Алексей Герман-младший: «Речь идет о лжи, которую сам отец не допускал никогда»

06 марта 2013, 10:34
Версия для печати Версия для печати

Обыкновенно тяжелая болезнь и тем более уход большого художника прекращают все споры, связанные с его именем – скорбному сочувствию приличествует тишина. Долгая, почтительная, благоговейная. Болезнь и уход кинорежиссера Алексея Германа, без которого невозможно представить себе русскую культуру второй половины XX века, наоборот, спровоцировали речи и поступки, которые сложно, но необходимо осмыслить. Между тем, на «Ленфильме» начался завершающий этап работы над картиной «Трудно быть богом». С этого факта начался разговор с кинорежиссером Алексеем Германом-младшим.

- Алексей, я понимаю, что время для интервью сейчас не очень подходящее. И, наверное, можно было бы с этим разговором подождать. Но мне как человеку, который был знаком с Алексеем Юрьевичем и с его соавтором, соратником, женой Светланой Кармалитой, кажется, что происходит нечто, требующее разъяснений. В рамках того, чему не придумать иного названия, как склока, имя вашего отца звучит в контексте, который для меня лично невозможен. Очевидно, что он невозможен также и для вас, и для вашей матери, иначе ни вы, ни Светлана Игоревна не стали бы писать те тексты, которые написаны уже после ухода отца. И я уверена, что это не та ситуация, когда стоит молчать даже и у гроба.

- Прежде всего оговорю: мой текст, который написан практически сразу после смерти отца, был написан ради того, чтобы сказать, что фильм «Трудно быть богом», которым отец занимался все последнее время, будет закончен, что он практически уже закончен. Отцом. У папы было полное видение фильма с мельчайшими звуками, репликами. На самом деле картина готова. Остались только технические нюансы.

- Им занимаетесь вы?

- Не только я — и это тоже очень важно. Остается полностью вся папина группа. Я буду не более чем одним из технических консультантов.

- Сколько времени, как вы думаете, уйдет на окончание работ по фильму?

- Не так много.

- То есть, речь идет не о голосе актеров?

- Нет — я это подчеркиваю – о технических вещах. Все шумы, голоса, мельчайшие реплики, концепция изображения и многое другое – готовы. Папа просто физически не мог поставить последнюю точку. Потому что в последние полгода переезжал из больницы в больницу, из реанимации в реанимацию. Мы приезжали куда-то на три-четыре дня и оставались на месяц из-за состояния отца. Операция на операции были в Берлине. Как только папа выходил из больницы, он тут же начинал работать. Осенью ему поставили кардиостимулятор, потому что совсем не работало сердце, наступило недолгое улучшение, а потом уже становилось только хуже, хуже и хуже. Я даже не могу сосчитать, сколько времени я, моя мама и жена провели в реанимациях. Очень страшных реанимациях. Мы с женой видели много умирающих за последнее время. Врачи, наверное, понимали, что ничего сделать нельзя, но боролись до последнего. И спасибо им. Кстати, они были еще одной причиной моего текста после смерти отца. Я не хотел, чтобы врачей Военно-медицинской Академии кто-то выставил бы виноватыми. Это было бы абсолютно несправедливо.

Алексей Герман-младший
Алексей Герман-младший

Фото: Из архива Алесея Германа-мл.

Но я сейчас хотел сказать о другом. О том, что, как все знают, болезнь отца совпала с долгой историей защиты «Ленфильма». В результате чего и сложилась та ситуация, с которой вы начали этот разговор и которая мне кажется недопустимой. Потому что в данном случае речь идет о лжи, которую отец — и с этим, я думаю, никто не сможет спорить, – сам не допускал никогда.

Существовало две концепции развития студии «Ленфильм» – это тоже всем известно. Выиграла, на мой взгляд, концепция получше – концепция Совета директоров. Эти два пути развития «Ленфильма» различались, прежде всего, представлениями о том, кто должен руководить. Отец и Общественный совет студии считали, что студией должны руководить менеджеры, а не художники. А художники должны заниматься художественной стороной вопроса, должны искать и формировать таланты, создавать не только произведения, но и творческую атмосферу, а большое строительство все-таки оставить тем людям, для которых это – профессия. Противоположная сторона имела свое видение. Глубоко в это я не хочу вдаваться. Сейчас важно другое: что это несходство взглядов на пути развития студии водоразделом прошло по человеческим отношениям. Я глубоко убежден, что подобные несогласия не могут быть оправданием тех поступков, которые были совершены в отношении больного уже отца. Не может быть оправдания для лжи, для того, чтобы люди исчезали из жизни тяжело больного человека. Человеческие ценности не могут подчинять имущественным отношениям: человеческие ценности или есть, или их нет. Мы с мамой что-то говорили отцу, чего-то не говорили. У нас в семье совершались обычно обратные поступки. Например, дед в самые темные времена советской действительности не побоялся за антисемитские высказывания спустить с лестницы генерала. Хотя и деду, и отцу подобная принципиальность очень тяжело давалась, они всегда выбирали ту позицию, которая была воспитана поколениями нашей семьи. Поэтому, конечно, последние месяцы для отца было очень тяжело принять неправду от близких людей и исчезновения близких людей.

- Не хотите этих людей называть?

- Не хочу. Кто знает, тот знает. В моем понимании жизни – невероятное фарисейство: не поддержать человека при смерти, никогда не прийти, никогда не позвонить, не спросить, как дела. А потом, всего через несколько часов после смерти отца, давать обширные интервью по поводу своей невероятной с ним дружбы, или говорить о сорокадневном трауре.

- Ваша мама в своем открытом письма назвала имена, и они вызывают вопросы. Всем ведь понятно, кто такой Александр Николаевич.

- На самом деле, я не рад этому разговору. Тем не менее, чтобы не было вопросов, перечислю сухие факты. В газете «Вечерняя Москва» от 2 ноября Александр Николаевич Сокуров позволил себе фразу, из которой следует, что отец является владельцем какого-то процента акций всей киностудии «Ленфильм». При этом из его слов следовало, что этот процент может быть и достаточно значительным. Эту же мысль он повторил и в других СМИ. Так вот: сто процентов акций ОАО «Ленфильм» всегда принадлежало государству. И у отца не было акций студии. Некоторое время назад при поддержке «Общественного совета» был образован продюсерский центр «Ленфильма». И, по предложению же самого Александра Николаевича Сокурова, символический один процент акций этого продюсерского центра, у которого не было ничего – ни денег, ни имущества, а только желание, наконец, возродить в Питере кинематограф, – было решено передать или отцу, или же самому Александру Николаевичу. Исключительно для того, чтобы Общественный совет хоть как-то контролировал работу продюсерского центра.

И вдруг этот символический один процент акций маленького и еще не функционирующего продюсерского центра в ряде высказываний Сокурова необыкновенно вырос и стал процентами акций огромного ОАО «Ленфильм». А очень это серьезное обвинение. Александр Николаевич не мог не знать, что всеми акциями студии всегда владело и владеет государство. Тогда очень многие питерские журналисты, близкие к Александру Николаевичу, промолчали, а ведь история очень дурная и совсем не имеющая отношения к реальности. Отец ездил на скромной машине в практически минимальной комплектации. У него никогда не было дорогой одежды. Ну не согласился отец с концепцией Сокурова. Бывает. Зачем же делать из него жулика? Не стоили этого профессиональные разногласия. К сожалению, современный медиамир диктует свои правила поведения. Не важно, что было на самом деле. Важно, как широко все освещается в интернете.

А на самом деле было то, что отец много лет приносил на студию деньги. Картина «Трудно быть богом» снималась исключительно на спонсорские деньги, и из этих денег оплачивалась аренда помещений и оборудования «Ленфильма» с маленькой скидкой, которая не выдерживает никаких сравнений с рыночными скидками за такой объём. Любые компании, которые занимаются кинопроизводством, за этот объем работ давали 50-процентные скидки, «Ленфильм» давал 20. То есть фактически во многом поддержка студии «Ленфильм» в последнее столь тяжелое для нее время осуществлялась за счет работы отца над фильмом «Трудно быть богом». Ни Минкультуры, ни «Ленфильм» никогда не финансировали фильм «Трудно быть богом».

Разумеется, я не хочу сказать, что отец в последние месяцы жизни остался один. Конечно, нет. На студии и среди кинематографистов есть огромное количество порядочных людей, которые всегда были где-то рядом, были готовы в любой момент приехать, помочь, поддержать. Но была и ложь. Было и забвение.

Никакие разногласия в видении развития «Ленфильма» не могут оправдать подобное. Хотя отчасти папа был готов. Ведь когда много лет назад запретили фильм «Мой друг Иван Лапшин» – исчезли все. Я был ребенком, но помню, что на днях рождения всегда было очень много людей. А тут отец с мамой и со мной маленьким уехал в поселок Сосново, – и в день рождения никто не появился. И в другие дни. Потом, когда выпустили картину, все возникли опять. Как будто ничего и не было. И вот сейчас я читаю, что Александр Николаевич говорит в «Известиях», что не так все было страшно у папы, что оставались копии. Вот, дословно: «Картины Германа не запрещали полностью, они сохранились хотя бы малым тиражом». Картины Германа запрещали полностью, это знают все. Оставалась одна украденная копия, которую родители прятали под кроватью. Никакого тиража не было. Или что, не запрещали полностью «Проверку на дорогах»? Малый тираж подразумевает, что был тираж, а какой тираж может быть, когда картина запрещена. Это в те-то времена.

И казалось бы, что это все дело далекого прошлого. Что теперь мир другой. Страна другая. Но я помню из детства, как отец страдал от запрета картин, помню эту единственную копию под кроватью. Зачем же говорить, что этого не было?

С другой стороны, ни у меня, ни у мамы нет зла. Я считаю, что, если хоть какая-то порядочность у людей осталась, надо просто позвонить и покаяться. Не накручивать журналистов, не организовывать какие-то кампании, не готовить тексты с многостраничными оправданиями, а просто по-человечески попросить прощения. Когда мне говорят, что не надо было поднимать эту тему, я думаю, что это какая-то извращенная логика: клеветать на умирающего человека можно, а назвать клевету клеветой нельзя? А сколько других оскорблений вылилось за последнее время на отца, на мать. Ведь знали, что отец тяжело болеет и ему сложно отвечать. Я могу долго и подробно со ссылками перечислять. Из нас ведь еще попытались сделать какой-то клан. Как в сериале «Спрут». Да, мы все работаем на «Ленфильма». И дед имел отношение к «Ленфильму». И мне кажется, ничего постыдного для киностудии, для города мы не сделали.

Но сейчас речь прежде всего о том, почему вокруг имени отца возникло то, что вы совершенно справедливо назвали недопустимой склокой. И о том, что мне представляется важным отвечать на клевету. Это мой долг. И это была воля отца не пускать на похороны нескольких человек, которые поступили так, как поступили. И я не пустил. И ни на мгновение не пожалел, несмотря на истерическую реакцию киношников. Не ожидали. Думали, что побоюсь. Ладно. Бог их простит.

И вот что я еще хочу сказать. На мой взгляд, вся проблема, о которой мы сегодня говорим, вытекает за рамки истории с отцом. Когда в городе происходит то, что происходит – я имею в виду, ситуации с казаками и Набоковым, сосульки, которые с трагической неизбежностью калечат людей, гомофобские законы, которые позорят город, и многие другие факты того же порядка, – в этом контексте, наверное, ложь и фарисейство неизбежны. Но я не собираюсь на них реагировать так, как будто ничего не происходит и все в порядке вещей. А причитания о том, какой я грубый, на меня не действуют. Я иначе устроен. И отец был устроен иначе, и дед. Мы никогда не жили по принципам двойной, тройной, четверной морали. Вот смотрите: папа умер, и как сразу активизировалась война за «Ленфильм» со всеми разговорами о том, что ничего не происходит, нет изменений на студии, с натравливанием на студию прокуратуры. А ведь и это неправда. Всё идет своим чередом. Хоть и очень, очень тяжело. Любой человек, который имел дело с кредитами, знает, что их дают небыстро, и говорить о том, что никто ничем не занимается, что студия не готовит проекты, – неверно.

- В своем открытом письме Светлана Кармалита цитирует письмо в Министерство культуры — последний документ, в написании которого принимал участие отец. Можете рассказать о нем подробнее?

- Конечно. Это письмо от Общественного совета Студии с озабоченностями по поводу судьбы «Ленфильма». Оно состоит из трех частей. Прежде всего, отца и всех нас тревожило, что нет пока ясности с решением насущных проблем студии. Вторая часть письма посвящена проектам студии, дебютам и тому, чем вообще студия должна заниматься. Речь идет о том, что вся сложившаяся за 20 последних лет система нашего кино – не функционирует. Инструменты, которые выбирает государство для руководства сферой кино, оказываются неработоспособными. То же, правда, происходит и с наукой, и с образованием, и со спортом. В результате мы теряем генофонд. Между тем, некоторые принципы, которые были разработаны в советские времена, выглядят рабочими и в них нет ничего антирыночного.

- О каких конкретно принципах идет речь?

- В частности, в письме шла речь о том, что петербургская студия должна заниматься петербургским. У нас есть прекрасные писатели, которых мы не ставим. У нас есть прекрасный пример современного освоения классики: сериал «Идиот», снятый Владимиром Бортко — он пользовался успехом, и при этом соответствовал критериям качества. Невозможно, чтобы студия, которая находится в центре Петербурга, не занималась литературой XIX века. А у нас, условно говоря, «Войну и мир» или булгаковские «Записки врача» снимают англичане и американцы. Наконец, нельзя бесконечно эксплуатировать последние советские мифы, снимая ремейки советских комедий. Речь шла и о том, что нам нужен настоящий и честный фильм о блокаде и о многом другом.

- Письмо отправлено в Министерство?

- Да. И кроме этого на «Ленфильме» происходит сейчас много важных вещей. Да, сложно было найти решение с коллекцией «Ленфильма», но сейчас, вроде бы, есть компромисс – права на получение части прибыли от коллекции снова получает «Ленфильм». Студия пережила зиму, решает проблемы с долгами, начнет запускать проекты.

- Леш, мне кажется, или вы действительно сейчас — самый молодой режиссер на «Ленфильме»?

- Отсутствие на студии режиссеров до сорока — одна из самых серьезных ее проблем, и об этом тоже говорилось в последнем письме отца в Министерство. Студия должна открыть двери молодым, должна притаскивать все новое – не только из Питера, но из всей России. Студия должна дать дебютантам возможность снять первый фильм так, как они хотят – естественно, купируя ошибки. Только тогда произойдет обновление. В письме министру, в частности, мы написали, что, помимо дебютов полнометражных, мы предлагаем запустить серию альманахов для начинающих режиссеров. Проблема Питера заключается в том, что людям, закончившим наш Университет кино и телевидения, некуда пойти, что у них здесь, в этом городе, нет будущего – прежде всего потому, что у них нет возможности самореализации. Надо дать им снимать. Идея альманахов, которые делаются на серьезной технике, с серьезными актерами, за серьезные деньги, — это один из путей решения проблемы. Кроме того, на данный момент мы согласовываем со студией, что в обозримом будущем путем интернет-конкурсов будем искать таланты и помогать им реализоваться. Мы понимаем, что надо создавать правильный сценарный отдел, привлекать современных писателей. То есть, прописаны и уже подготовлены конкретные, четкие шаги. И, разумеется, студия ищет негосударственные деньги.

Авторы той концепции, которая в итоге не была принята, подразумевали съемки только артхаусного кино, отец считал, что студия должна заниматься разными фильмами, но они должны быть сделаны качественно. Огромная студия не может и не должна производить только артхаус. Это путь к скорому банкротству. Кино должно быть хорошим. Хоть коммерческое, хоть авторское. Разве советский «Шерлок Холмс» был плохой картиной? А «Бриллиантовая рука»? Нам нужно искать тех молодых, которые могут стать не только новыми Тарковскими, но и новыми Гайдаями.

- Вас лично не пугает, что государство берется диктовать темы в кино?

- У государства тут все равно ничего не получится. Люди не могут поверить в выдуманных героев. Люди ходят на то кино, в котором узнают себя. Мне кажется, сейчас самая главная опасность в том, что огромное количество людей с неудовлетворенными амбициями пытаются под патриотическими лозунгами присосаться к госзаказу.

- Но в советском-то кино был целиком сделанный герой и полностью сфантазированный миф?

- Да, но этим мифом занимались талантливые люди. И прокат был закрытым. В кино должно смениться поколение. И Петербург должен быть локомотивом этого процесса. К сожалению, возрождение «Ленфильма», нормально работающая студия в Питере, – это увод денег и заказов от Москвы. И поэтому, конечно, существует достаточно сильное лобби, которое пытается этого не допустить. Но пока министр культуры Владимир Мединский «Ленфильм» поддерживает. И я думаю, что, если действовать в соответствии с той программой, которая разработана сейчас, «Ленфильм» возродить можно. И отец тоже в это верил.

Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»

 

«Он жил как рок-звезда, он ушел точно так же». В Мариинском театре простились с Владимиром Шкляровым

Белые цветы — букеты лизиантусов, роз, лилий — держали в руках зрители, выстроившись в очередь у входа в исторической здание Мариинского театра, где утром 21 ноября прощались с его погибшим премьером Владимиром Шкляровым. Мимо проносили большие венки — от семей, организаций… Задолго до назначенного часа прощания очередь доросла до ближайшего светофора — в основном, стояли женщины, молодые и постарше, кто-то даже с коляской. Сбоку у входа переминался с ноги на ногу мужчина в спортивном костюме с белой корзиной белых роз и лентой, на которой виделись слова «Дорогому Владимиру… красивому человеку…».

Статьи

>