Памяти Бернардо Бертолуччи: Сильное звено

26 ноября 2018, 12:41
Версия для печати Версия для печати

В Риме на 78-м году жизни скончался кинорежиссер Бернардо Бертолуччи. Наследник неореалистов и отец «новых визуалов», возмутитель спокойствия шестидесятников и верный друг хипстеров. Единственный художник, оказавший равное влияние на дедов, отцов и детей.

Напишут: уходит эпоха. Не сдержатся, обыграют название одной из самых известных его работ — кончился двадцатый век. И соврут. Вот уж кто не был связан тесно с эпохой, не хватался за нее, не олицетворял какого-то особого времени. Бертолуччи не был автором одного лишь двадцатого века, его место в истории — шире, сложнее, фундаментальнее.

Он младше — и значительно — послевоенных романтиков, Висконти, Феллини, Росселлини, Трюффо, ныне здравствующего Годара. Когда они создавали свои лучшие ленты, Бертолуччи изучал философию в институте и только окончил школу. Когда они получали «Львов» и «Ветви» он писал стихи и эссе, и только забавы ради снимал на любительскую камеру простенькие фильмы. Он опоздал на пиршество послевоенного десятилетия, физически не мог на него успеть, родившись в 1940 году. Ему досталось другое время. Он начинал ассистентом Пьера Паоло Пазолини, работал с ним над дебютом, «Аккаттоне». Потом писал сценарий вестерна «Однажды на диком Западе». Его имя впервые прогремело только в начале семидесятых, когда на экраны вышел «Конформист». К тому моменту Феллини почивал на лаврах, стареющий Висконти живописал притягательность порока в «Германской трилогии», Годар тронулся умом и читал с выражением Мао, Трюффо и Антониони работали в Штатах. Европейское кино опустело — и на этом сухом ландшафте Бертолуччи с его эстетством, мастерством рассказчика и задиристым нравом сиял, как самый яркий цветок. Равных ему в Европе семидесятых почти и не было — разве что хулиган Фассбиндер. В остальном — сухари и менторы.

После сурового, архитектурного, почти видеоартового «Конформиста» он громыхнул «Последним танго в Париже», самым стыдным, откровенным и неудобным фильмом всех времен. В эпоху metoo режиссеру припомнили и манипуляцию актерами, и то, что Марлон Брандо едва не изнасиловал Марию Шнайдер. Наконец, в 1976-м Бертолуччи явил миру «Двадцатый век», исполинский многочасовой эпос про столетие войн, ненависти и революций, которое не кончилось и никогда не завершится (в финале антагонисты — левак в исполнении Депардье и аристократ де Ниро — уже глубокими стариками продолжали тузить друг друга, и края этой вялой потасовке было не видать). В общем, семидесятые явили миру Бертолуччи как рассказчика, человека, который умеет снимать о том, о чем в приличном обществе и говорить-то не принято.

Его американские работы — погруженные в буддизм и эстетику диких краев «Последний император», «Под покровом небес», «Маленький Будда» — показали, что он умеет работать не только с тем, о чем не говорят. Еще и с мифологией, верой, иллюзиями. С тем, во что верят. Он умеет не только возмущать, но и увлекать, погружать в действие и оставлять там на полтора часа, жить полной жизнью.

Наконец, главное: Бертолуччи никогда даже не пытался примерить на себя статус патриарха. Наоборот — молодился, и это у него получалось лучше, чем у кого-либо. Его поздние работы — «Ускользающая красота», «Я и ты» и в особенности «Мечтатели» — у любого другого автора были бы чистым вуайеризмом. Грязный старикашка подглядывает в замочную скважину за юными и прекрасными телами. Этого нет у Бертолуччи ни грамма. Он не подсматривает, не восхищается, не ноет. Он сам молод. Он — ровесник фантастической красотки Лив Тайлер, смазливого Майкла Питта, возмутительно сексапильной Евы Грин, сосуда отрицательного обаяния Луи Гарреля. Он говорил с новым поколением зрителей, миллениалами на их языке, полном ностальгии, безволия, фантомных болей, тоски по бунтарству. Ни один патриарх не снимал на седьмом десятке лет фильм для двадцатилетних и уж тем более не говорил на их языке, не пользовался их средствами коммуникации, не принимал их эстетику.

Бертолуччи, как монарх-регент, словно тянул время. Грел трон, освободившийся после пятидесятников, для новых романтиков, молодых эстетов. Он — связь между Феллини-Антониони и Гарроне-Соррентино. Между шпионами, снимавшими жизнь врасплох на черно-белую пленку, и визуалами, которые строят воздушные замки из цифры и бойкого, ритмичного монтажа. Как только они всерьез о себе заявили — в начале десятых — он ушел со сцены. Не знаю, есть ли в истории другие случаи, когда регентство было настолько блистательным, продолжительным и самодостаточным. Он один правил итальянским — да и европейским вообще — кино в течение долгих лет. Об его эпохе будут вспоминать с ностальгией, благодарностью и улыбкой: хулиганил много.

Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру»

Проект "Афиша Plus" реализован на средства гранта Санкт-Петербурга

«Зритель будет получать опыт совершенно другого уровня». Как ремонт изменит жизнь Дома Радио

Одно из самых модных мест культурного Петербурга — Дом Радио — вот-вот закроет двери на продолжительную реставрацию. «Фонтанка» уже беседовала с главным архитектором проекта о том, что изменится. Теперь о том, как будут жить это время творческие коллективы и просветительские проекты, что в Доме Радио останется от радио, а главное, ради чего это все затевается, — нам рассказала Кристина Галько, куратор культурных программ Дома Радио.

Статьи

>