Сны Начо Дуато: Назад, к природе!

28 мая 2013, 01:05

Версия для печати

Tweet

Испанский худрук балетной труппы Михайловского театра Начо Дуато поставил со своими артистами два новых балета. Один, «Invisible» («Невидимое») на музыку польского композитора ХХ века Анджея Пануфника, – мировая премьера. Второй – проверенный временем «Na Floresta» («В лесу»), созданный в 1990 году, еще в Гааге, где Дуато работал под крылом у Иржи Килиана.

А до трехактного спектакля программа дополнена позапрошлогодней «Прелюдией», петербургским сочинением хореографа, в котором были воплощены все его впечатления от соприкосновения со здешней культурой, с иной реальностью: с Петербургом, русским классическим балетом, репертуарным театром, академической труппой, старинным театральным зданием и иллюзорными декорациями. Перед зрителем проносятся знакомые образы балетного театра, преломленные взглядом со стороны: в спектакль включены все типы балетных мизансцен, все типы декораций, сценическая машинерия, а также конкретно сильфиды – танцовщицы в классических длинных тюниках. Получился такой сон Дуато о Петербурге.

Новые два балета во всем «Прелюдии» противоположны. Но сам тройной спектакль получился на удивление цельным. И – знаковым. Это слепок сегодняшней творческой жизни Начо: совсем новая работа, совсем старая работа, а между ними – то, что вызвано к жизни петербургскими впечатлениями хореографа и нигде, кроме Петербурга, не могло бы появиться. К тому же спектакль оказался закольцован, потому что «Invisible» однозначно воспринимается как реплика в сторону «Na Floresta»: Дуато возвращается в нем к прежним своим мотивам.

«В лесу» уже столько раз был показан на сцене Михайловского – и на гастролях москвичей, и в исполнении учеников Академии русского балета, – что премьерой как бы и не выглядит. Просто теперь его танцуют сами михайловские артисты, воспитанные его автором, так что все здесь стилистически выверено. Особо стоит отметить Сабину Яппарову: для тех, кто не знает артистов в лицо – она с короткой стрижкой, самая маленькая и хрупкая, самая нервная и пластически точная, и самая быстрая из всех.

А «Invisible» по отношению к «Na Floresta» - как вторая часть диптиха. Перекликается всё: те же пять пар, та же тема природы, существующей помимо человека, и даже условная живопись задника писана такими же широкими акварельными мазками. Здесь Дуато (выступающий как сценограф) окончательно ставит точки над «i», недвусмысленно отсылая зрителя к оформлению «Na Floresta», в свое время созданному для него нидерландским художником Вальтером Ноббе. Теперь это вариация в другом цвете: если лесная гамма «Na Floresta» лежала в «камуфляжном» диапазоне между зеленым и бежевым разных оттенков, то «Invisible» основан на сумрачном синем, уходящем в глухое черное, причем этот цвет, по словам хореографа, был для него очень важен. В отличие от «Na Floresta», цвет здесь не изобразителен, а символичен. Дуато называет его цветом неба и цветом мирового пространства и вспоминает Пикассо с его «голубым периодом», через который «художник перешел от традиционного искусства к абстракции» (тут я замечу в скобках, что кубизм Пикассо, пришедший после голубого и розового периодов, вряд ли можно назвать абстракцией, как и балеты Дуато, в которых изобразительные мотивы все же всегда присутствуют). А то, что говорят о своей работе мастера современной бессюжетной хореографии, приоткрывает завесу, скорее, не над смыслом готового произведения, но над интимным течением творческого процесса.

Общий принцип тот же, что в «Na Floresta»: различные комбинации внутри пяти пар, ансамбли, трио, дуэты перетекают один в другой, две тройки становятся тремя двойками, дуэт сметается появлением двух других пар. Ритмические игры: балетное адажио (танец пары с поддержками и обводками) пущено в темпе аллегро, и даже престо.

А новое – центральная женская партия, которой не было в «Na Floresta», и сам характер этой партии. Такое соотношение протагонистки в трико и танцовщиц в юбках мы видели, скорее, в первом петербургском балете Начо: «Nunc dimittis». Там балерина была символом, некоей абстрактной идеей среди людей. Здесь она тоже противопоставлена всем остальным, которые существуют в реальном, человеческом измерении. Персонаж Ирины Перрен – никак не человек, и даже не скажу, существо ли это, или тоже персонификация неких сил: то ли призрак, дух леса или воды (синее трико блестит, как мокрое), то ли женская сущность природы. В ее пластике полузмеиное парадоксально сочетается с полумеханическим, чередование расслабленности и напряжения совершенно не классическое, перетекание поз размечено замираниями, подрагиванием, а иногда – большими батманами. Наклонившись вперед, она дрожит всем телом, перекинув русалочьи волосы на лицо. В ее танец вплетены странные движения, нехарактерные для балета и танца: она трясет головой и спиной, бежит, топая ногами, как копытами, уходит как цапля. Прямых прочтений этот образ не требует, а атмосфера ясна: нечто ночное, подспудное, тайное. И невидимое: потому что остальные танцовщики как бы не видят ее, даже вступая с ней в общие танцы, даже поднимая ее в поддержках.

И вот тут возникает мотив, парадоксально вписывающий «Invisible» в контекст классического балета. Столкновение видимого и невидимого, реального и потустороннего мира – что это, как не современный вариант старинной балетной коллизии? В этом контексте герой Леонида Сарафанова, один из пяти одинаковых юношей, но чуть больше демонстрирующий рефлексию, оказывается дальним и уже не узнаваемым потомком тех же балетных принцев и отрешенного юноши из «Шопенианы» - поэтических героев в поисках Невидимого.

Тем интереснее, что Дуато вряд ли имел в виду проблематику романтического балета. И этот мотив, скорее, привнесен мироощущением русских танцовщиков.

Дуато, напротив, в «Invisible» как бы возвращается к себе после игр в академический балет. И новая «тройчатка» может быть прочитана именно как декларация подобного возвращения: соблазненный было петербургским мифом, Дуато рвется к себе прежнему. От петербургского хореографического урбанизма, от классической культуры, от цивилизации, – назад к природе. Думаю – этот спектакль и останется в репертуаре, когда Дуато (через год с небольшим) уедет в Берлин, где у него уже подписан новый контракт.

Инна Скляревская, «Фонтанка.ру»