Классики-бомжи: обретут ли дом Хармс, Довлатов, Берггольц

18 октября 2016, 10:00

Версия для печати

Tweet

Чемоданчик Хармса, стул Довлатова, письма Ольги Берггольц ждут, когда станут экспонатами нового петербургского музея, посвящённого литературе XX века. Однако в данный момент по зданию будущего музея гуляют бездомные коты, а на стенах появляются непристойные надписи. Когда ситуация изменится и как может быть устроен этот литературный центр, выясняла «Фонтанка».

Хармс. Этюд в светлых тонах

В офисе издательства «Вита Нова» у метро «Кировский завод», в мрачном офисном здании эпохи позднего социализма стоит чемодан. Его фанерные стенки потёрты. Отдают где-то белым цветом, где-то – зелёным. Чемодан принадлежал Даниилу Хармсу.

Зимой 1941 года после того, как писателя арестовали, его друг, философ Яков Друскин вывез в саквояже хармсовские рукописи из его разбитого снарядом дома. Несколько десятков лет вместе с бумагами Хармса чемодан хранил рукописи обэриута Александра Введенского и стихи близкого к ОБЭРИУ поэта Николая Олейникова.

Мемориальный кабинет философа Якова Друскина, друга Хармса. Среди вещей – чемоданчик Хармса.

Фото: Издательство «Вита Нова»

После смерти Друскина чемодан перекочевал к его сестре, затем – к её друзьям. В 2011 году странствующий раритет приземлился в коллекции издательства «Вита Нова».

– К тому времени мы уже плотно занимались Хармсом и обэриутами. Выпустили несколько сборников Хармса и его биографию, написанную филологом Валерием Шубинским, – отмечает главный редактор «Вита Нова» Алексей Дмитренко, осторожно поглаживая поцарапанные стенки чемодана. – Первое, что все чувствуют, когда видят чемодан – удивление: «Какой маленький!». У меня в 2011 году сработал инстинкт коллекционера: захотелось, чтобы эта уникальная вещь оказалась в наших руках. Коллекционерское собственничество необъяснимо... Я называю чемоданчик точкой большого взрыва, из которой для нас возникла Вселенная Даниила Хармса.

Сейчас в собрании издателей – около 400 предметов, связанных с Хармсом и его окружением. Чемодан стоит на немецком радиоприёмнике Telefunken 1930-х годов. Его любила слушать жена писателя Марина Малич. Она пила пиво из маленьких бутылочек, которые ставила на полированную крышку – круглые следы сохранились до сих пор.

Из парадного офисного помещения Дмитренко ведёт меня в комнату-хранилище – прохладную, тесную, затемнённую. Здесь начинаются настоящие чудеса. Мужчина, как волшебник из шляпы, вытаскивает из папок рукописи, книги, снова рукописи.

Это «Письма к Луцилию» Сенеки из личной библиотеки Хармса. На первой странице писатель вывел: «Чармс». Днём раньше в его дневнике написано: «Вчера папа сказал мне, что пока я буду Хармс, меня будут преследовать нужды».

Вот рукопись стихотворения «Небо» и фотография супруги Хармса, сделанная самим писателем. Автограф ранее неизвестного рассказа, который начинается словами: «Я встретил Заболоцкого, он шел в пивную…»

А вот прижизненное издание детской книжки «О том, как папа застрелил мне хорька».

– Её постоянно у нас пытаются выцарапать другие коллекционеры. Вы не найдёте этого издания в таком идеальном состоянии! Но мы «Хорька» не продаём, – отрезает Дмитренко.

Справка «Фонтанки»: Издательство «Вита Нова» появилось в Петербурге в начале 2000-х и широко известно в узких библиофильских кругах. Оно специализируется на дорогих коллекционных книгах. «Лавка древностей» Диккенса «в переплёте из чёрной кожи с трёхсторонним золотым обрезом», изящно оформленные «Метаморфозы» Апулея, первое полное издание «Блокадного дневника» Ольги Берггольц или лекции по мультипликации Юрия Норштейна – всё это печатает «Вита Нова». Ценник на такие книги часто превышает 10, а то и 100 тысяч рублей.

Хармс. Этюд в тёмных тонах

С мечтой создать музей Хармса сотрудники «Вита Нова» носятся с 2013 года, когда впервые выставили свою коллекцию в музее Достоевского. Точнее, когда-то носились, теперь энтузиазм поутих.

– Организовать музей своими силами издательство не может – не хватает ни площадей, ни человеческих ресурсов. Ведь музей Хармса должен быть необычным, наполненным жизнью, событиями, движением. В 2014 году мы вывозили коллекцию в Воронеж, на Платоновский фестиваль, и я на два месяца был полностью выключен из рабочего процесса – не исполнял свои непосредственные обязанности редактора, – объясняет Дмитренко.

Редактор «Вита Нова» Алексей Дмитренко и портрет друга Хармса Якова Друскина, спасшего архив писателя

Фото: Елена Кузнецова

О площадке для музея пытались договориться с компанией «ВКонтакте» – в доме Зингера на Невском, где она квартирует, в 1920-е годы располагалось издательство «Лендетгиз». А с ним сотрудничал Хармс.

– Павел Дуров – он тогда ещё возглавлял «ВКонтакте» – очень своеобразный человек. Никогда определённо не говорит ни да, ни нет… – впоминает Дмитренко. – А к городским властям мы пока не обращались. Тут нужны планы, точные финансовые расчёты, прогнозы посещаемости. Сил составлять их у нас нет.

Петербуржцы хотят видеть коллекцию Хармса, но водить экскурсии по издательству невозможно. Так что вещи показывают только журналистам и исследователям литературы, которые просятся в гости. И на выставках.

Другие бездомные: Довлатов, Бродский, Берггольц

Хармс – не единственный петербургский писатель, который буквально напрашивается на создание личного музея. Причём музея не в скучном и пыльном смысле слова. А такого пространства, где можно было бы и подурачиться, и почитать стихи, и посмотреть интерактивные инсталляции. Да хоть на голове стоять. И куда охотно поедут и помешанные на литературе петербуржцы, и туристы.

Двор дома Довлатова на улице Рубинштейна. Экскурсия для фестиваля «День Д»

Фото: предоставлено литературным музеем «XX век», автор Станислав Горбунов

…Идея создать музей Довлатова пронеслась среди горожан летом 2016 года, незадолго до 75-летия писателя. Но коммуналка на улице Рубинштейна, 23, где автор «Чемодана» и «Заповедника» жил с 1944 по 1975 годы, для этого не приспособлена. Она до сих пор плотно заселена коммунальными жильцами, а в самой довлатовской комнате теснятся гастарбайтеры. Сбор денег, чтобы выкупить квартиру, намерен объявить историк и журналист, создатель фестиваля «День Д» Лев Лурье. Надежды получить нужную сумму немного. Есть вероятность, что соседи искусственно завысят ценник, учитывая значимость апартаментов народного кумира.

Так уже произошло с квартирой нобелевского лауреата Иосифа Бродского в доме Мурузи на перекрёстке улицы Пестеля и Литейного проспекта. Соседка Нина Васильевна ещё со времён губернаторства Владимира Яковлева упорно не желает покидать жильё. Городские власти активизировали переговоры с ней в 2015 году – к юбилею Бродского. Открыли квартиру на один день. Взглянули на очередь из сотен человек, желавших попасть в «Полторы комнаты». И от проекта дистанцировались.

Фото: Елена Кузнецова

– До 24 мая 2015 года, когда праздновалось 75-летие Бродского, городская власть была очень расторопна – сделала ремонт чёрной лестницы, заасфальтировала двор. Но после 24 мая интерес к нам исчез. Возможно, это связано с уходом в отставку бывшего культурного вице-губернатора Василия Кичеджи, – не исключает друг поэта и председатель фонда создания музея Бродского Михаил Мильчик. – Сейчас мы отошли на исходные позиции: Нина Васильевна просит за свою комнату уже 28 миллионов рублей. В условиях, когда у нас нет достаточных средств, переговоры бессмысленны. К тому же, чтобы открыть музей, нужно выкупить и перевести в нежилой фонд помещения этажом ниже.

Пространство пока существует в «полумузейном» состоянии – здесь изредка проводятся экскурсии для небольших групп и благотворительные спектакли.

– Боюсь быть не очень объективным, но то, что сегодня не делается и «делается» в квартире Бродского – безобразие, – не скрывает эмоций ректор Академии Штиглица, бывший культурный вице-губернатор Петербурга Василий Кичеджи. – Ещё два года назад всё было готово, чтобы открыть музей. Соседка – великолепная тётка, с ней можно было договориться. Надо было просто проявить уважение. Она ведь тоже имеет право на жизнь – она блокадница, она интеллигентная, интеллектуальная.

Кичеджи объясняет провал с открытием квартиры Бродского так: «Либо контроль полностью исчез, либо это чьё-то намеренное желание». Разные вариации этой фразы «Фонтанке» придётся слышать ещё не раз – и не только о музее Бродского.

Имеются и другие бездомные литераторы с мировыми именами: Михаил Лермонтов, Николай Гоголь, Ольга Берггольц – «музе блокадного Ленинграда» посвящён только маленький школьный музей – его открыли в 2013 году в Невском районе.

Некоторые из этих писателей могли бы обрести дом. Здания и участок для него на Лермонтовском проспекте, 55-57 Смольный выделил ещё в 2014 году. Их передали государственному литературному музею «XX век» – это учреждение основано в Петербурге на базе мемориальной квартиры Зощенко на Малой Конюшенной улице. Планировалось, что в перспективе оно разрастется и сможет рассказывать обо всей литературе XX века.

Как выглядят новые здания

«Когда мы получили новое здание, это преподносилось как подарок. Но вместо подарка мы получили головную боль. Я даже поседел, поэтому коротко стригусь», – 38-летний замдиректора музея «XX век» Сергей Тяжельников открывает зелёную металлическую калитку в строительном заборе. Мы попадаем во внутренний двор с густой, слежавшейся осенней травой, проросшей сквозь асфальт. Навстречу бежит белый кот, но пугливо сворачивает, увидев посетителей.

– Надо же, местный сторож, – удивляется Тяжельников. – Я тут живности не видел, кроме голубей. И бомжей пару раз в самом начале.

Автор: Елена Кузнецова
Для просмотра в полный размер кликните мышкой

По периметру двора стоят четыре приземистых здания – два бывших военных склада, административный корпус, караулка. Их построили на пересечении Обводного канала и Лермонтовского проспекта ещё до революции. Но культурным памятником не признали. Минобороны занимало объект вплоть до 2010-х годов, после чего он оказался на балансе города.

– Сразу же после того, как здания передали нам, пришлось вывезти отсюда горы строительного мусора. Музей заказал обследование за свой счёт. Фирма, которая делала его, заключила: состояние аварийное – нужно всё разрушить, чтобы строить заново. Работа обойдётся больше чем в полмиллиарда рублей. А откуда у нас такие деньги? – Тяжельников ведёт журналиста по одному из складов. Деревянные половицы прогибаются и скрипят, под ногами хрустят выбитые стёкла и пластиковые бутылки. Чтобы попасть на второй этаж, приходится карабкаться через «монблан» обвалившейся штукатурки. Прорехи в крыше открывают вид на кристально-чистое осеннее небо.

В другом корпусе ситуация хуже: в полумраке чернеют обгоревшие перекрытия – пожар случился в 2013 году, когда комплекс пустовал: «Сюда лучше не ходить. Может обрушиться», – предостерегает мой проводник.

Финансирование, чтобы поддерживать здания, городские власти культурным работникам не выделяют. Хотя и обещали открыть «многофункциональный музейный комплекс» к 2018 году.

– Мы перераспределили свой бюджет. Установили ограду. Обтянули дома строительными баннерами. Однажды пришли на территорию, а тут снова возникли горы строительных отходов. Пожаловались местному участковому, благо, опорный пункт находится по соседству. А он говорит: «Не буду же я в засаде сидеть!». Сами нашли нарушителей и убедили их вывезти мусор, – вспоминает замдиректора.

– Неужели власти о вас вообще не вспоминают? – недоумевает корреспондент «Фонтанки».

– Ещё как вспоминают. Периодически звонят из администрации Адмиралтейского района. Говорят: «У вас на баннере неприличное слово написали. Сотрите. Рядом пролегает правительственная трасса, скоро по ней поедет важный чиновник». А что мы можем сделать? Что он, этого слова не знает? – не скрывает обиды Тяжельников.

Представляю себе, как литературоведы оставляют свои книжки и архивы, надевают бушлаты с валенками и ходят дежурить на разрушающийся склад, стирают со стен фривольные надписи… Взрываюсь приступом нервного смеха. Даже британская комик-группа Monty Python более сюрреалистического сюжета выдумать не могла.

На прощание сотрудник литературного музея насыпает около калитки горку песка.

– Надо проверить, ходит ли сюда охрана. Средств хватает только на мониторинг. То есть, по договору, охранная фирма дважды в сутки подъезжает к зданиям на машине и осматривает территорию. Но у меня ощущение, что никто сюда не заходит. Просто проезжают мимо. Вот и проверим. Если заходят – оставят следы, – замдиректора литературного музея воодушевлён своим планом.

«Мы сочинили свой музей»

«Нам страшно горько. Потому что Обводный канал – замечательная точка Петербурга, где мог бы существовать большой культурный центр. Он стал бы событием и для города, и для района», – говорит директор литературного музея «XX век» Наталья Арефьева.

С её точки зрения, проекту в военных складах не повезло со временем: появись он в середине «тучных двухтысячных», музейный комплекс уже открылся бы с блеском и работал во всю мощь. Планы были грандиозными: «Мы желаем не просто вести рассказ о каких-то персонажах, интересных и важных книгах. Мы хотим через литературу взглянуть на целый век – создать небольшое число постоянных экспозиций и много лекций, квестов, дискуссий, сменных выставок… Втянуть в музейную жизнь людей, не особенно интересующихся литературой – с помощью внутреннего двора, который стал бы публичным пространством», – отмечает Арефьева.

Концепция литературного музея «XX век» на Лермонтовском проспекте

Фото: Литературный музей «XX век»

Какие писатели присутствовали бы в музее? Конечно, Бродский, Довлатов, Хармс, Берггольц. Не такие модные, но неоценимо важные Заболоцкий, Шварц, Каверин, Абрамов. Оттеснённые на второй ряд, но любопытные для историков Вера Кетлинская или Ольга Форш. Их вещи уже есть в коллекции музея, только остаются скрытыми от публики.

– Есть огромный пласт неподцензурной литературы 1960-х-1970-х годов, о ней широкой аудитории неизвестно. Например, поэт и деятель самиздата Виктор Кривулин каким-то образом должен быть в музее упомянут, – фантазирует Наталья Арефьева. – Там будет вся бардовская и рок-история. Цой с Гребенщиковым – как без них? Конечно, они должны существовать, как часть петербургского текста. Вся современная литература, которая жива, здравствует, перетекла из XX века в XXI-й – Попов, Носов, Мелихов – будет там представлена.

– Мы сочинили свой музей, стали строить отношения с общественностью, учёными. Социологи из Высшей школы экономики начали исследовать интересы аудитории. Мы придумали программу действий, она в значительной степени была осуществлена. Но дальше немножечко стала вязнуть. Трудно призывать кого-то для совместных действий, когда в течение долгого времени ничего не происходит. Ничего мы поделать не можем, движения здесь нет, – вздыхает директор.

Музей – как стадион

В проекте городского бюджета на 2017 год и планах на 2018-2019 годы строки «Реконструкция зданий на Лермонтовском проспекте, 55-57» не нашлось. Ответа на вопросы о литературном долгострое, отправленные в начале октября в петербургский комитет по культуре, «Фонтанка» до сих пор не получила. Председатель Константин Сухенко был в командировке, затем отписался смс-кой: «Пока рано об этом говорить».

Культурный вице-губернатор Владимир Кириллов, по словам сотрудников его аппарата, в дни подготовки материала был в отпуске. Но его познакомят с вопросами журналистов, когда он будет готов ответить.

А нужны ли вообще литературные и мемориальные писательские музеи? Или это анахронизм, от которого пора избавляться? Об этом «Фонтанка» спросила экспертов.

– Любое увеличение числа музеев в Петербурге, даже на один, можно сравнить со строительством стадиона. Казалось бы, несоизмеримые величины – стадион стоит десятки миллиардов рублей, а здесь нужно, может быть, сотни миллионов. Но по духовному вкладу эти величины сопоставимы, – уверен Василий Кичеджи. – У нас масса писателей и поэтов, которых мы, по большому счёту, не знаем. Музей надо открывать. Тогда, может, будет совершенно другой интерес к истории.

Директор музея-заповедника «Гатчина», бывший председатель комитета по культуре Василий Панкратов (в его председательство и началась эпопея с расширением музея «XX век») отметил в разговоре с «Фонтанкой», что до сих пор поддерживает проект. Правда, видит его несколько по-другому, чем Наталья Арефьева.

– Я не сторонник музеев, которые создаются без коллекций, – пояснил экс-чиновник. По оценкам Панкратова, фонд у литературоведов небольшой. Но его можно было бы объединить с коллекцией художественных произведений XX века, хранящихся в запасниках Манежа. И создать полноценный музей истории XX века. – Тогда мы могли бы сформировать некую политику коллекционной работы – получить архивы у семей ещё живущих литературных, политических деятелей, актёров. Мне казалось, что это может быть очень хорошим и посещаемым местом. Ведь рядом метро «Балтийская», ДК Цюрупы – в советское время, когда там шли диссидентские постановки, народа было – не отбиться. Сумасшедшие очереди!

Нина Попова, директор одного из самых успешных культурных проектов Петербурга – музея Анны Ахматовой в Фонтанном доме – советует не концентрироваться только на литературе и смотреть на проблему шире:

– А как же музей блокады? Он теснится в маленьком здании в Соляном переулке, хотя уже давно должен был переехать в новое просторное здание. Нет ли тут какой-то закономерности? Какой музей из государственных за последние 24 года открылся в Петербурге? – рассуждает она.

Михаил Мильчик вспоминает, как недавно ездил в Вену, где посетил музей Бетховена. Площадка сделана «буквально из ничего» – это одна из квартир, которые короткое время снимал композитор: «Мемориальных вещей там 5-6 максимум. Тем не менее интерактивными средствами можно добиться многого».

– Петербургу нужны любые мемориальные музеи – не только литературные. Нужны места, открытые в память о музыкантах, актёрах, композиторах. Но это должны быть музеи нового типа, сочетающие функции мемориального и культурно-просветительского центра, –полифункциональные пространства, где можно слушать, читать, видеть, говорить.

Елена Кузнецова, «Фонтанка.ру»