10 главных книг осени: выбор «Фонтанки»

28 августа 2015, 05:15

Версия для печати

Tweet

Для того, чтобы рассказать о всех книжных новинках предстоящей осени, не хватит, на самом деле, никакого списка – литературный год выдался необычайно насыщенным и, как это всегда бывает с книгами, самое главное и интересное ждет нас с окончанием лета. В материале литературного обозревателя «Фонтанки» – 10 авторов и названий, мимо которых точно не стоит проходить. Но когда отправитесь в книжный магазин, обратите внимание и на соседние полки.

Колум Маккэнн, «ТрансАтлантика», Фантом Пресс, сентябрь

1919 год: британские летчики Джон Алкок и Артур Браун совершают первый в истории беспосадочный авиаперелет через Атлантический океан – из США в Ирландию. 1845 год: в Дублин для продвижения своей книги приезжает идейный вдохновитель движения за права афроамериканцев Фредерик Дагласс. 1998 год: американский сенатор Джордж Митчелл прибывает с визитом в Белфаст, чтобы поставить долгожданную точку в вооруженном конфликте между ИРА и правительственными войсками Великобритании.

Именно в этой смещенной хронологической последовательности развиваются основные события нового романа Колума Маккэнна «ТрансАтлантика». История целой страны и судьба каждого отдельно взятого персонажа, будь то крупная историческая фигура или бродяга у края дороги, оказываются неразрывно связаны, а ближе к концу и вовсе причудливым образом переплетены.

Фото: Издательство "Фантом Пресс"

Герои «ТрансАтлантики», как, впрочем, почти все герои Маккэнна, обладают особым обостренным внутренним чутьем, способностью к неизменно яркому восприятию жизни. Предчувствие жизни здесь не менее страшно, чем предчувствие смерти, и всегда граничит с болезненным и счастливым чувством красоты настоящего момента: «Он рос в братниной одежде. Мать улыбалась, глядя, как рубашки соскальзывают с одного плеча на другое, будто юность вечно будет передаваться по наследству».

Смешное постоянно перекликается с трагическим; в самые безысходные минуты улыбка проступает круглой скобкой, за которой следуют неотвязные воспоминания: «Она привыкла не доверять мужчинам, которые таскают с собой Библию. Им, похоже, чудилось, будто в Библии живут их собственные голоса. Она видела таких в Нью-Йорке и Сент-Луисе – заливали мир своей трескотней.
– Я б не сказал, что с каждым словом согласен, – пояснил Йон Эрлих, – но кой-чего тут разумно».

Разрозненные лишь на первый взгляд эпизоды в определенный момент рождают четкое понимание, кто здесь на самом деле главный герой. Ирландия, прорастающая на другом континенте через людей, что покинули ее навсегда. Ирландия, оставленная ими по эту сторону океана. Непреложная в своей прохладной северной красоте, терпком юморе и тягучих песнях, в нежелании мириться с обстоятельствами и при этом парадоксальном, безоговорочном приятии жизни во всей полноте: «Мир берет и не кончается; невозможно им не восхищаться».

Себастьян Фолкс, «Возможная жизнь», Синдбад, сентябрь

Действие пяти причудливо взаимосвязанных между собой новелл, составляющих ткань нового романа Себастьяна Фолкса «Возможная жизнь», происходят в разные эпохи в четырех странах – Англии, Италии, Франции и США. Судьбы героев объединены набором незначительных на первый взгляд деталей и стойким, персонифицированным ощущением дежавю, преследующим каждого персонажа в отдельности. Как это водится, ближе к финалу случайности окажутся неслучайны, а разрозненные эпизоды выстроятся в ясную последовательность, образующую единый сюжет.

Фото: Издательство "Синдбад"

«Самый захватывающий из романов Фолкса», – гласит надпись на лицевой стороне обложки российского издания «Возможной жизни». Это одно из тех тайных посланий, которые искушенный читатель чаще всего трактует примерно так: «Не читать ни в коем случае». Речь не об интеллектуальном снобизме, а об элементарной гигиене – если тебя начали завлекать раньше времени (а ты, допустим, знать не знаешь, кто такой Себастьян Фолкс), заранее обещать «захватывающий роман» или даже рекомендовать его как бестселлер, новую любимую книжку Опры Уинфри, Карлы Бруни или Евгении Марковны из третьего подъезда – нужное подчеркнуть, – то у автора, скорее всего, серьезные проблемы, а роман просто надо как-то продать.

Поэтому давайте договоримся сразу: «Возможная жизнь» – не самый захватывающий роман Фолкса, он вообще не обязателен к прочтению, как и любой другой роман любого другого писателя. Но стоит лишь открыть эту книгу, как, еще не дойдя до конца первого абзаца, начинаешь чувствовать себя Братцем Кроликом, прилипшим к смоляному чучелу – чем крепче обнял, тем сильнее влип. Ты не хочешь прекращать это объятие, тебе не страшно окончательно увязнуть; вообще единственное, чего ты теперь боишься, что вас разнимут, побеспокоят, отвлекут телефонным звонком или пришлой смс-кой.

Добротный, тягучий и щедрый на подробности текст, умышленно старомодный – исключительно для пущей элегантности – язык, бережно сохраненный и точно переданный переводчиком, умелая интрига, закрученная ровно настолько, чтобы ты неотрывно следил за сюжетом, но без навязчивого ощущения, что тебя насильно тянут за нос к развязке. И никакой претензии на величие. Это просто хорошая книжка, которую не стыдно читать, а после прочтения не особо жалко забыть, как забываешь о выпитой утром чашке кофе. Согласитесь, мы вообще придаем не очень много значения тому, что, поддерживает в нас жизнь.

Тексты, подобные Фолксовскому, образуют фундамент читательского организма, подпитывают энергией воображение, стимулируют интерес не только к литературе, но к жизни как таковой. Не стоит ждать от таких книг большего, чем они могут предложить, не стоит их переоценивать. Но также важно помнить, что именно такие романы своей простотой, подробностью и добротностью поддерживают существование литературы в ее беспримесном, чистом виде.

Стивен Кинг, «Что нашел, то мое», АСТ, октябрь

Престарелый писатель Джон Ротстайн (собирательный образ; прототипы – Апдайк и Сэлинджер – угадываются на раз), давно отошедший от дел и смакующий в загородном доме в Нью-Гэмпшире воспоминания о былой славе, разбужен посреди ночи троими неизвестными в масках. Все выглядит как обычное ограбление, пока не выясняется, что один из бандитов – оскорбленный в лучших чувствах читатель. Парень убежден, что финал классической трилогии Ротстайна «Бегун» никуда не годится. Оживленный спор о литературе заканчивается выстрелом в голову. Смерть от рака или Альцгеймера писателю Джону Ротстайну больше не грозит.

Фото: Simon & Schuster

Уже в самом начале, в самой первой сцене «Что нашел, то мое» складывается ощущение, что Стивен Кинг окончательно слетел с катушек; страх потерял; попутал берега. В самом лучшем смысле. Человек, всю сознательную жизнь пугавший мир выдуманными страшилками, так или иначе рассказывая о собственных фобиях, похоже, осознал, что больше не боится. Не боится людей, не боится собственных монстров (все они, давно прирученные, тихо дремлют на коврике у камина), не боится самого себя. Не боится кого-то обидеть, кому-то не угодить, не боится повторов и самоцитат, не боится быть обличенным в банальности и дурновкусии. Вообще не боится больше ничего. А потому начинает новый роман – детективный триллер – откровенно гротескной, почти издевательской сценой. С какими-то безумными домушниками в разноцветных масках, с дедом-беллетристом, впавшим в слепую ярость оттого, что его вообще разбудили (он смотрел такой прекрасный сон, разумеется, эротический), а теперь еще и разговаривают с ним на языке литературных обозревателей среднего пошиба, ну, и наконец, с центральной дискуссией о писательском ремесле под дулом пистолета. Не исключено, что убийство в начале книги – самое смешное убийство из всех, о которых вам приходилось читать. И это не отменяет того, что сцена – страшная. Смеяться от страха и пугаться собственного смеха – каково? А история ведь еще толком не началась.

Дальнейший сюжет строится примерно в том же ключе. Кинг потешается над героями, над читателями, а в первую очередь – над самим собой. Не забывая при этом держать интригу, завлекать, пугать, смешить, обескураживать. Как и всегда, он пишет только о том, что интересно, в первую очередь, ему самому, но теперь делает это с каким-то откровенно садистским удовольствием (Как сделать, чтобы в детективном романе все говорили о литературе? – Убить писателя!). Играет на пределе сил, самозабвенно, словно вошедший в раж стареющий рокер, прекрасно сознающий, что ловкость рук уже не та, – но ему вообще-то плевать. Он не пытается понравиться всем и каждому, завоевать дополнительное внимание – все прожекторы на этом концерте и так направлены на него. Старик в юношеском кураже, отпустивший себя на свободу.

Если вы раздумываете, стоит ли тратить на книгу свое время, можете быть уверенными – покупка себя оправдает. Этот торговец словами определенно знает цену каждой запятой.

Харпер Ли, «Пойди поставь сторожа», АСТ, октябрь

С новым романом Харпер Ли все запутано. Начать с того, что новой книгу можно назвать с большой натяжкой – она была написана почти шестьдесят лет назад. Формально «Пойди поставь сторожа» считается продолжением легендарного «Убить пересмешника», но и здесь все не так просто. «Пересмешника» мир увидел благодаря редактору Харпер Ли, которая, прочтя рукопись «Сторожа», настояла на том, чтобы молодая писательница переделала роман, полностью изменив фабулу, перенеся события в прошлое, в детство главной героини Джин Луизы Финч. То есть, попади рукопись в другие руки, вполне возможно, одно из самых значительных произведений ХХ века так и не было бы написано.

Фото: HarperCollins (US) & Heinemann (UK)

После выхода первой книги, которая на самом деле была второй, роман «Пойди поставь сторожа» долгое время считался безвозвратно утерянным. Вновь обретенный текст, опять же, можно назвать продолжением весьма условно: судьбы и характеры героев будто бы противоречат той правде, которую мы узнали о них раньше. Скорее, это альтернативная версия вселенной, где действуют повзрослевшие и постаревшие персонажи. Это две абсолютно разные истории, что наводит на мысль: «Убить пересмешника» был не просто шедевром Харпер Ли – в некотором смысле книга стала победой редактора над писателем.

Увидеть роман именно таким, каким он в итоге стал, побудить писательницу вытянуть книгу из бесконечного множества вариантов – в этом целиком и полностью заслуга человека, пришедшего извне, по сути, вмешавшегося в чужой замысел. Впоследствии Харпер Ли признавалась, что будь она на тот момент старше и опытнее, то не стала бы ничего менять.

«Пойди поставь сторожа» – то, что изначально хотел сказать автор. «Убить пересмешника» – то, что ему сказать удалось. В конечном счете сам факт существования двух этих книг иллюстрирует глобальную историю о том, что подлинное величие замысла порой невозможно разглядеть в одиночку.

Мишель Уэльбек, «Покорность», Corpus, ноябрь

В некотором смысле 2015 год начался с нового романа Мишеля Уэльбека: день выхода книги – среда, 7 января – совпал с терактом в редакции парижской газеты Charlie Hebdo. Любители конспирологических теорий тут же увязали два эти события между собой: начало продаж антиисламского (якобы) романа и перестрелку (читай – расстрел), учиненную религиозными фанатиками. Самонадеянный комментарий террористов: «Мы отомстили за пророка». В тот день как раз появился новый номер газеты, посвященный выходу «Покорности» – с шаржем на Уэльбека на первой полосе и его откровенно дурашливым «пророчеством»: «в 2015 году я потеряю зубы, а в 2022 буду соблюдать Рамадан». Дальнейших рифм было не избежать. Уэльбека теперь уже официально провозгласили пророком, вторым Оруэллом и чуть ли не носителем трагической вины, в некоторой степени ответственным за произошедшее. Необходимость хоть как-то дополнительно рекламировать «Покорность» практически сама собой отпала.

Фото: Flammarion

2022 год, президентские выборы во Франции выигрывает Мохаммед Бен Аббес, кандидат от вымышленной мусульманской партии. Изменившийся до неузнаваемости мир показан глазами сорокалетнего университетского преподавателя литературы Франсуа. Роман-антиутопия, почти начисто лишен острых углов. Сатира, если она там и содержится, нацелена не на исламистов, а на современное европейское общество, утратившее остроту восприятия, не способное к решительным действиям; основное качество, объединяющее людей – покорность. Что и дает Мохаммеду Бен Аббесу возможность стать во главе страны.

В этом смысле книга Уэльбека, вне всяких сомнений – пророчество. Потому что суть любого предсказания – предостеречь, напомнить, обозначить возможные варианты, а не рассказать о том, что будет непременно. Правда пророка надмирна, потому что включает в себя все допустимые и недопустимые правды. Поэтому найти в романе хоть что-то оскорбительное, если внимательно его прочесть, довольно-таки трудно. Это все равно что обижаться на «Откровение» Иоанна Богослова (что оно, если не первая в мире глобальная антиутопия). Не пытаясь, разумеется, сравнивать эти книги и уж тем более ставить в один ряд, можно с легкостью увидеть, что их объединяет. В них показан мир, не таким, каким он непременно будет, а каким он будет, если… Вот на это самое «если» мало кто обращает внимание, давая пророчествам сбываться. Пророчество начинает работать в тот самый момент, когда про него забывают или перестают всерьез к нему относиться, покоряются текущему моменту.

Откровение всегда приходит через непокорных. Покорных же оно рано или поздно настигает.

Терри Гиллиам, «Гильямески. Предпосмертные мемуары», Corpus, октябрь

Автобиография всемирно известного кинорежиссера, сценариста, актера, комика, художника, сказочника, безумца, фантазера, создателя «Короля-рыбака», «Бразилии», «12 обезьян», «Воображариума доктора Парнаса» и множества других фильмов.

Фото: Harper Design

К слову сказать, именно «Воображариум», прохладно встреченный критикой и по большей части незамеченный или же непонятый зрителями, пожалуй, как нельзя лучше характеризует не только творческий метод Гиллиама, но и его подход к киноискусству в целом. Этот фильм – откровенное приглашение к соавторству, которое многие предпочли отклонить. Фильм в том виде, в каком он демонстрировался на экранах и в каком его теперь время от времени кто-нибудь качает из сети, не являет собой полной картины. Полная картина рождается только в голове у зрителя, который дополняет сделанные как бы специально наспех «дешевые», «театральные», «балаганные» декорации собственными образами, подтверждая знаменитое высказывание другого режиссера, Ридли Скотта, о том, что «лучший в мире кинотеатр – это человеческий мозг».

Скотт говорил как раз о чтении, о том, что литература, просто в силу специфики, всегда будет идти на шаг – а то и на все десять – впереди кино. Найти очередное живое подтверждение этой мысли можно, прочтя автобиографию Терри Гиллиама. Снабженная авторскими рисунками, редкими фотографиями и остроумными наблюдениями за жизнью, как своей, так и своих друзей (в числе «приглашенных звезд» – Роберт Де Ниро, Робин Уильямс, Ума Турман, Вуди Аллен, Фрэнк Заппа и другие), эта книга сама по себе является литературным «Воображариумом», возможностью отправиться в незабываемое совместное путешествие с одним из самых остроумных и неординарных наших современников.

Виктор Пелевин, «Смотритель», Эксмо, сентябрь

Новый роман Пелевина выйдет в двух томах. Первая книга «Орден желтого флага» расскажет о том, как сложилась судьба Павла I после его трагической гибели. Да, вы все правильно прочитали. Убийство якобы оказалось хорошо разыгранной постановкой, после чего император бежал из Петербурга, чтобы осуществить свое подлинное предназначение – стать первым Смотрителем и отчасти со-творцом «дивного нового мира», Идиллиума, созданного Францем-Антоном Месмером.

Фото: Издательство "Эксмо"

Во втором томе романа «Железная бездна» речь пойдет об Алексисе де Киже, преемнике Павла. Одна из главных задач каждого Смотрителя – выяснить, кто он такой на самом деле, каково его истинное происхождение и узнать тайну Идиллиума, мира, скрытого от привычных глаз; без этого непременного условия Смотритель не сможет стать настоящим Мастером, а именно к этому он должен стремиться.

Фото: Издательство "Эксмо"

К выходу «Смотрителя» издательство «Эксмо» приурочило еще одну книжную новинку – сборник «MESMERIZED. Павел Первый, Месмер и их эпоха», куда войдут тексты Ходасевича, Мережковского, Тынянова и Стефана Цвейга. По словам издателей, цель сборника – «дать новые знания для того, чтобы открыть роман «Смотритель» с неожиданной стороны». Один известный современный писатель (будем считать имярек) несколько лет назад пошутил примерно в таком духе: для того чтобы прочитать любой роман Виктора Пелевина и хотя бы примерно понять, о чем в нем речь, необходимо запастись целой библиотекой текстов, порой превосходящих рангом и качеством то, что пишет сам Виктор Олегович. Теперь так и хочется тому писателю ответить: «Дошутился».

Эмир Кустурица, «Сто бед», Азбука, уже в продаже

Российское издание сборника рассказов, написанных сербом на французском языке. Кинорежиссер Эмир Кустурица, последний полнометражный фильм которого вышел восемь лет назад, а премьера нового из года в год переносится, сделал то, чего от него ждали, на самом деле, очень давно.

«В голове не укладывается, как это все может выглядеть на бумаге?» – говорили восторженные или возмущенные зрители (всегда хватало и тех, и других – не было только равнодушных), выходя из кинотеатров. Его кино всегда настолько цельно, персонифицировано и до определенной степени безумно, что подчас возникает ощущение, будто фильм рождается сразу, сию секунду, без сценария и подготовки перекочевывая из режиссерской головы на киноэкран.

Фото: Издательство "Азбука"

Сборник «Сто бед» – шесть самостоятельных рассказов. Важно понимать: к кино эта проза имеет отношение только в том смысле, что написана режиссером. В остальном же это просто очень качественные, крепко сбитые истории, не менее красивые и не менее сумасшедшие, чем любой из фильмов Кустурицы.

Только, в отличие от кино, предполагающего определенную, притом немалую, дистанцию между зрителем и автором фильма, барьер между читателем и писателем – одна печатная страница. Максимальное приближение, отсутствие спецэффектов и чистое волшебство.

Вы спрашивали, как это выглядит на бумаге? Отлично выглядит – что и требовалось доказать.

Кристоф Оно-Ди-Био, «Бездна», Фантом Пресс, октябрь

Роман, вышедший во Франции в 2013 году и принесший автору сразу две престижные литературные награды: Гран-При Французской Академии и премию Ренодо. История начинается с натуралистично описанной сцены родов. Страх мужчины, наблюдающего рождение сына и муки жены; страх, прячущийся за горьким сарказмом – взгляд цепляется за неумелые руки молодых акушерок, именно они виновны в той боли, которую испытывает лежащая на родильном столе женщина, его жена. Именно из-за них ребенок, чье рождение не завершено, не состоялось как непреложный, свершившийся факт, может погибнуть, не сделав первого самостоятельного вдоха. Мужчина беспомощен перед чужой болью, именно поэтому внутренне агрессивен. Мужчина пытается укрыться от того, что остается за гранью его понимания. Но все эти экзистенциальные прятки рано или поздно заканчиваются.

Фото: Издательство "Фантом Пресс"

Сына он назовет Эктором. Следующее, что мы узнаем: мать Эктора мертва. Нет, умерла она не при родах, значительно позже, при крайне туманных обстоятельствах. Роман, написанный отцом и мужем – попытка объясниться не только с сыном, но в первую очередь – с самим собой («Нижеследующий текст — не для Эктора. Ему достанутся другие. Да и то не все. Я не могу рассказать ему все до конца. Нельзя говорить все подряд сыну о его матери… Пока я пишу это, потому что должен изобразить во всей полноте нашу трудную любовь. Но потом я сделаю купюры»).

«Бездна» Кристофа Оно-Ди-Био – не детектив, не загадочная история с исчезновением, как может показаться на первый взгляд, хотя исчезновений и загадок здесь более чем хватает. Это полнокровный, во многом странный, чарующий роман, написанный псевдоисповедальным языком – интонация обманчива, рука же автора, напротив, уверенна и тверда, расчетлива и непоколебима. История любви оборачивается метафорой безысходности. Рассуждения о глобальном, глубинном кризисе западной цивилизации становятся попыткой взгляда не в бездну, но как бы сквозь нее. Поиски смысла, как это всегда и бывает, ведут по спирали в никуда, потому что ищем мы не там, где следует искать, а находим не то, что хотели бы обнаружить. И несмотря ни на что продолжаем это движение – шаг за шагом – к полной неизвестности, к неоднозначному концу, сквозь разверзающуюся бездну.

Полина Жеребцова, «Тонкая серебристая нить», АСТ, Редакция Елены Шубиной, уже в продаже

Одна из главных отличительных особенностей сборника рассказов Полины Жеребцовой в том, что все тексты довольно короткие. Чтение каждой истории занимает несколько минут – не потому, что это легкое чтение, а потому что, благодаря чуткому писательскому звуковедению, слова буквально проливаются в тебя, подобно летней музыке, о которой когда-то пел Окуджава.

Фото: Редакция Елены Шубиной

Автор присутствует в каждой истории – то в роли одного из героев, то в роли рассказчика; не прячется под выдуманными именами, не пытается выдать за вымысел то, что вымыслом не является. Это литература, выросшая из личного факта, очищенная от пресловутого «сочинительства», жанровых примесей и стилистических выкрутасов.

«В конце августа, когда залпы орудий уже стихали вдали и мы стали робко надеяться на некое подобие мира, случилось непредвиденное. Люди с оружием в руках пришли убивать тетю Валю».

Как и в знаменитом – теперь уже на весь мир – дневнике Полины Жеребцовой «Муравей в стеклянной банке», ведущий лейтмотив «Тонкой серебристой нити» – чеченская война. Война, описанная с детской непосредственностью, с детской же беспощадностью и высокой пробы писательским мастерством. Несмотря на музыкальную легкость слога, чтение этой прозы требует определенных – и немалых – внутренних сил. То, что рассказы короткие, говорит о великодушии автора, о понимании того, что читателю будут необходимы частые передышки. Убери границы между текстами – и все они превратятся в единый и связный порыв. Что и отличает настоящую литературу от ее многоликих двойников.

Сергей Кумыш, «Фонтанка.ру»