Как я провела фестиваль в Иматре

28 февраля 2013, 20:50

Версия для печати

Tweet

Идея была такая заманчивая, что отказаться от нее было невозможно. Евросоюз призвал развивать добрососедские отношения на приграничных территориях. Театр, которым я занимаюсь 20 лет на правах критика, – самое демократичное из искусств: контакт «человек - человек» как раз и рассчитан на возможность диалога, но при этом есть множество дополнительных средств, обеспечивающих понимание без слов или поверх слов. Итак, я придумала название «Театральный мост: Нева-Сайма». И тут-то все и началось.

Команда подобралась что надо – и с петербургской стороны, и с финской. От нас – административный блок Театра марионеток им. Е.С.Деммени во главе с директором Натальей Луневой, а продюсером – многолетний директор БДТ, а ныне директор петербургского Клуба директоров Борис Контребинский. С той стороны границы – колоритная семейная пара, азербайджанец Камран Шахмардан, очень похожий на голливудского комика Дэнни Де Вито времен «Близнецов», и эстонка Катри Лятт с финскими паспортами, которые живут в Иматре 20 лет и 10 из них делают театральный фестиваль «Черное и белое». Наш дизайнер пошутила, что название их фестиваля символизирует саму эту семью (см.фоторепортаж). Катри и Камран привозят спектакли со всей Европы, мы хотели – всего лишь из Петербурга. Чего, казалось бы, проще.

Не учли, как выяснилось, главного. Афиша фестиваля «Черное и белое», который проходит в мае, когда весь этот крошечный городок (жителей – 30 тысяч, статус города получен только в 1971 году), млеющий в солнечных лучах, превращается в площадку для игры, - состоит исключительно из так называемых «фестивальных» спектаклей. Тех, чьи декорации обычно умещаются в небольшой фургон, тех, которые имеют маркировку no speech или few speech, и которые готовы адаптироваться – ужиматься, расширяться, etc., - под самые разные условия. Фестивали для таких театральных проектов – главный хлеб и образ жизни. Едва закончив играть в каком-нибудь маленьком испанском городке, они и летят в Германию, потом в Финляндию и так далее. Я не хочу сказать, что спектакли фестиваля «Черное и белое» - некачественные. Ну вот, скажем, из Петербурга сюда регулярно ездит замечательный «Комик-трест», намедни был Русский инженерный театр АХЕ, завсегдатай и лауреат «Золотой маски». Но я на правах арт-директора решила, что привезу сюда петербургский the best без каких бы то ни было ограничений – срез лучших сценических созданий, где непременно должен быть молодежный остросоциальный проект и театр для детей, один из камерных, почти комнатных петербургских спектаклей, которые держатся на феноменальных актерских талантах, и – обязательно – спектакль Андрея Могучего в качестве хэдлайнера.

Почему именно Могучего? Во-первых, это он давно и с присущей ему концептуальностью позиции твердил не только мне, что на русских приграничных территориях – в Выборге, Каннельярви, Зеленогорске, Комарово (в одном из них у Могучего дача) – даже названия местечек и улочек сохранились финские, и что снова объединить это пространство с помощью культуры сам бог велел, чем уже начал заниматься музыкальный фестиваль «В сторону Выборга» (но пока только с российской стороны границы). Во-вторых, Могучему пришлось поработать в Финляндии, он знаком здешней публике и журналистам: когда финский режиссер Эрик Содерблем принял предложение возглавить Хельсинкский фестиваль искусств, то обратился именно к Могучему с просьбой довести до диплома его актерский курс в Театральной академии в Хельсинки. В-третьих, так уж сложилось, что европейский театральный «Оскар» - премию «Европа - театру» в номинации «Новая театральная реальность» Могучий получал вместе с великолепным финским режиссером Кристианом Смедсом. В-четвертых, стоило учесть отношение Могучего к феномену уже существующего взаимодействия двух культур – русской и финской: именно финны, по мнению Могучего (и с ним тут вряд ли поспоришь) осваивают российскую классику – и прежде всего Достоевского - с той мерой свободы, которая недоступна российским художникам с их комплексом поклонения традиции, часто буквально парализующим творческую волю. Пример финского вызывающе смелого и талантливого освоения нашего «священного достояния» - «Преступление и наказание» Аки Каурисмяки. Кто еще не видел этого вполне выдающегося произведения, стоит посмотреть, не откладывая. Наконец, из действующих ныне в Петербурге режиссеров Могучий – единственная фигура европейского масштаба (если, по понятным и не в последнюю очередь финансовым причинам не обсуждать фигуры Додина и Фокина).

Итак, спектакль Андрея Могучего «Pro Турандот», поставленный им в «Приюте комедианта» возглавил афишу «Театрального моста». Выбор остальных был достаточно очевиден, если взять во внимание, что Иматра не сравнится с Хельсинки и Тампере по искушенности в плане театрального опыта: при выборе спектаклей делалась ставка на человеческие истории, художественные, но общедоступные. «Этюд-театр», несомненно, - один из лидеров среди петербургской театральной молодежи. «Кукольный формат» славится умением выстраивать доверительные отношения с детворой, да еще и вовлекать ее в театральный процесс на своих фирменных мастер-классах. «Такой театр» Александра Баргмана – торжество актерского мастерства, где простые истории выглядят не пошлыми и банальными, а претендуют – и со всеми основаниями – на мифологию наших дней.

Надо сказать, что мэр Иматры Пертти Линтунен с первого мгновения проявил себя как идеальный деловой партнер и человек высокой культуры. Выразил устную и письменную готовность встретить и поселить по собственной квоте почетных гостей, выслал личные приглашения всем главным лицам (отдельно) и всем театрам, взялся обеспечить стремительный проезд участников через таможню (а это более полусотни человек) и предоставил зимний сад мэрии для открытия фестиваля. Надо сказать, что мое личное знакомство с господином Пертти Линтуненом произошло еще в мае, когда он с супругой приехал в Петербург на премьеру Камрана Шахмардана (не только продюсера, но и режиссера) в театр «Балтийский дом» - глава города посчитал необходимым посетить спектакль, поставленный одним из видных жителей Иматры, и тем самым обозначил собственные приоритеты. Чрезвычайно приятным оказалось знакомство с главой комиссии по культуре города Иматры Улой ????, которая сходу и с искренним участием стала интересоваться, не появился ли в Петербурге, наконец, глава культурного ведомства. Очень жаль было огорчать эту милейшую даму.

Это я хочу сказать, что фестивалю со всех сторон создавался режим наибольшего благоприятствования. И от Петербурга его поддержали и вице-губернатор Василий Кичеджи, и председатель комитета по внешним связям Александр Прохоренко, и комиссия по культуре ЗАКСа. Но при всем при этом обнаружились препятствия непредвиденные, которые несколько раз ставили под угрозу весь фестиваль. Практически сразу выяснилось, что единственный театр города глухо занят, и чтобы проводить фестиваль в нем, аренду надо оформлять за полтора года. Не вопрос. Современный театр, как известно, готов, точно газ, заполнять и приспосабливать под себя любые пространства. Так думалось в Петербурге, где театры действительно просачиваются в музеи, в подвалы и на чердаки: развешивают софиты, драпируют или красят стены – и получается, точно по Набокову, «и медленно вся комната трепещет, и медленно становится моей». Но тут выяснилось, что никаких таких заброшенных комнат, а также подвалов и чердаков в Иматре нет. Все пространства освоены и отремонтированы в соответствии с евростандартами. Есть прекрасный зал «Карелия» на 700 мест, предназначенный для концертов – напротив мэрии. В этом же концертном комплексе есть камерный зал – но опять-таки для музыкальных вечеров, чистенький, выбеленный и не допускающий никаких метаморфоз с пространством. Есть упомянутый зимний сад, есть залы гимназий – причем, актовый и спортивный в одном. Есть трансформирующиеся, с разъезжающимися стенами залы в университетах аудиторий – фантастическое ощущение пространства XXI века при виде таких чудес не покидает потом еще долго. Но театру, особенно камерному, который требует некоторой интимности, возможности отгородиться от остального мира, той особой герметичности, что позволяет людям сцены создать особую, иную реальность и втянуть в нее других, - таких пространств нет как нет.

Проще всего оказалось с молодежью. «Этюд-театр» легко освоился в одной из центральных городских клубов с немудреным названием «Актер» - темном с низкими потолками многокомнатном пространстве с тремя эстрадками. Правда, пришлось повозиться со светом и с установкой проектором (для передачи титров). Но в конце концов, когда зрительские ряды замкнули собой пространство у одной из эстрадок, окутанной светом, сложилось нужное ощущение «камеры обскуры», в которой яростные и отчаянные монологи отличных молодых артистов (речь о спектаклях «Наташины мечты» Дмитрия Егорова и «Двое бедных румын, говорящих по-польски» Евгении Сафоновой) имели все шансы прозвучать.

В истории с «Кукольными форматом» повезло с самим типом спектакля. Действие «Кошки, которая…» (по сказке Киплинга) происходит на стенах огромного шатра: маленькие зрители сидят внутри, рядом с тряпочным, но, разумеется, живым, трепещущим очагом, теневые куклы (напоминающие рисунки индейцев майя в лучах заходящего солнца) оживают на парусиновых стенах. Шатер как раз и встал в одном из актово-спортивных гимназических залов.

Со спектаклем Могучего проблемы возникли лишь в последний момент. Разумеется, нельзя сказать, чтобы концертный зал (упомянутая «Карелия») обеспечил ту камерность, которая нужна для доверительной импровизации, в стиле которой спектакль пересказывает старую как мир сказку о жестокой китайской принцессе. И тут фигура Могучего заслуживает особого внимания. С одной стороны, всем известно, что никаких компромиссов, ставящих под угрозу качество спектакля, этот режиссер не приемлет. Как страшный анекдот сотрудники знаменитого столичного Центра им. В.Э.Мейерхольда – одной из самых современных театральных площадок, где президентом значится Валерий Фокин, вспоминают такую историю. Час до спектакля «Не Гамлет» Андрея Могучего. Всё на местах и в состоянии боевой готовности. Последняя проверка постановочных моментов. В одном из эпизодов две половинки занавеса должны сойтись друг с другом, а затем разъехаться в противоположные стороны. Съезжаются. И разъезжаются – но не в противоположные стороны, а в те же, откуда «приехали». Выясняется, что сотрудники недопоняли и повесили одну веревочку, вместо двух. Монолог Могучего на этот счет никто повторить не берется, хотя всем известно, что это один из самых интеллигентных людей в российском театральном пространстве. Спектакль задержали на 40 минут. Но занавесочки в итоге уезжали именно в те кулисы, в которые задумал режиссер. И да, в Иматре не обошлось без подобных эксцессов, хотя по счастью проблема обнаружилась значительно раньше.

Звонок застал меня, простите, в душе: «Могучий собирается отменять спектакль. На сцене «Карелии» не возможно подвесить человека. Нужно чтобы кто-то подписал бумагу, что, если стены или конструкции в результате рухнут, восстанавливать их будет фестиваль». Ну, разумеется, зачем концертному залу крепкие стены – рояль же к потолку не подвешивают. И тут обнаружилась особенность финского менталитета: при безупречном профессионализме, с каким финны выполняют свои прямые обязанности, участие в рабочем процессе экспромта, фантазии начисто исключается. В России же – совершенно наоборот: тупиковая ситуация пробуждает кураж и необычайную интенсивность действий. Тут включается - и чаще всего побеждает - интуиция, а не логика. Важно, чтобы профессионал оказался, как говорят про футбольных вратарей, «на месте». У нас «на месте» оказался Владимир Чак, технический директор со стажем работы завпостом 35 лет. Он полез к колосникам (это метров 5 над сценой) и обнаружил там прочные перекрытия, которые держали саму крышу здания и уж точно могли выдержать человека. Осветительскую ферму, заменившую отсутствующие здесь штанкеты, при этом, отодвинули к заднику – чтобы человек на веревках существовал отдельно, световая конструкция – отдельно. И все заверте…. Причем, Владимир Чак остроумно и точно заметил, что, если бы данный технический райдер не затерялся в недрах интернета и финны заранее узнали о том, что человека потребуется подвешивать над сценой, прокат спектакля тут же признали бы невозможным.

И да, безусловно, все, кто возьмется вывозить спектакли Андрея Могучего, непременно столкнутся с вот такой вот несокрушимой режиссерской принципиальностью. Но при этом, Могучего нисколько не смутила перспектива выступать не в одной из театральных столиц – не в Хельсинки, не в Тампере - а в городе, который еще тридцать лет назад был приграничным поселком. Наоборот, заметьте, у режиссера европейского значения эта ситуация вызвала самый горячий азарт. Он даже накануне рассказал финским продюсерам историю, как очутился однажды в одном из таких же маленьких российских городков, где его знакомый режиссер руководил единственным театром и ставил исключительно высоколобые, даже на вкус столичной публики, вещи: например, абсурдистов Ионеско и Беккета. А в результате, в этом городке с треском проваливались любые чесовые антрепризные дешевки, которые на ура проходили в городах центральных. Потому что у публики был сформирован самый что ни на есть взыскательный вкус. И вот это культуртрегерство, как выяснилось, для Могучего крайне привлекательно. И поэтому он примчался в Иматру после ночных переговоров по поводу открытия Новой сцены Александринки (оно, как известно, произойдет в мае и Могучий на той сцене уже занял пост художественного руководителя) и уехал на другие переговоры еще до начала спектакля. Но всё то время, которое у него было, он репетировал с утроенной интенсивностью, придумывая и впуская в спектакль новые тексты (благо эстетический принцип спектакля, как уже говорилось, – актерская импровизация). «Pro Турандот» - единственный спектакль, для которого было приглашен синхронный переводчик и взяты в аренду наушники.

Как рассказывал на вечеринке после спектакля Камран Шахмардан, Вячеслав Полунин отказался выступать в Финляндии, потому что это единственная страна, которая встретила проверенные на самых разных залах номера лирического клоуна Асисяя гробовой тишиной. А я вот (точнее, мы, всей командой) слышали, как в голос смеялись финны. И слышали это актеры, игравшие в спектакле «Pro Турандот», несмотря музыку, гремящую на сцене. Потому что последняя загадка жестокой принцессы Турнадот (Марина Солопченко) требовала у сражающегося за ее руку и сердце принца Калафа (Александр Ронис) назвать человека, который возродил искусство японского рукопашного боя на одной шестой части суши, спас от родов собственную собаку, который понимает язык зверей и птиц, и которого даже журавли в небе принимают за своего предводителя. По свидетельству актеров, поклоны в Иматре длились дольше, чем где бы то ни было за всю десятилетнюю историю спектакля. Притом, что спектакль продолжался 3,5 часа.

За время фестиваля я слышала смех представителей этой сдержанной нации и еще раз – во время спектакля «Главное забыл» Такого театра. Шансов приехать у этого спектакля не было практически вовсе. Потому что искать «черную комнату» в Иматре оказалось еще бесполезнее, чем черную кошку в ней по известной пословице. А единственную «малую сцену», которая была в единственном же упоминавшемся уже театре, по словом финского коопродюсера фестиваля Катри Лятт, давно приспособили под склад, потому что в таком качестве она требует меньшей арендной платы. В один из дней мы с Катри объездили Иматру вдоль и поперек в поисках любой комнаты, которую можно было бы задрапировать – заезжали в маленькие деревянные домишки на краю города, где тренажерный зал за полдня превращается в банкетный, и в охраняемые государством усадьбы-музеи, и даже в православную церковь, где в отдельном флигеле обнаружился зал для посиделок под иконами (я даже подумала, что, если петербургское городское руководство все же выберется на фестиваль «Театральный мост: Нева - Сайма», то здесь можно делать открытие с пирогами от Штолле). Но черной комнаты не было. Пока уже совершенно отчаявшаяся Катри не вспомнила про любительский театр в четырех километрах от центра. Это было крошечное захламленное помещение с узким коридором, сквозь который, как я сразу поняла, декорацию втащить не получится, и с облупившимися стульями прошлого века, списанными, видимо, из какого-нибудь кинотеатра. Но именно здесь практически «в концертном варианте» - то есть в костюмах и почти без сценографии (установили лишь экран для театра теней) и сыграли в итоге «Главное забыл». Финские титры проецировались на стену почти под потолком, но их роль была точно не главной. Это было подлинное торжество актерской игры, в которой наши финские коллеги признали «школу Станиславского» - ее бессмертие и всесилие. В исполнении Александра Баргмана и Ирины Полянской история женщины, хранящей очаг и мужчины, ищущего самореализации где угодно, но только не дома, вызвала смех и слезы – причем, у молодежи города Иматра, что особенно ценно.

Жанна Зарецкая, специально для Фонтанки.fi