Александр Городницкий: Задача искусства — вызывать неконтролируемые ассоциации

20 марта 2018, 11:01

Версия для печати

Tweet

Поэту Александру Городницкому 20 марта исполняется 85. Специально для «Фонтанки» Борис Вишневский поговорил с бардом о свободе, цензуре, Атлантиде, конце света и глобальном похолодании.

Свобода

1990-е были единственной возможностью демократического начала в недемократической стране. Но теперь это уже нам не грозит. Почему? А почему попытки Америки прийти на Восток и устроить там демократию бесполезны? Ментальность другая. Понятия о любви, добре и счастье абсолютно противоположны. Для России, как мне представляется, это тоже верно.

Представьте себе, что Директория во главе с Павлом Пестелем победила бы в России в 1825 году. Кровушки было бы не меньше, чем во времена Конвента во Франции. Единственный исторический опыт в России, который более-менее приемлем — да и то беднягу скоро укокошили, — это опыт просвещенной монархии. Вот только где взять просвещенного монарха? Не очень думаю, что демократия в России в течение ближайшего века может стать основой государственной системы. Не получается... У меня есть стихотворение, посвящённое Григорию Явлинскому, где есть такие строки:

Нельзя вам, декабристы
Друг с другом враждовать
Вас будет пьяный пристав
В Сибири мордовать
Забиты и бесправны
От мысли далеки
Вас всех со злобой равной
Повесят мужики.

Индивидуальность и толпа

К сожалению, союз индивидуальностей бессилен против союза толпы. У нас великая несчастная страна: в ней трижды «срезались» лучшие. После Октябрьской революции — уничтожение дворянства, затем сталинские репрессии, и затем Великая Отечественная. Генетическому фонду нации нанесен страшный урон. Что делать дальше? Главный закон — самосохранение: не высовывайся — уцелеешь. Не верь, не бойся, не проси... У меня есть стихотворение:

Молча Сталин глядит с пьедестала
На страну, что увязла в ночи.
Половина здесь жертвами стала,
А другая пошла в палачи.
Безымянных могил не отыщешь
За холодной завесою вьюг.
Оглядись осторожно, дружище,
Кто остался сегодня вокруг?
Кто в проблемах насущного быта
Обживает теперь города?
Миллионы безвинно убитых
Растворились в земле без следа.
Их забрал невозвратно Всевышний
В уготованный ангельский сад,
А убийцы на пенсию вышли,
Наплодили детей и внучат.
И не будет согласья в народе,
Не подняться народу с колен,
Если с детства в крови его бродит
Этот рабский палаческий ген.

Воля

Помните марксистское определение свободы как осознанной необходимости? Так вот, свобода — потребность неосознанная! Генетическая потребность человека — быть свободным. А на Руси — понятие «воля» вместо «свободы». Это совсем другое. Еще одно стихотворение:

В России бунты пахнут черноземом,
Крестьянским потом, запахом вожжей.
Прислушайся, и загудит над домом
Глухой набат мужицких мятежей.
Серпы и косы заблестят на солнце, —
Дай выпрямиться только от сохи!
С пальбой и визгом конница несётся,
И красные танцуют петухи.
Вставай, мужик, помазанник на царство!
Рассчитываться с барами пора!
Жги города! — И гибнет государство,
Как роща от лихого топора.
Трещат пожары, рушатся стропила,
Братоубийцу проклинает мать.
Свести бы лишь под корень то, что было!
На то, что будет, трижды наплевать!
И под ярмо опять, чтоб после снова
Извергнуться железом и огнем:
Кто сверху ни поставлен — бей любого, —
Хоть пару лет авось передохнем!

Почему Александр Сергеевич Пушкин знаменитую фразу про русский бунт — бессмысленный и беспощадный, — вставил не в основной текст «Капитанской дочки», а в дополнительную главу? Не просто было все это вынести на первый план...

В общем, на вопрос, что же всё-таки случилось, что наш народ предпочёл потихоньку отказываться от свободы, я ответить не могу. Потому что самой главной для себя фразой считаю ту, что приписывали Платону: верь тому, кто ищет истину, и не доверяй тому, кто говорит, что ее нашел. Я не нашел...

Свобода слова: 1968 — 2018

Полностью сравнить те и сегодняшние времена нельзя — сегодня поэты и писатели все-таки меньше рискуют, чем тогда. Но с другой стороны, я вспоминаю 1968 год, и мне представляется, что поворот назад после «глотка свободы», по выражению Окуджавы, произошел именно тогда. В один год: 30 января — донос на группу молодых ленинградских литераторов, имевший большие последствия (там и я попал под «каток», и Сергей Довлатов, и Иосиф Бродский, и Яков Гордин, и покойная Татьяна Галушко, и другие). «Новая газета» даже предлагала 30 января 1968 года сделать праздником — «Днём доносчика». Тут же — в марте, — разгром клуба «Интеграл» в Новосибирске, после известного выступления в Академгородке Александра Галича, когда приняли меры, чтобы задавить авторскую песню. Наконец, а августе советские танки входят в Чехословакию. Это обозначило полный поворот и в политике, и в обществе. Слава богу, такого пока еще у нас не было. И дай бог, чтобы этого не было вообще.

«Неконтролируемые ассоциации»

Мне рассказывали, в системе Главлита, который утверждал рукописи, было в инструкции такое основание для запрета: «вызывает неконтролируемые ассоциации». По-моему, это гениально. Все ассоциации должны были контролироваться! В свое время, когда я оформлял визу за границу, в характеристике полагалось писать «политически грамотен, морально устойчив, семья дружная». А у меня, когда я развелся, было написано: «обстоятельства развода партбюро известны и не могут быть основанием для отказа в командировании тов. Городницкого за границу». Все должно быть известно! И особенно — обстоятельства развода...

Может ли сегодня что-то из моего творчества может «вызвать неконтролируемые ассоциации»? Безусловно! И не только моего. Задача искусства, и в частности поэзии — именно в том, чтобы вызывать «неконтролируемые ассоциации»! А с позиций воинствующего мещанства это опасно. У моих любимых братьев Стругацких в «Попытке к бегству» на далекой планете отправляли на смерть тех, кто «желал странного». И у тех же Стругацких написано, что даже когда будет социальное равенство, будет достаточно хлеба, колбасы и прочего — всегда останется непотопляемая ненависть огромной бездарной массы к талантливым людям. И этот антагонизм изжить будет невозможно.

Глобальное похолодание

Мне уже 85 лет, в этом возрасте обычно начинается старческий маразм: крыша начинает ехать. Я — не исключение: в последнее время меня стало привлекать не только то, чем я занимался всю жизнь (строение дна океана — кое-что я успел сделать в этом направлении). На старости лет меня стали привлекать байки и сказки. Мне стало интересно сделать модель конца света — ни больше и не меньше. Или попытаться с точки зрения наук о Земле обосновать цунами, утопившее войско фараона. Или всемирный потоп, который, безусловно, был. Или гибель Содома и Гоморры в результате метанового взрыва. В общем, меня волнуют глобальные проблемы.

Цунами в Красном море или Средиземном море вполне реально. У меня это описано в книге «Проблемы и мифы науки», которая выдержала два издания в Москве. В фильме, который называется «Легенды и мифы Александра Городницкого».

Единственный миф, который меня не привлекает — это миф о глобальном потеплении: он так и остается мифом. Точнее, авантюрой, не имеющей научного подтверждения. Уверен: в ближайшие 15 лет будет глобальное похолодание — так называемый «малый ледниковый период». Последний из них, в начале XVII века, стал одной из главных причин Смутного времени на Руси.

Конец света

Одним из источников конца света может стать смена магнитных полюсов Земли. Мы не знаем природу магнитного поля Земли, как, кстати, и природу других физических полей. Почему притягиваются предметы? Не знаем. Так вот — магнитное поле время от времени меняет знак. И в этот момент напряженность поля резко падает. То есть исчезает магнитная защита нашей планеты от излучений, от «солнечного ветра», потока заряженных частиц, несущихся от Солнца. Дойдя до магнитного поля, он наталкивается на препятствие и «обтекает» его.

Если магнитное поле сменит знак — его прежняя напряженность будет восстанавливаться 20 тысяч лет. Это копейки на весах геологической истории, но нам с вами, чтобы отбросить коньки, более чем достаточно. При отключении магнитного поля смертоносный поток излучения достигнет поверхности Земли и погубит все живое. Это и есть конец света. На Земле 60-70 миллионов лет назад погибли все ящеры, в том числе динозавры. Хорошо, кстати, что погибли — потому что они бы потом нас съели. Говорят, что от потока метеоритов. Ерунда: это совпадает с инверсией магнитного поля. И возникает соблазнительная возможность связать с этим все катастрофы на Земле. Это спорная идея, об меня только ленивый ноги не вытирает...

Атлантида

Как говорил мой друг Натан Эйдельман, это вопрос парадигмы: верить или не верить. Аристотель, как известно, Платона разоблачал — именно оттуда его знаменитое «Платон мне друг, но истина дороже». Эйдельман считал, что Платон (Платон написал об Атлантиде в диалоге «Тимей» — Прим. Ред.) вряд ли все придумал. И я верю Платону. Очень люблю фразу из Ромена Роллана «Лучше жалеть о том, что пошел, чем о том, что не пошел». И доверие к Платону заставляет меня пытаться создать непротиворечивую модель гибели Атлантиды — которая скорее всего, была в Атлантике.

Европа

Я часто бываю в Европе, в частности, в Германии. И чувствую, особенно в последние пару лет, что отношение к нашим согражданам изменилось. Не всегда это приятно и не всегда это заслужено. Все-таки русский народ и русская власть — это разные сообщества.

Правда ли, что «русская диаспора», особенно в Германии, настроена крайне «пропутински»? Я не очень много с ними общаюсь, но у многих такое настроение. Особенно среди евреев, которые всегда были самой активной частью русской эмиграции. И именно они стали в Германии самыми большими русскими патриотами, хотя обратно в Россию почему-то не рвутся. То же самое касается украинцев, которые там носят «вышиванки» и кричат о свободе для Украины. Но возвращаться тоже не собираются.

Петербург

К сожалению, в последние годы бываю в Петербурге только наездами. Когда возвращаюсь домой, стараюсь посетить два места. Первое — это Васильевский остров: у меня есть книга воспоминаний «Записки старого островитянина». Там я родился, и там пережил блокаду. А второе место — конечно, Коломна. Там прошли мое детство, юность и зрелые годы. Институт геологии Арктики, где я работал — это набережная Мойки, 120, школа, где я учился — Мойка, 108, и так далее. Каждый раз, когда я появляюсь в Питере, физически ощущаю потребность пойти туда, походить, посмотреть, вспомнить...

Исаакий

Год назад я написал песню об Исаакиевском соборе на мотив «Атлантов». В нормальных странах церковь отделена от государства — а у нас приходится порой в этом усомниться. Я считаю Исаакий общенациональным достоянием, и он должен оставаться музеем — хотя и открытым для церковных мероприятий. Это историческая реликвия.

Беседовал Борис Вишневский, специально для «Фонтанки.ру»