «высоких технологий» становится огромный тубус «мелкоскопа» - он же лифт, который спускает на сцену Блоху. Тульские просторы, родные как Левше, так и Щедрину — это снежное пространство с бабами да мужиками, не могущими справиться с любопытством и наперебой лезущими в покосившуюся кузню. И эти же снежные пространства становятся белоснежным саваном, на фоне которого хор оплакивает Левшу пронзительным Трисвятым и Иисусовой молитвой, а Блоха убаюкивает непутевого пьянчужку с золотыми руками и светлой душой в его последнем сне.

Здесь самое место сказать доброе слово в адрес художника по костюмам Ирины Чередниковой. Бело-красно-сине-черная палитра костюмов убедительно рисует как простонародье, так и венценосных особ. Королевские шотландские гвардейцы в сцене соблазнения Левши оказываются привлекательными гвардейками и шлют мастеровому своими манящими подвязочками и легкомысленными хвостиками мощнейший sex appeal. Но венец творения Ирины Чередниковой — сама Блоха. Фиглярский костюмчик с зеркальной оторочкой, цилиндриком и все теми же подвязками особенно примечателен оригинальным решением «ножек»: приделанные к обычным рукавам две пары фальш-рукавов завершаются изящными сапожками и повторяют все движения рук исполнительницы. Блоха же, над которой поколдовал Левша, уже абсолютно русская: легкомысленный цилиндр сменился пуховым платком, вместо сапожков — родимые валеночки.

Вообще, образ Блохи пользовался повышенным вниманием публики и неоднократно удостаивался аплодисментов. Заслуга в этом, конечно, в первую очередь принадлежит открытию Мариинского театра — выпускнице Красноярской Академии музыки и танца Кристине Алиевой. Хрупкая девушка является обладателем хрустального и невесомого сопрано, звенящего как небесные колокольчики — с таким звуком должны падать росинки на подмерзшую траву осенним утренником. Партия Блохи невелика — всего-то три раза пропеть алфавит, но зато завершается посмертной колыбельной, от которой щемит душу, и Кристина Алиева с блеском справилась со своей задачей.

Премьера «Левши» — счастливый случай, когда на сцене и в оркестровой яме выложились абсолютно все: и исполнители, и музыканты, и хор. «Фонтанка» по следам концертного исполнения уже писала о музыкальном своеобразии оперы Щедрина, но сценическая постановка заставила снова осознать тот факт, что Родион Константинович является живым классиком. Насыщенный звук оркестра Валерия Гергиева то тягуче обволакивал сцену и зрителей, а то взрывался озорными частушками с ярко ощутимым звучанием народных инструментов. Послышавшаяся было отсылка к Бриттену в изображении морской бури быстро сменяется осознанием оригинальности музыкального языка Щедрина. Не самые легкие для восприятия речитативы составляют основу оперы, но мастерство исполнителей не позволяет публике ослабить внимание.

Яркий гротеск использовал в работе над ролью Эдуард Цанга, изобразивший атамана Платова. Андрей Спехов (Английский полшкипер) запомнился высокой патетикой. Образцовые государи Александр и Николай были воплощены Владимиром Морозом, его звучный баритон был респектабелен, холён и преотлично слышен, что с баритонами случается не всегда. Роскошная Мария Максакова оказалась сверхорганичной в образе принцессы Шарлотты: этакая фря в навороченной шляпке, на умопомрачительных каблуках и с гламурной собачкой на руках стала полюсом комичности. Яркий образ Максаковой и ее тщательная проработка партии заслужили отдельные аплодисменты зала.

Знаковая задумка Щедрина — партии «разговорных женщин», в которых выступили Екатерина Гончарова и Варвара Соловьева. В ключевые моменты действия они возникают на сцене с протяжным пением-напоминанием о родной стороне главного героя, предвосхищая трагическую развязку и как бы стремясь предостеречь Левшу, в партии которого блистал тенор Андрей Попов. И охальник «в холостом звании», и мастеровой с пристрелянным глазом, и пьяный по извечной русской слабости и загадочности души мужичонка, которому перед смертью только-то и нужно, чтоб Царь не велел ружья кирпичом чистить — любая грань образа главного героя была яркой и достоверной. Обобранный и поруганный соотечественниками (именно в позе Распятого поднимают Левшу на руки могильщики), главный герой продолжает стоять перед глазами как воплощение той роковой, неизбывной несправедливости, с которой наше Отечество обходится со своими лучшими сынами. И в этом глубокий нравственный посыл авторов — и Лескова, и Щедрина. Трагическая история Левши, рассказанная на сцене Мариинского с юмором да частушками, оставила терпкое послевкусие, но прикосновение к высокому искусству было явственным и безоговорочным. Отличная постановка, безупречный профессионализм создателей и исполнителей, гениальная музыка Щедрина — смотреть обязательно.

Евгений Хакназаров, «Фонтанка.ру»

Романтизм и котики. Каспар Давид Фридрих в Эрмитаже

Выставка к 250-летию мастера немецкого романтизма в Аванзале и Николаевском зале Зимнего дворца похожа на попурри из недавних успешных музейных проектов. От «Романтизма в России и Германии» в Новой Третьяковке в 2021 году до фламандского натюрморта здесь же, в Эрмитаже, несколькими месяцами ранее (от фламандцев, например, драпировки в витринах). «Ландшафт души» предлагает сугубо эрмитажный взгляд и на Фридриха, и на романтизм, который в этом случае со всех сторон удачен.

Статьи

>