Владимир Шахрин («Чайф»): «Рок-н-ролл – это уже ретро»

08 февраля 2016, 17:21

Версия для печати

Tweet

13 февраля в Петербурге и Москве пройдёт церемония вручения премии «Чартова Дюжина». В «Юбилейном», наряду с ДДТ, LUMEN, Animal ДжаZ, «Смысловыми Галлюцинациями» и группировкой «Ленинград» выступит Чайф, представленный на премии сразу в двух номинациях: «Группа» и «Концерт». «Фонтанка» поговорила с лидером группы Владимиром Шахриным о том, почему отсутствие новых звезд в музыке – это не трагедия, когда нужно начинать тормозить своими ногами и почему он кайфует от роли дедушки.

Как караси болотные

- В номинации «Концерт» Чайф представлен программой «Рождённый в Свердловске». Вы вообще частенько подчёркиваете, что Чайф – екатеринбургская группа. Почему это для вас так важно?

- То, что Чайф родился в этом городе и до сих пор в нём существует, очень влияет на то, как группа выглядит и звучит. Екатеринбург для нас – естественная среда обитания. Очень часто я наблюдаю, как музыканты уезжают в другие города. И у меня есть ощущение, что они в этом случае попадают в новую ситуацию, которая не позволяет им чувствовать себя комфортно. Уехали, допустим, в Питер, и приходится приспосабливаться: к климату, к темпоритму, к каким-то традициям этого города, к иному кругу общения. А нам хорошо в Екатеринбурге: мы, как караси болотные, чувствуем себя в родном месте. Это просто роскошно! Знай себе – бока нагуливай!

- К слову, Екатеринбург на этой «Чартовой Дюжине» развернётся в полную мощь: кроме Чайфа, выступят еще и «Смысловые Галлюцинации»…

Фото: Игорь Верещагин

- Знаете, я скажу больше! Я предлагал организаторам «Нашествия» в этом году сделать на один день отдельную сцену, посвящённую группам из Екатеринбурга. Просто потому, что написал список и понял, что мы можем закрыть на все дни все сцены и на очень хорошем уровне. Так уж сложилось, что и раньше в нашем городе ребята играли на гитарах неплохо, и сейчас – отменно, и группы есть просто отличные.

- А как вы думаете, музыкантам с так называемой периферии сложнее пробиться на всероссийский уровень?

- Мне кажется, что на данный момент вообще без разницы, где ты находишься. При современных средствах коммуникации хорошая песня моментально уходит в сеть и становится сверхпопулярной. То есть, если ты смог сделать музыкальный продукт, который обратил на себя внимание, людям неважно, кто ты и откуда. А промоутерам иногда даже выгоднее пригласить вас, допустим, в Новосибирск из Екатеринбурга – это будет дешевле, чем из Москвы. А если говорить о группах именно из Екатеринбурга, они находятся в интересной ситуации. С одной стороны, им чуть сложнее, чем музыкантам из других городов, потому что им приходится преодолеть серьёзную планку даже для того, чтобы стать заметными даже на уровне города. Слишком много у нас хороших групп. Вот смотрите: мы проводим фестиваль «Старый Новый Рок» – и там под 400 заявок ежегодно, и из них 200 – группы из Екатеринбурга и Свердловской области. С другой стороны, если музыкантам удалось обратить на себя внимание, то дальше начинает работать бренд нашего города, и музыкальные критики относятся к группе с большим интересом. То есть, если промоутеру перешлют демо пяти команд из разных «нестоличных» городов России, скорее всего, первой он послушает группу из Екатеринбурга.

Не рождается гениальное — не мучайтесь!

- Вы сказали сейчас о 400 группах в год – это же невероятно много! А мы только и слышим, что новых имён нет… Куда же потом исчезают все эти молодые и талантливые?

- Прослушав заявки, на фестиваль мы отбираем порядка 40 групп. Из них доехать до нас имеют возможность 30 (дорогу мы не оплачиваем, но заселяем, кормим и предоставляем площадку для выступления). И набрать эти 30 групп ни разу не было проблемой – у всех очень высокий уровень и качественная музыка. Другое дело, что чего-то кардинально нового, яркого и неожиданного практически нет. Мы слушаем одну песню, она нас интригует. Мы даём группе сыграть 20 минут, и понимаем, что остальные композиции не дотягивают до состояния, чтобы ахнуть. Но мне кажется, так происходит не потому, что современные рок-музыканты хуже, а потому что до них уже всё придумали, обо всём сказали. Это нормально. Так же, как в классической музыке: люди ходят в филармонию на Бетховена, Моцарта, Брамса, хотя консерватории выпускают композиторов каждый год. Или возьмите джаз – там тоже всё основное создано в начале прошлого века, до 50-х годов. Но ведь современные музыканты играют джаз, и делают это хорошо! На наших фестивалях то же самое: молодые команды исполняют новые варианты старых рок-н-ролльных стандартов, ничего не изобретают. Но играют-то они здорово: у них другое звукоизвлечение, другая энергетика. Смотреть и слушать интересно! Так что никакой трагедии я не вижу – это естественное развитие всех сформировавшихся музыкальных жанров.

Фото: Игорь Верещагин

- Что же это – тупик?

- Любой жанр – не бескрайняя дорога, а некий цикл. И я считаю, что в рок-н-ролле этот цикл замкнулся: это музыка второй половины ХХ века, по факту – уже ретро. Если интересно что-то новое, нужно искать другие жанры. И я бы и сам с удовольствием познакомился с жанром, который включил бы в себя культурный код современности. Но, увы, пока наш век (не только в России, но и в мире) не представил нового музыкального феномена. Поэтому предъявлять претензии молодым музыкантам, как и художникам или кинематографистам, мне кажется неправильным. А критикам, которые говорят об упадке, нужно переформатировать мозги: если вы идёте в консерваторию, вы ожидаете классику. Или можно услышать редко исполняемое произведение, переосмысленное на новый лад, и это покажется чем-то оригинальным. Например, простите меня за такой длинный монолог, в прошлом году, к 30-летию нашей группы, молодые музыканты записали трибьют «Чайф 3.0» на наши песни. Нам очень понравились порядка 40 композиций. При этом десяток песен был исполнен так, как я сам никогда бы не придумал! Совершенно другое прочтение, у меня челюсть отвалилась! Вот где нужно искать новое. Пусть даже на основе старых стандартов. Я часто говорю молодым: «Ребята, если не рождается ничего гениального – не мучайтесь! Пропустите через себя что-то известное – ничего зазорного в этом нет. Через это прошли многие. Если вы вспомните первые альбомы The Beatles или The Rolling Stones – это всё были, по сути, чужие песни. Свой материал и свой опыт у них появился позже».

- Вообще вы ревниво относитесь к тому, что кто-то исполняет ваши песни?

- Нет, мне приятно, что люди пробуют. А особенно приятно, когда нравится результат! Бывает, что я просто не принимаю какие-то вещи как автор и, возможно, я не прав. Но в упомянутом трибьюте несколько композиций мне непонятны: мне показалось, что парни очень поверхностно подошли к работе с материалом, перетянули одеяло на себя и не очень бережно отнеслись к самой песне. Как «отэц» этих песен, я отношусь к ним с большой любовью, и когда я вижу, что их не полюбили, одели в лохмотья и позабыли на улице, очень расстраиваюсь. Ведь песня – это не произнесение слов и пропевание нот, а какая-то особенная субстанция, которую нужно прочувствовать. Но, в общем, я очень доволен результатами. Кстати, мы в прошлом году проехали страну и ближнее зарубежье с туром «Рождённый в Свердловске» (я считаю, что нас очень заслуженно выдвинули на номинацию: со всем продакшном, видео и звуком мы провезли её по 60 городам), и за час до начала концерта, пока публика входит в зал, мы ставили видео этого трибьюта. Так что мы их ещё и по всей стране прорекламировали!

Палец на букву «ч»

- А скажите, в своём городе вы чувствуете себя «местной достопримечательности»? Вот, как раньше мальчики хотели стать космонавтами, так сегодня в Екатеринбурге они мечтают «стать Шахриным»?

- «Стать Шахриным» – ха-ха, чудесно! Ну, чего там лукавить, конечно, мы чувствуем себя здесь значимыми персонажами. Если люди летят в Екатеринбург, и, сидя в самолёте, размышляют о своих ассоциациях с городом, скорее всего, будет нечто вроде: ага, первый Президент России, царя расстреляли, Свердловский рок-клуб, Наутилус, Чайф… в общем, перечисляя, на первой руке они так или иначе загнут палец на букву «ч». И, конечно, чувствуется узнаваемость в рамках города. Недавно за границей один человек мне сказал: «Если к нам приезжают люди из Екатеринбурга, они все тебя знают: вы учились в одной школе, в одном институте или жили в одном дворе!». Да и у меня самого ощущение, что я с большей частью города пересекался. Я не прячусь в капюшон, не ношу специально чёрные очки, достаточно открыт. С другой стороны, я наблюдал интересный момент относительно молодых музыкантов. Им по статусу положено быть «бескомпромиссными негодяями», поэтому они отрицают всё, что было до них, ведь они – самые великие. Но отыграли год-два, и у них что-то не получается. Они ищут причину и наверняка думают, что это мы, старпёры, крепко засели на своих задницах, заняли все места и не пускаем их вперёд. Они почему-то считают, что сцена – это такая двухметровая рельса, на которой всем места не хватает. Зато потом, спустя 10 лет, эти люди приходят к нам и говорят: «Какими мы дураками были! У нас была возможность чему-то у вас учиться, а мы из принципа не хотели этого делать…» И это связано не только с нами, таково отношение молодых ко многим матёрым группам.

Фото: Игорь Верещагин

Три главных урока за 30 лет

- Помню, выходил у вас альбом с многозначным названием «Чайф. 25 лет выдержки». Что было сложнее всего выдержать на этом долгом пути?

- О, ну об этом я могу рассказывать два дня с ночёвкой…

- Облегчаю задачу: три главных урока.

- Я буду тогда уже говорить не про 25, а уже про 30 лет. Одна из первых сложностей – выдержать период непризнания, когда нет никакого выхлопа, нет обратной отдачи. Нам повезло: собирая группу, мы не рассчитывали на какой-то там финансовый успех, на информационную поддержку на радио, на большие концерты. Даже думать не могли об этом. Поэтому четыре концерта в год – это было тяжело, но естественно. Да, первые семь лет было достаточно сложно это выдержать. Ведь массово популярны мы стали уже в 90-х годах.

Второй трудностью, нашими «медными трубами» стала избыточная отдача, когда ты понимаешь: мир у твоих ног, я – рок-звезда. Хотя слово это вслух не произносилось, но в башке у каждого из нас сидело… Соответственно, на нас рухнули все излишества, которые только возможны. И непонятно, как вовремя остановиться, сказать себе, что это уже мешает работать. Ведь никаких ограничений в голове нет, а внешне нас точно никто не ограничивал. И тогда начинается путь под откос. Нужно начать тормозить собственными ногами – никто другой тебе точно не поможет, только ты сам. И, стерев каблуки по «самое не могу», остаться на какой-то приличный высоте. Основной момент, из-за которого распадались многие группы – спор из-за денег и женщин. У нас такого, к счастью, никогда не было: люди подобрались правильные.

И третья сложность – это вытерпеть самих себя в течение этих 30 лет. Мы же познакомились друг с другом совсем пацанами. А сейчас нам уже за 50 лет. И, конечно, все мы очень сильно изменились, а требуешь ты от партнёра «по старой памяти». Перестроить это в голове очень сложно: нужно принимать друг друга не такими, какими мы были, когда познакомились, а такими, какими мы стали на данный момент. В какой-то конфликтной ситуации ты вспоминаешь критерии 40-летней давности и думаешь: «Ну ведь он с моего двора, а ведёт себя вообще не по-пацански!». Вовремя осознать, что перед тобой уже другой человек, и понять его – очень важно для того, чтобы сохранить группу. Потому что люди у нас уникальные – мы все дружим. После новогодних праздников и прошлогоднего тура мы назначили первую репетицию на 20 января, и я понял, что как ребёнок счастлив от того, что вижу их, и что мы вместе играем.

«Навёрстываю на внуках»

- Раз уж вы второй раз упоминаете о детях, не удержусь от вопроса: а какой вы дедушка?

- Мне очень нравится это состояние! То, чего я не добрал в воспитании собственных детей (потому что это как раз был конец 1980-х – начало 1990-х), я навёрстываю на внуках. У меня две внучки и внук. На рождество мы вместе с семьёй и группой собрались у меня на даче – компания 30 человек. Телевизор мы не включаем – вместо этого каждая семья представляет художественную самодеятельность. Мы переделывали серьёзные песни, пели детские песни – у нас чудесное взаимопонимание со внучкАми! А мелкий, которому ещё полтора года, невероятно музыкален и чрезвычайно смешно танцует. Он «завалил» у меня на виниловой вертушке (я слушаю музыку на виниле) уже две головки! Просто так «тык» пальчиком – и нет её. Только отвернусь – он открывает крышечку: оттуда ведь идёт божественная музыка, и ему от переизбытка чувств хочется к ней прикоснуться… Так что я наслаждаюсь ролью дедушки!

- Скажите, но ведь бывает же так, что ваше знаменитое оранжевое настроение тускнеет? Как вы его тогда раскрашиваете?

- Настроение какой-то чёрной депрессии мне вообще незнакомо. А тоска, грусть и состояние лёгкой безысходности, когда руки опускаются, и ничего не хочется делать, конечно, бывает. Когда такое накатывает, я проветриваю мозги – допустим, уезжаю на природу, или смотрю какой-нибудь хороший фильм, читаю книгу, слушаю музыку. А ещё, поскольку я внутри пролетарий, начинаю делать тупую физическую работу. Вот вчера только я снег чистил три часа. После этого почувствовал себя молодым, бодрым, здоровым мужиком с горящими глазами! Есть люди, которые лелеют свою хандру. Я не люблю себя в тоскливом состоянии и стараюсь резко себя из этого вытаскивать. А может, это генетика. Все предки по фамилии Шахрин, которых я застал, были жизнелюбами. Отец всегда таскался с гитарой. В колхоз, так в колхоз! Первый схватил мешок с картошкой, а потом там и главным стал. Дед мой, Фёдор Николаевич, такой же был. Когда он умер в 94 года, я спросил у бабушки Клавы, ругался ли он когда-нибудь? Потому что я от него не то что мата, слова бранного не слышал. А он всю жизнь работал шофёром, причём на скорой помощи. И бабушка ответила: «Знаешь, Вова, он меня звал Клавочка, Клавуля. А вот если скажет так серьёзно: «Кла-ва!» – значит, очень осерчал». Так что, думаю, в позитивном настрое моей заслуги особо нет. Порода есть порода.

- А вот если песни не пишутся – хоть тресни, что делаете?

- А ничего не делаю. Слушаю чужие. Это не проблема, потому что, по большому счёту, мы не успеваем играть даже те песни, которые у нас есть – некоторые по 10 лет своей очереди ждут. Жалко их не выгуливать! Поэтому, как напишется – так напишется. Для меня сочинение песен не профессия. Это как стихия: придёт дождь – так придёт. Когда-нибудь ведь точно придёт!

Светлана Жохова, специально для "Фонтанки.ру"