Шестеро лучших: одноактные современные балеты на Dance Open

22 апреля 2016, 19:30

Версия для печати

Tweet

На фестивале Dance Open две европейские труппы показали работы шести хореографов. Венский государственный балет и Балет Дрезденской оперы привезли в Петербург сочинения сегодняшних ньюсмейкеров – мэтров и восходящих звезд, тех, кто к своему полтиннику уже успел взобраться на вершины, и тех, кто в свои тридцать с копейками еще бодро их штурмует.

Все вместе – точная карта самых актуальных процессов, происходящих в современной хореографии. Не в современном танце (контемпорари), именно в современной хореографии, предполагающей, что танцевать ее будут выпускники классических школ, проведшие детство и юность у станка. Не случайно на спектаклях фестиваля можно встретить артистов Мариинского театра – эта хореография им не чужая, они приходят поинтересоваться, что нового сотворили знакомые им авторы и кто новый из хореографов появился на свет – быть может, с ними доведется поработать. (Так на одном из предыдущих фестивалей мариинская труппа чуть не в полном составе пришла на вечер голландского патриарха Ханса ван Манена – в ожидании премьеры мэтра в родном театре). Что ж, если наши труппы присмотрят себе кого-то из появившихся на Dance Оpen авторов – они об этом не пожалеют.

Ну, с Алексеем Ратманским ни петербуржским артистам, ни петербуржским зрителям знакомиться не надо – нынешний штатный хореограф American Ballet Theatre (получивший в этом театре беспрецедентно длительный контракт – до 2023 года; так американцы оценивают успех и заботятся о его постоянстве) не раз ставил в Мариинке – и если "Поцелуй феи", "Средний дуэт", "Поэма экстаза" остались в прошлом, то "Анну Каренину", "Золушку" и "Конька-горбунка" можно регулярно видеть на афишах. Но привезенная Дрезденским балетом "Танцсюита" на музыку Рихарда Штрауса (что переработал в своей партитуре темы Франсуа Куперена) – это Ратманский одновременно и "до" и "после" Мариинки.

"До" – потому что настоящая балетмейстерская карьера выпускника Московской академии хореографии, танцевавшего в Канаде и в Дании, началась с постановки маленького балета "Прелести маньеризма" – тоже музыка Штрауса, тоже темы Куперена. В 1997 году в антрепризе Нины Ананиашвили Ратманский сочинил тот небольшой спектакль для четырех артистов, где словно готовил к работе инструменты балетмейстера: пробовал шуточки, экспериментировал с неожиданными ракурсами, выстраивал те комбинации, по которым будет позже безошибочно узнаваться его авторство. "После" – потому что спектакль в Дрездене был сделан в 2014 году, уже после бурной эпохи работы в Большом театре, когда хореограф должен был не только сочинять свои балеты, но и управлять огромной, насыщенной амбициозными суперзвездами и очень неспокойной труппой. После ухода из Большого и после обретения надежной гавани в ABT, где его единственная обязанность – сочинять танцы.

"Танцсюита"

Фото: Сергей Михайличенко

Вот он и сочиняет. И "Танцсюита" становится некоторым промежуточным подведением итогов. Людей на сцене больше (не четверка солистов, но вся труппа к его услугам), декларация – уверенно – та же. Танец должен помнить свою историю (павана, сарабанда, гавот – и в "Танцсюите" возникают крохотные галантные жесты). Танец должен быть чист – и вот эта идея отрабатывается в разных ракурсах: от белоснежных нарядов артистов – через внимание к точности движений как таковой – к отрицанию громоздких страстей. Очень быстро. Очень бело. Очень весело – ну да, дамы и кавалеры, но в какой-то момент джентльмены могут смотреть на танец особо завораживающей дамы на четвереньках (ну, бывает, поклонников от восторга ноги не держат). И Дрезденский балет исполняет эту Танцсюиту с совершенно очевидным воодушевлением – артисты явно разделяют художественные убеждения Ратманского.

Рядом с Ратманским, которого в нашем отечестве знают все люди, интересующиеся танцем, – обитающий в Штатах швед Понтус Лидберг, которого у нас до появления его спектакля на Dance Оpen вовсе никто не знал. Меж тем ему 39, он начал сочинять танцы десять с лишним лет назад – а сейчас завоевывает все большее признание в мире. Четыре года назад он сделал в Женеве свою версию "Жизели", где бедная крестьянская девушка превратилась в иммигрантку из Таиланда, которую – вполне в духе классического сюжета – обманывает благополучный местный житель; вместо схождения с ума девушка стрелялась – и это был довольно жесткий экспрессионистский спектакль, в котором телесные судороги отвечали душевным страданиям героини. В "Раймонде", что два года назад Лидберг поставил для Шведского Королевского балета, хореограф с бОльшим почтением отнесся к лексике классического танца – может быть, потому, что все действие было перенесено в балетный театр 1898 года.

Дарование Лидберга – дарование довольно мрачное. В дрезденском спектакле "В другой комнате" (на музыку Макса Рихтера), приехавшем на Dance Оpen, есть трогательные шуточки – вроде появления "лошади", роль которой исполняют два танцовщика (один гордо носит ее голову, другой – хм, круп), но лучшие моменты – те, в которых звенит отчаянная тоска и плавится горькая поэзия. То есть начинается и заканчивается спектакль, который Лидберг создал под впечатлением от персидской поэзии XIII века, движением небольшой толпы против невидимого и опасного ветра – кто-то стремится вырваться вперед, друг его удерживает, кто-то скорчился на земле от усталости – а идущий сзади пробегает прямо по его спине. Ну вот да, такова общая жизнь – но в ней отдельно печальна и одинока жизнь поэта (точный и сдержанный танцовщик Йон Вальехо). В промежутке меж бурями мужчины могут вдруг вплетать в танец элементы нижнего брейка; женщины (Елена Востротина, прежде танцевавшая в Мариинском, ныне – дрезденская прима) могут идти в руки и доверчиво вручать свои ноги; но в паре или один – герой отстранен от шумного мира, миру этому не принадлежит.

"В другой комнате"

Фото: Сергей Михайличенко

Третий же дрезденский автор – Александр Экман (31 год, школа Шведского Королевского балета, работа в Кульберг балете и Нидерландском театре танца (NDT) наоборот, с удовольствием сочинил спектакль о суете, о кайфе принадлежности к жизнерадостной и веселой компании. "Кактусы" шесть лет назад были придуманы не для немцев – Экман сотворил этот балет, в котором мелко порублена и перемешана музыка Шуберта, Гайдна и Бетховена, для NDT, премьера была в Гааге. С тех пор одноактовку взяла в репертуар масса трупп по всему миру, вплоть до Австралии – но, кажется, только дрезденцы исполняют "Кактусы" с таким солнечным обожанием, с таким подростковым отрывом. В этом спектакле у каждого артиста – своя подставочка, свой квадратный метр для танца. И в течение получаса, что идет балет, танцовщики и танцовщицы успевают превратиться в японских барабанщиков, выбивающих яростный ритм на этих подставках, обозначить разные типы любовных взаимоотношений (от равенства до рабства), и – отказаться от жизни в отдельной шахматной клетке, свалить все квадраты в кучу и (как бы) раздеться догола. Понятно, что, как и у Ратманского, этот спектакль – размышление о профессии. Экман, прославившийся "Кактусами", с тех пор еще не раз разговаривал с публикой о том, что такое танец – в частности, в прошлом году в Москве на церемонии вручения приза "Бенуа де ля данс", он сам исполнил свой танцевально-разговорный монолог "О чем я думаю в Большом театре"; насмешка над имперским пафосом была интеллигентнейшая; публика хохотала так, что качалась люстра. Номинирован на "Бенуа" он был за "Озеро лебедей" (именно так), поставленное в Норвежском балете – с шестью тоннами воды на сцене, с оммажем великой классике и рациональным анализом ее. Собственно, из всех талантливых людей, что привез в Петербург Dance Open, нашим театрам стоило бы прежде всего обратить внимание именно на смешливого Экмана; но тут уж дело за балетными начальниками, фестиваль сделал всё, что мог.

"Кактусы"

Фото: Сергей Михайличенко

А он смог привезти еще и сочинения Иржи Бубеничека, Штефана Тосса, а также балетмейстерского дуэта Пол Лайтфут – Соль Леон: гастролями Венского государственного балета фестиваль и открылся. В Вене, где танец многие годы был на вторых ролях (в австрийскую столицу весь мир ездит в оперу, не правда ли?), шесть лет назад руководителем балета стал Мануэль Легри – этуаль Парижской оперы, уж точно не привыкший быть в чем-нибудь вторым. (Между прочим, легендарный танцовщик согласился вернуться на сцену на единственный вечер – на Гала Dance Open 25 апреля). Труппа тут же поменяла имя – из Балета Венской оперы она стала Венским государственным балетом – и заставила театральное начальство относиться к ней внимательнее. И с тех пор наблюдать за ее успехами (где теперь из семи прим трое учились в Академии русского балета им. А.Я.Вагановой, одна в Москве и еще одна в Минске – ну, Легри же разбирается в школах) стало особенно интересно.

Иржи Бубеничек – бывший премьер Гамбургского балета – ушел из знаменитого театра Джона Ноймайера именно для того, чтобы самому заниматься хореографией, чтобы сочинения великого человека не вмешивались невольно в свежесоздаваемый текст. Но недаром Иржи, как и его брат-близнец Отто Бубеничек, что сейчас пишет музыку и занимается сценографией, сотрудничая с братом, были такими хорошими исполнителями ноймайеровских балетов: их интонация была братьям родной. "Дыхание души", показанное венцами на фестивале, объято ноймайеровской печалью: женщина может впрыгнуть в руки герою и устроиться на нем, как ласковое домашнее животное, но ее не удержать: путь мужчины всегда одинок.

"Дыхание души"

Фото: Сергей Николаев

С этим утверждением классика спорит Штефан Тосс – 51-летний хореограф, сделавший локальную немецкую карьеру (он руководил труппами в Киле, Ганновере и Висбадене). Его "Тайна Синей бороды" на музыку Филиппа Гласса утверждает, что даже для самого замученного обстоятельствами (и собственной родительницей) герцога найдется понимающая женщина. В этом балете по сцене разъезжают двери; стены то сходятся под косым углом, то открывают проем в бездну; грозная дама в черном (матушка) не дает герцогу вздохнуть. И только преданная Юдит (Алиса Фиренце), переживая множество неприятностей (в том числе посягательства со стороны зловещего двойника героя), доводит историю до счастливого финала, вовремя захлопнув дверь перед носом очередного призрака из прошлого. Резкая, намеренно не пренебрегающая порой вульгарными жестами, пластика Тосса превращает мрачную сказку в историю совершенно современную – и неожиданно трогательную.

"Тайна Синей бороды"

Фото: Сергей Николаев

А вдобавок к двум рассуждениям о месте женщин в мире Венский балет привез десятиминутную шуточку "Наперекосяк" в постановке того тандема хореографов, в котором женщина играет, пожалуй, ведущую роль – маленький балет был сотворен нынешними руководителями Нидерландского театра танца Полом Лайтфутом и Соль Леон.

"Наперекосяк"

Фото: Сергей Николаев

Впервые подаренные нам Дианой Вишневой – именно в ее проекте "Диалоги" появился первый в России балет гаагских худруков, "Объект перемен" – на фестивале Dance Оpen Лайтфут и Леон спели гимн творческой свободе: дурачась, строя рожи и при этом непререкаемо точно воспроизводя пластический текст, артисты были так же счастливы, как и зрители в зале – что не на всех спектаклях и фестивалях случается.

Анна Гордеева, специально для Фонтанки.ру