Из «Одессы» не вырваться: Валерий Тодоровский показал свой «Декамерон»

05 сентября 2019, 15:53

Версия для печати

Tweet

В прокате — самый личный и самый совершенный фильм автора «Стиляг» и «Страны глухих» Валерия Тодоровского. Пестрое семейство застряло в Одессе 1970-го, закрытой из-за эпидемии холеры, и из этого вырастает чеховский сюжет.

Кому еще снимать про город у Черного моря, как не Тодоровскому. Муратовой и Говорухина больше нет, он — единственный настоящий одессит, для которого бычки, «шо» и Ланжерон не набор штампов, а факт биографии. Тем более, никакой другой режиссер не зависит от фактуры так сильно. Особенно это заметно по самым неудачным его работам: стоит Тодоровскому взяться снимать о том, чего он не видел, не знает на ощупь, по запаху и привкусам, получается совершенно «не его», фальшивое и неловкое кино. Так было с замешанными на молодежных субкультурах, диджеях и наркоте «Тисками» и с балетным «Большим». Зато как только сюжет разворачивался в прошлом («Стиляги», «Оттепель») или во вневременном, абстрактном пространстве («Страна глухих», «Подмосковные вечера») — было попадание в десятку, результат поражал изобретательностью, легкостью и мастерством.

Вообще, снимать про Одессу теперь — это определенная отвага. Легко было Урсуляку наводнять экран местным колоритом в мирные нулевые. Теперь само название фильма — крамола, повод прижать автора к стенке и устроить допрос с пристрастием на предмет «чей Крым?» (а ответ был бы очевиден: Тодоровский, хотя и не Сокуров, никогда свою гражданскую позицию не скрывал, писем «против» не подписывал, выступал в защиту Олега Сенцова). Тем более удивительными выглядят в финальных титрах особые благодарности Роману Абрамовичу, Михаилу Прохорову и Елене Батуриной — их тоже, что ли, допрашивать?

Нет в «Одессе» фальшивой «одесскости» в духе Клары Новиковой, фильм выезжает вовсе не на говоре и речевых вывертах, как «Ликвидация». Вместо «поговорить за любовь», «подержите мой арбуз, что я вам скажу» и «вы мине начинаете нравиться» герои в самые драматически или выигрышные моменты переходят на идиш — полумертвый теперь уже язык местечковых евреев.

Залог успеха «Одессы» — не только знание фактуры и умение с ней работать, но и первоклассный сценарий Максима Белозора. Он более известен как актуальный художник, участник хулиганских группировок «Искусство или смерть» и «Осумашедшевшие безумцы». Театральная закалка у него тоже есть, и чувствуется остро. К одесским старичкам приезжают дети с семьями. Очкастая дама из Ленинграда с мужем-композитором. Минская фифа, собирающаяся с супругом отчаливать в Израиль. Московский франт, журналист-международник, муж дочери. Но в городе начинается знаменитая эпидемия 1970 года. Холера, как пурга в пьесах Агаты Кристи, или чума в «Декамероне», ограничивает место действия: из Одессы не вырваться, герои вынуждены сидеть на месте и выяснять отношения. Выяснять есть что. Композитор квасит, на горе жены. Семейство проклинает сионистов и грозится настучать в КГБ на собирающуюся отчаливать чету. Журналист-международник разыгрывает в реальности сюжет запрещенной «Лолиты». Все это дано с долей чеховщины — в духе «люди носят свои пиджаки, а в это время рушатся их судьбы». В театре это уже общее место, но на экране выглядит неизменно круто, особенно в такой ладно скроенной кинопьесе.

Эта скроенность сказывается и на характерах: в «Одессе» они прописаны до мельчайших деталей. Тодоровский еще и проворачивает свой любимый трюк: выбирает самых неочевидных актеров. И характеры внезапно сидят на них, как влитые. Леонид Ярмольник — даже с учетом совместной работы с Германом — играет лучшую в своей фильмографии роль, старого запуганного одесского еврея, который буквально сжимается от этого неуместного в застойном СССР наименования, да просто от слова «пятый пункт». Ирина Розанова — с ее-то среднерусским провинциальным экстерьером — с физиологической точностью играет одесскую бабушку, обитателя кухни с «синенькими», «биточками» и «рибой». Ксения Раппопорт впервые, наконец, оторвалась от очевидно стеснявших ее лавров «нашей европейской суперзвезды» — играет домашнего тирана, истеричную стерву в вечном застиранном халате. К тому же, раскрывает комедийный талант — о котором мало кто до сих пор, наверное, догадывался. Даже Евгений Цыганов, который обычно исполняет роль все того же супермена, героя-любовника с болью в сердце, встает в полный рост — благодаря тому, что и героизм, и любовные связи, и боль его в «Одессе» не абстрактные, а вполне конкретные, прописанные детально.

Что до колорита, без которого «кино про Одессу» не представить (даже Тодоровский бы не смог найти здесь место сумраку и монохрому, он не Муратова все-таки), то он оказывается полностью на совести оператора Романа Васьянова. О нем большинство знает из одного из выпусков «вДудя», про «наших» в Голливуде. Он действительно реализовался в Штатах, активно работает в блокбастерах и добился успеха. Но еще до этого снимал «Стиляг» — и здесь возвращается к совместной работе с Тодоровским, только уже имея за плечами внушительный опыт и редкое мастерство. Он превращает фильм в визуальное шоу, полное пыли в солнечном свете, буквально зримого морского ветра, бескрайнего простора Черного моря, закатного солнца и черной бархатной ночи.

«Одессу» действительно вполне можно считать opus magnum Тодоровского. И потому, что фильм очевидно автобиографичен: не зря же выросший на местной киностудии режиссер вводит в ленту одного из главных героев, мальчишку Валеру, наводняет сюжет подростковыми забавами, мотоциклами, купанием в лимане, взрывпакетами и ловлей бычков. И потому, что здесь впервые сходится вместе всё, что Тодоровский умеет делать едва ли не лучше, чем все его коллеги. Умение собрать команду, которая буквально дышит в такт, как единый организм. Способность сделать увлекательный, как «Санта-Барбара» продукт — а «Одесса» и сочинена как мини-мыльная опера. Наконец, глубина и смелость, какой похвастаться на шестом десятке лет может далеко не каждый автор, даже самый радикальный.

Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру»