• 
• 
• 
• 
• 
• 

Сегодня исполняется 60 лет народному артисту России, ведущему актеру Театра им. Ленсовета Сергею Григорьевичу Мигицко. При вроде бы бесспорной склонности к комедии, к гротеску, талант этого актера гораздо шире. Трагические переживания на сцене удаются ему как минимум не хуже комических. Он мог бы, скажем, в зависимости от замысла режиссера, сыграть и короля Лира, и его шута. Достаточно увидеть его купца Иегуду в идущей ныне «Испанской балладе», чтобы в это поверить. Один из самых преданных учеников Игоря Петровича Владимирова, Мигицко почти 40 лет служит в Театре им. Ленсовета. И ради юбилейного интервью мы снова вернулись в нашем разговоре назад, в юность актера, в Ленинград 70-х.

- Были ли у вас альтернативы: не быть актером, не ехать в Ленинград, не учиться у Владимирова?

- Мне нравилась еще одна профессия, морская, как многим мальчикам из моего родного города Одессы, но со временем актерская звезда, которая всегда меня манила, увлекла меня полностью.

- А кто был идеалом – в актерской профессии?

- В то время? Андрей Александрович Миронов, так я думаю. Мне очень нравилось то, что он делал. И, пожалуй, еще Никулин Юрий Владимирович. Позже среди кумиров появились еще Иннокентий Михайлович Смоктуновский и Папанов Анатолий Дмитриевич. Но в школьные годы я восхищался Мироновым и Никулиным.

- А почему Ленинград?

- Случайно. Во многом. Рассматривалась Москва, Киев. Тем не менее, я оказался в Ленинграде. Хотя ни я, ни мои родители города этого не знали, и я никогда о нем не мечтал.

- А тут уже все сложилось само собой? Все знают замечательный курс Игоря Петровича Владимирова, на который вы сразу поступили и где оказались в компании Олега Левакова, Владимира Матвеева, Ларисы Луппиан, с которым до сих пор партнерствуете.

- Тут ничего само собой не сложилось. Не надо делать идиллию из моей актерской судьбы. Я много раз слышал: «Ну уж этот-то!..»

- Я хотела сказать: всем известно, что Владимиров был вами очарован...

- Владимиров был очарован всеми своими студентами, он одинаково любил всех. Я, наверное, был той самой игрушкой, этаким шутом… Я пел, танцевал, острословил, много двигался – словом, фонтанировал. Иногда это не имело ни меры, ни вкуса.

- Это было бессознательно, такой была ваша природа – я имею ввиду роль шута?

- Да, то была моя природа. А Игорь Петрович всегда брал природу на вооружение и против нее никогда не шел. Но я должен сказать, что многое ему во мне и не нравилось – моя расхлябанность, недисциплинированность. За что он меня карал очень жестко. Всем известна история, когда он меня не взял в театр после окончания института. Так что не надо идеализировать мои отношения с Владимировым, с Театром имени Ленсовета и вообще с театром. Только потом, когда я уже был принят в труппу как артист, началось мое восхождение – через массовые сцены, через крошечные эпизоды, через сказки, в которых я играл.

- Ну, в Театре имени Ленсовета были такие сказки, что стоили целого взрослого репертуара в иных театрах.

- Не имеет значения, но они были. Через выездные спектакли в область. Через многогодовую черновую работу. Я об этом нисколько не жалею, просто опровергаю миф о том, что я – баловень судьбы и о некоей невероятной любви между учеником и мастером. Любовь была, но странная любовь.

- Основные спектакли Владимирова я уже не застала или смотрела школьницей. То есть, для меня это почти в чистом виде история. Хотя для вас – жизнь, которая, по-прежнему, уверена, переживается остро. Что сейчас, по прошествии лет, вспоминается как самое значительное из опыта вашей работы с Игорем Петровичем? Наверное, прожитые без мастера годы позволяют произвести некую ревизию воспоминаний?

- Владимиров был человек стихийный, человек огромного темперамента. Такой, если хотите, художник крупного мазка. У него был очень буйная фантазия, он мгновенно включался в процесс. Вот стиль работы Владимирова: второй режиссер разминал в репетиционной комнате спектакль, актеры учили текст, понемногу сочиняли роли. Приходил Владимиров, смотрел всю эту историю - она ему нравилась или не нравилась. Если она ему нравилась, Владимирова переходил на сцену и через две недели выпускал спектакль. Как минимум, это был крепкий спектакль, как максимум – шикарный. Если ему «комната» не нравилась, он был способен поменять трех-четырех-пятерых артистов. Так, собственно, поступает футбольный тренер, когда команда плохо играет. И во многом Владимиров опирался на актерскую самоотдачу, фантазию, на яркую актерскую игру. Мне нравится такой театр. Каким бы крепким и мощным не был бы режиссерский рисунок, я считаю, он должен опираться на артиста, и ставить артиста впереди себя.

- Ваше самоощущение на репетициях Владимирова?

- Владимиров всегда очень хорошо подсказывал. Всегда четко определял то самое зерно, которое мы часто ищем, но не можем найти очень долго, а иногда вообще не находим. А Владимиров подсказывал именно по зерну, и, если надо, то выходил на сцену и сам показывал, и тогда уже артист обязательно все понимал. Я стараюсь во всех случаях своей театральной жизни протаскивать все лучшее, что осталось от того театра - театра Владимирова.

- В вашей карьере есть в полном смысле легендарные роли. Расскажите про Пичема из «Трехгрошовой оперы».

- Я хорошо помню первый вариант «Трехгрошовой оперы» - меня туда ввели студентом третьего курса, мы поехали на гастроли и играли нищих в массовке. А потом, уже придя в театр и отработав тут некоторое время, я получил самого Пичема. Я был совсем молодой человек, мне было лет тридцать - Пичем как минимум в два раза старше. Но я старался компенсировать недостающие годы, кроме внутреннего наполнения, еще и гримом. Я за эту роль заплатил очень дорого – потерял все свои буйные волосы. Потому что в поисках внешнего рисунка такого человека-паука, я мазал волосы белилами, которые были сделаны из неизвестного мне химического вещества.

- Это была ваша инициатива?

- Да, зализывал кудри назад, и это давало внешний эффект. Но, к сожалению, корни волос оказались повреждены невосстановимо. Я ни в коем случае не жалуюсь, но от шевелюры, повторяю, остались только воспоминания.

- Образ легко создавался?

- Легко было, потому что Владимиров вдыхал колоссальную энергию. И ему все было мало. Мы репетировали, а он говорил: «Еще, еще злее, еще яростнее». И мы до того додобавлялись этой злости, что, когда пели знаменитую брехтовскую «Солдатскую песню» и на последней ноте делали шаг вперед с криком, то первые три ряда партера просто сметало.

- Где вы брали прототипы – мошенники-капиталисты ведь в то время не встречались на каждом шагу, не то, что сейчас? Острота откуда бралась?

- Не знаю, мне трудно понять. Владимиров подводил, выводил. И пока была жива его схема, спектакль жил. Это был накал, через узду, сцепив зубы, докричаться, порваться – вот такие были ощущения.

- У вас есть еще одна, не менее легендарная роль – Осел в «Бременских музыкантах»? Вам не показалась странной идея Владимирова поставить этот мюзикл?

- На то время это был самый популярный мюзикл, самая популярная в Советском Союзе музыка и тема. Только что вышел мультфильм, который завоевал признание всех. На каждом углу пели «Мы свое призванье не забудем» - это был гимн позитива. Игорь Петрович дружил с Василием Ливановым, с Геннадием Гладковым, с Юрием Энтиным. Поэтому идея поставить «Бременских музыкантов» была естественной. И прекрасной! Я бы вообще держал «Бременских музыкантов» в репертуаре, только меняя исполнителей. Это вечная тема.

- Тема какая – свободы талантливых людей?

- Тема любви, прежде всего. Юная любовь, там более, первая любовь – прекрасна, независимо ни от чего, а там еще есть тема дружбы, тема позитивной компании. Спектакль у нас шел очень долго. Я сыграл Осла более 500 раз, и не жаловался, не просил второго состава. У меня был костюм из серой мешковины, копыта, было такое жабо, которое можно было расценить и как гриву.

- А по «природе чувств»?

- По природе чувств эта роль мне была очень близка.

- То есть, у вас никогда не было отношения к этому спектаклю как к детскому, немного второстепенному?

- Никогда. Я тебе скажу больше: он получился таким азартными, озорным и недетским, что мы его играли по вечерам и были аншлаги. Вначале, ты знаешь, принцессу играла Алиса Бруновна Фрейндлих – и мне посчастливилось выходить с ней на сцену. Она сыграла спектаклей 10, и уже потом передала роль Ларисе Луппиан. Это был потрясающий спектакль, в нем было много шуток, гэгов, Анатолий Равикович замечательно играл Короля.

- В разные времена мы с вами много говорили про театр-дом, который строил в те времена не только Владимиров – многие режиссеры. Как по-вашему, эта форма бытования театров на сегодняшний день себя изжила?

- Нет, конечно. Театры-дома решают очень серьезные задачи. За примерами далеко ходить не надо. Возьмите театр Петра Фоменко, театр Льва Додина, театр Марка Захарова. Это такие театры, где люди сговариваются, живут по одним профессиональным критериям. Мне трудно достучаться до ученика другого мастера, который на мои изыски смотрит иронично – я не могу ему объяснить, чего я в итоге хочу, он меня просто не поймет. Я не хочу приводить примеры, но такие примеры были в моей актерской жизни. Мы просто не понимали друг друга и не могли понять.

- То есть, модель театра-дома и поныне актуальна, к ней стоит стремиться?

- Безусловно. У нас тут, в театре Игоря Петровича Владимирова сменил Владислав Пази, который очень ценил владимировскую школу. И благодаря ему, сохранился наш актерский ансамбль. Я вообще убежден, что Театр имени Ленсовета находится в отличной творческой форме именно потому, что ядро труппы по сей день составляют ученики Владимирова.

- Чтобы закончить тему Владимирова, как бы вы лаконично описали «вашего Владимирова», такого, каким видели и воспринимали его вы?

- Я чересчур серьезно относился к Владимирову, не было никакого сомнения, что Владимиров нас учит только тому, чему надо. Знаешь, какая кличка была у нас на курсе у Владимирова? Батя, батька. И не надо больше ни о чем говорить. Это прозвище соответствует моему отношению к Игорю Петровичу. И он не обижался на него, наоборот, оно ему очень нравилось.

- Очень часто применительно к Владимирову вспоминают выражение «группа крови».

- Это не его выражение, но он его очень любил. По чему он определял группу крови? По тому, как подхватывали его предложения. Он очень ценил тех, которые подхватывали его видение, его движение к результату.

- Вот вы все говорите о партнерах-владимировцах и о том, как вам с ними комфортно. А с другими артистами вам было комфортно играть – скажем, с артистами Додина? Это же тоже несомненные профессионалы.

- Я очень редко играю с артистами Додина. Но какое-то время назад – лет семь-восемь - мы играли с Петей Семаком в очень серьезной постановке, в телеверсии чеховских рассказов. Также в ней принимал участие Сережа Бехтерев. Мы отлично работали, никаких вопросов друг к другу у нас не возникало. Но мой ансамбль – это мой ансамбль. И тут я хочу привести в пример «Ревизора». О котором, кстати, Владимиров мечтал. Говорил, что знает, как его поставить. Но не поставил. А мы поставили и играем. И, как мне кажется, очень хорошо это делаем. Именно потому, что костяк там - владимировцы: и Аня Алексахина, и Саша Новиков, и Олег Андреев, и я.

- А бенефисного спектакля не будет – нового, премьерного, специально к юбилею?

- Нет. Он и не планировался. Для меня как для актера вообще не существует такого особенного понятия: юбилей. Это моя внутренняя история. Кому какое до нее дело? Да, наверное, меня поздравят. Но я лично никакого рубежа не ощущаю. Чувствую то же, что и год назад, и два года назад. Слава богу, что я имею силы идти дальше и пойду дальше.

- Сейчас появилась такая традиция. Народные артисты все чаще берут на себя руководство театрами. Или же считают своим долгом возглавлять группы протеста, когда в театр приходит худрук со своей творческой программой. Я бы это диагностировала как нечто вроде разгула артистов вашего поколения, вашего уровня. Как вы относитесь к подобным проявлениям коллег и как бы вы себя вели в подобных ситуациях?

- У меня нет времени, чтобы делать свой театр. Чтобы подбирать труппу, заниматься ею. Если я начну этим заниматься, на это уйдет время, которое мне необходимо для моей основной работы.

- То есть, если бы вам предложили возглавить театр, вы бы отказались?

- Вне всякого сомнения. Это не про меня. Мне это не нужно.

- А возглавить какую-то группу протеста и требовать к себе особого внимания могли бы – на правах опыта, звания?

- Группу протеста я возглавлять не буду, но если попросят моего совета, мнения, я совет дам и мнение выскажу. Если буду иметь право. Я не на все вопросы могу отвечать.

- Но вы чувствуете ответственность за этот конкретный театр – как народный артист, ведущий актер труппы, как человек, стоявший у истоков того Театра имени Ленсовета, который мы за давностию лет уже идеализируем?

- Жанна, мне нравится здесь работать. Я хочу, чтобы здесь была творческая атмосфера, чтобы в этом доме был мир и позитив.

- А что вы для этого готовы сделать? Я вот, например, помню, как вы довольно жестко высказывались в комитете по культуре в защиту Юрия Бутусова – в лицо тогдашнему председателю Дмитрию Месхиеву.

- К нам пришел известный современный режиссер, которого мы знаем. Режиссер самобытный. Режиссер неординарный. И я не видел повода взять и не дать ему возможности здесь творить. Что, собственно, я и сказал тогда. Здесь не было никаких баррикад, разборок. Скорее всего, ситуация была раздута, как у нас часто в последнее время бывает. Но я счел необходимым высказать свое мнение. Вот и все.

- Сколько спектаклей у вас сейчас в репертуаре – в театре и на стороне?

- У меня сейчас в Театре имени Ленсовета шесть названий и четыре спектакля на стороне. Это много. Кроме того, у нас обозначены некоторые названия в планах, которые должны быть осуществлены в ближайший год. Одно из этих названий – очень серьезное – связано со мной. Оглашать его не буду. Я его назову тогда, когда мы будем подходить к генеральной репетиции.

- Есть у вас ощущение, что с именем Юрия Бутусова связана возможность некоего прорыва для Театра имени Ленсовета?

- Мне кажется, да. Бутусов – это человек-фонтан, очень серьезный режиссер. Завоевавший серьезнейшую репутацию. К нему прекрасно относятся его коллеги. Он способен привести сюда интересную режиссуру и драматургию. Так что мне кажется, что мы…

- …на правильном пути?

- Да.

- Что греет, кроме театра и футбола – возбуждает, будоражит кровь?

- Дети. Внук. Старшая дочка Катя мне подарила внука. Он живет в Москве. Зовут его Арсений.

- А младшая дочь не собирается в актрисы?

- Младшая дочь Анна учится на первом курсе нашей Театральной академии.

Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»