Новосибирский «Тангейзер»: победа или промежуточный финиш?

12 марта 2015, 12:44
Версия для печати Версия для печати

10 марта мировой суд Центрального района Новосибирска прекратил административные дела директора Новосибирского театра оперы и балета Бориса Мездрича и режиссера спектакля «Тангейзер», поставленного в этом театре, Тимофея Кулябина «за отсутствием состава правонарушения». Дела были возбуждены по заявлению местного архиерея Тихона, который, не видя спектакля, вступился за оскорбленные чувства своих прихожан. За представителей театра, в свою очередь, вступились все ведущие театральные деятели обеих столиц. «Фонтанка» попыталась оценить вес и значение этой, казалось бы, абсолютной победы.

Напомним нашим читателям, что один из самых перспективных молодых режиссеров страны, лауреат «Золотой маски», главный режиссер новосибирского драматического театра «Красный факел» Тимофей Кулябин, а также директор НГАТОиБ, один из лучших в стране антикризисных менеджеров в сфере культуры Борис Мездрич в конце февраля были вызваны в прокуратуру – как выяснилось, по заявлению митрополита Новосибирского и Бердского Тихона, которому верующие по телефону пожаловались на спектакль «Тангейзер», оскорбляющий их чувства. Несмотря на письменные заверения директора и режиссера, что намерений оскорблять кого бы то ни было они не имели, на каждого из них было возбуждено административное дело по части 2 статьи 5.26 КоАП РФ: «Умышленное публичное осквернение религиозной или богослужебной литературы, предметов религиозного почитания, знаков или эмблем мировоззренческой символики и атрибутики либо их порча или уничтожение». В художественной интерпретации режиссера Кулябина вагнеровский вероотступник Тангейзер еще и имеет alter ego – он выведен кинорежиссером, который снял провокационный фильм-апокриф о жизни Христа (партию Тангейзера поют два артиста: тот, что играет Тангейзера, и тот, что – внимание (!) играет «Актера, исполняющего роль Иисуса». Так обозначена эта роль в программке. Вообще образ Иисуса, как отметили в открытом письме представители ассоциации музыкальных критиков Москвы, в равной степени принадлежит и церкви, и искусству. Особенно начиная с конца XIX века, образ Христа нещадно интерпретировался литературной, кино, живописью. И вдруг в XXI веке верующие города Новосибирска решили счесть себя оскорбленными.

Свидетель со стороны обвинения протоиерей Борис Пивоваров в зале суда
Свидетель со стороны обвинения протоиерей Борис Пивоваров в зале суда

Фото: Виктор Дмитриев

Всю эту ситуацию «Фонтанка» подробно описала и откомментировала еще на старте. В течение двух последующих недель происходили вообще-то исключительные для России вещи. Не было дня, когда бы достоянием общественности не становилось новое открытое высказывание какого-либо из авторитетнейших деятелей отечественной культуры, прежде всего, театральной. В поддержку Медрича и Кулябина выступили председатель Союза театральных деятелей России Александр Калягин, худрук МХТ им. А.П.Чехова Олег Табаков, президент Гильдии театральных режиссеров России Валерий Фокин, худрук МДТ – Театре Европы Лев Додин, худрук Театра Наций Евгений Миронов, худрук московского театра «Ленком» Марк Захаров, худрук «Современника» Галина Волчек, худрук БДТ им. Г.А.Товстоногова Андрей Могучий, худрук театра «Сатирикон» Константин Райкин, худрук Театра им. М.Ермоловой Олег Меньшиков и еще десятки людей со всей России. Показательно, что это были индивидуальные письма, не коллективки, столь любимые любой тоталитарной властью. Люди высказывались горячо и убежденно. Они, как и новосибирский митрополит, спектакля не видели, но и говорили не о спектакле. В ситуации, сложившейся вокруг «Тангейзера» все они снайперски точно разглядели возможность создания опаснейшего прецедента, который означает нарушение статьи 44 конституции РФ, гарантирующей право художника на свободу творчества.

Режиссер Тимофей Кулябин и адвокат Сергей Бадамшин в зале суда
Режиссер Тимофей Кулябин и адвокат Сергей Бадамшин в зале суда

Фото: Виктор Дмитриев

«Очень не хотелось бы вернуться во времена цензуры», – написал Калягин. «Мы убеждены, что негативное отношение лишь одной из многих групп зрительской аудитории, пусть и очень активной, к какому-либо произведению театрального, музыкального или иного искусства, не может быть основанием для общественного обсуждения, и тем более не должно стать поводом для вызова автора в прокуратуру», – сказано в письме Фокину губернатору Новосибирской области. «Религиозная, как и светская цензура, пусть даже завуалированная «оскорбленными чувствами», не может иметь место в цивилизованном обществе. Искусство должно быть свободно. Этим оно отличается от пропаганды и сферы услуг, где продукт заказывается потребителем», – констатировал Андрей Могучий. О явных признаках цензуры написал Олег Меньшиков. «Театр -- не храм, как сказал классик, а кафедра. Он по определению не может оскорбить никаких чувств, истинных или мнимых. Театр может взволновать, может вызывать несогласие, может даже раздражать, главное -- он не должен оставлять зрителя равнодушным. И все споры о театральных спектаклях должны вестись исключительно в свободной атмосфере общественной дискуссии, а не в судах», – подчеркнул Евгений Миронов. «Свобода творчества – такая же абсолютная ценность, как и свобода вероисповедания. Нельзя бить искусство по рукам. Нельзя грозить уголовными статьями за спектакли, книги, картины, музыку. Отсюда один шаг до сжигания книг на кострах. Я призываю остановить травлю режиссера и театра», – непререкаемо высказался Олег Табаков.

Что характерно, деятели кино не отстали от театральных. Сокуров, к примеру, письма не написал, но, вручая в Русской антрепризе им. А.А.Миронова приз Ирине Купченко, обратился со сцены к залу: «Сложных людей в России осталось мало. Завтра в Новосибирске будут судить режиссера за постановку оперного спектакля. И мы понимаем, что это выступление против сложных людей, выступление против свободных людей, почувствовавших свободу и понявших, что Россия без этого чувства и состояния невозможна как мощная и уникальная страна. Нам эта свобода нужна. И пока будут такие сложные, непростые люди, мы будем живы и будем сильны».

Такого полного единодушия людей культуры постсоветская история не знала (советская тем более). И это внушает некоторую надежду. Потому что, хоть суд в итоге и отказался приобщить к делу эти послания, свою роль они, несомненно, сыграли, причем, главную: очевидно, что именно письма первых лиц российского театра вывели конфликт на государственный уровень и тем самым поставили его под контроль уже других первых лиц. Единодушие театрального сообщества перед лицом «средневековья», однозначно, радует. Но это, пожалуй, единственное в ситуации с «Тангейзером», что позволяет испытывать безусловно позитивные эмоции. Сама по себе победа – в том числе и у уважаемых экспертов, выступавших на суде со стороны защиты, вызывает не столь радужные прогнозы.

Свидетель защиты, доцент Центра изучения религии РГГУ Борис Фаликов признался автору этих строк:

- По атмосфере этих двух судов трудно было поверить, что оба наши дела закроют, и мы сможем выиграть. На лица судейских и прокурорских служащих было тоскливо смотреть. Вся наша аргументация отскакивала от них, как горох. Когда прокурор пытался со мной полемизировать, а я начинал в ответ приводить свои аргументы, то я чувствовал, что занимаюсь в фигуральном смысле «избиением младенцев», настолько эти люди чудовищно безграмотны и в религиозных, и в эстетических вопросах. Да, нам удалось доказать всю нелепость того, что судят Тимофея Кулябина, отождествляя режиссера с его героем, Тангейзером. С подобным невежеством школьные учителя начинают бороться уже в первом классе. Иначе Пушкину пришлось бы отвечать за грехи Онегина, а Достоевскому – за грехи Ставрогина. А им, тем, кто составлял заявление в прокуратуру, свидетельствовал в суде против режиссера и директора театра, даже не приходит в голову, насколько театральный Христос отличен от Христа как такового, от сакрального символа. Они не понимают, что эти два Христа принадлежат к разным реальностям. Театральный – из выдуманной, фантазийной реальности.

Борис Фаликов во время суда по делу директора НГАТОиБ Бориса Мездрича
Борис Фаликов во время суда по делу директора НГАТОиБ Бориса Мездрича

Фото: Виктор Дмитриев

Так что у меня нет большого оптимизма в связи с тем, что мы выиграли эту ситуацию. Тренд мы не изменили: конфликт между искусством и церковью будет продолжаться. Он являются логичным результатом той поляризации общества, которая в данный момент в нашей стране существует. Когда атмосфера в обществе настолько накалена, появляются манипуляторы. Невежественными людьми манипулировать очень легко, что, собственно, и произошло. Плакат с изображением Христа, по поводу которого оскорбились не разбирающиеся в искусстве христиане-неофиты, на сцене висит несколько минут, и представляет собой аллюзию на постер фильма Милоша Формана «Народ против Ларри Флинта», но они этого, конечно, не поняли. И сами начали распространять этот плакат в Интернете. Что в таких случаях надо делать? Наверное, заниматься просветительской работой. По идее, нормальные батюшки должны были бы объяснить своей малоопытной пастве, что к чему. Но чему может научить прихожан священник, который сам путает своего Бога с театральным актером, с фигляром?



Фото: Официальный постер фильма

Так что нашу победу я рассматриваю только как передышку. Мы прорвали этот нарыв в Новосибирске, но он может возникнуть в любом другом месте. Поскольку общество поражено бациллой ненависти. Гораздо проще найти внутреннего врага и настроить против него массы, чем решать реальные проблемы.
Есть и еще один повод для пессимизма. На данный момент в следственном управлении продолжается доследственная проверка в отношении и режиссера, и директора в связи со спектаклем «Тангейзер». А там речь идет о статье 148 Уголовного кодекса, принятой, как известно, в связи с делом Pussy Riot. Так вот эта статья так расплывчато написана, что ее в любой момент можно применить к кому угодно. Накануне принятия этой статьи журналисты обращались ко мне за комментариями, и я писал тогда, что эта статья очень плохо сформулирована. Она пытается слепить правовое понятие из субъективных эмоциональных вещей. Всё, что связано с восприятием – очень субъективно».

О статье 148 УК РФ с тревогой говорит также и второй свидетель со стороны защиты, театральный критик, арт-директор фестивалей «NET – Новый европейский театр» и «Территория», заместитель художественного руководителя Театра Наций Роман Должанский, который для начала печально поиронизировал на тему того, что, выступая в течение последних нескольких дней на заседании совета по культуре Новосибирской области с участием прокурора, а также в судах в качестве свидетеля, он стал основоположником судебной театральной критики. Однако, по словам Должанского: «Если в административной статье речь шла об осквернении предметов культа, и мы легко доказали, что в театре никаких предметов культа нет и быть не может, потому что есть только декорации, то статья 148 УК – это уже оскорбление чувств верующих, а она с логикой слабо соотносится». Вообще весь инцидент с судебным разбирательством вокруг «Тангейзера» Должанский склонен считать лишь частным проявлением глубокой социальной проблемы: «Первый тезис, который в данном случае необходимо проговорить: надо бороться с провокационным законодательством. Не можем же мы каждый раз поднимать по тревоге мэтров. Стыдно беспокоить уважаемых людей по таким абсурдным поводам. Надо лечить причину, а не симптомы болезни. Искусство по определению не может подвергаться каким бы то ни было воспрепятствованиям людей из храма».

В то же время, Роман Должанский считает, что имеет смысл поблагодарить судью:

- Вдумайтесь, это дело рассматривал районный мировой суд. Обычно в такой инстанции рассматриваются случаи бытового хулиганства и пересечения двойной сплошной. И если судья в первой же инстанции вынесла такое самостоятельное решение, честь ей и хвала. Но я не настолько наивен, чтобы верить, что у нас настолько независимый суд. Тем более, что дело возбуждено по заявлению довольно высокопоставленного духовного лица – местного архиерея. И вот тут я бы хотел поблагодарить всех выдающихся театральных – и не только театральных деятелей нашей страны. Все они мгновенно сориентировались, поняли, что дело тут не в том, хорош спектакль или плох, а в том, что цензура, коснувшись одного художника, коснется всех остальных. Я имею некоторую надежду, что на какое-то время мы это мракобесие остановили. Конечно, у нас не прецедентное право – мы не в Англии. И законы у нас работают плохо. Но определенные сигналы после таких резонансных дел, как дело о «Тангейзере», обществом улавливаются на всех уровнях. Это второй важный пункт: сигнал пошел – и то, что уже на первом снизу уровне в продолжении дела отказано, означает, что заключение прокуратуры было попросту недобросовестно.

Роман Должанский во время суда по делу директора НГАТОиБ Бориса Мездрича
Роман Должанский во время суда по делу директора НГАТОиБ Бориса Мездрича

Фото: Виктор Дмитриев

Наконец, третий тезис, который стал для меня очевиден в период судебного процесса, следующий. Вот мы каждый день смотрим спектакли, обсуждаем их, пишем статьи, Но мы не понимаем уровня эстетической безграмотности нашего населения. Конечно, мы не можем требовать от сотрудников прокуратуры идеального вкуса и высочайшего уровня эстетической образованности. Но прокуратура при расследовании проявила вопиющее невежество, допустив ситуацию, когда режиссера пытались судить за поступки его героя. Это невозможно по сути, как нельзя судить режиссера, который ставит «Преступление и наказание», за убийство старухи. Для зрителя с минимальной степенью вменяемости это абсолютно очевидно. То есть уровень просвещенности тех, кто взялся обвинять, а потом судить театральное произведение – настолько низкий, что им следовало бы для начала отправиться в кружок юного зрителя.

В продолжение мысли авторитетного критика можно сказать, что, если смотреть потребительский театр – условно говоря, антрепризные поделки – легко, то смотреть современный спектакль вовсе не просто. Учиться расшифровывать театральный язык иногда сложнее, чем осваивать иностранный. Но научиться этому может и ребенок, было бы желание. Об этом свидетельствует, например, опыт работы со школьниками сотрудников педагогической лаборатории БДТ, в рамках которой в школах города проводятся уроки «Как смотреть современный спектакль». Однако вряд ли сотрудникам следственного управления, которые в данный момент продолжают вести проверку на наличие уголовных нарушений, несмотря на закрытие административных дел, придут в голову идеи о повышении собственной компетентности. А между тем, близятся даты мартовских показов «Тангейзера» в Новосибирской опере – ближайшие выходные. Вряд ли там обойдется без зрителей «в штатском». И столкнуться им придется с едва ли не самым сложным жанром современности – оперой, и не с мелодичной оперой Чайковского, а с оперой реформатора музыки Вагнера, да еще и продолжительностью в 4,5 часа. Директор Новосибирского оперного театра Борис Мездрич сообщил вашему корреспонденту лишь то, что на данный момент следственный комитет попросил прислать список участников постановки. На просьбу прокомментировать слухи о том, что спектакли не состоятся вовсе, Мездрич ответил весьма категорично: «В данный момент я утверждаю, что оба спектакля состоятся. Билеты почти раскуплены» (зал Новосибирской оперы вмещает, отметим, 1800 зрителей). При этом, сам Борис Мездрич не испытывает эйфории от закрытия дел в суде. «Это не победа, а промежуточный финиш», – сказал он автору этих строк.



Фото: Максим Чуклинов

Пожалуй, наиболее оптимистично настроен предводитель театральных деятелей России Александр Калягин. Он уверен, что история с «Тангейзером» завершена – то есть, уголовного дела не будет. Но, по его словам, в такие времена, как наше, надо стараться никого не провоцировать, а в данном случае «обе стороны перегнули палку». Это заявление можно было бы расценить как призыв к самоцензуре, если бы не знать, как мужественно и безапелляционно все эти дни, сталкиваясь с разными сомнительными предложениями – например, о создании этической хартии для театров – высказывался Александр Калягин против любой цензуры.

Гораздо менее оптимистичен президент Гильдии театральных режиссеров России Валерий Фокин: «Да, произошло то, чего мы добивались. Но я бы не обольщался. Оптимизм можно будет испытывать тогда, когда из 148 статьи уголовного кодекса уберут поправку об оскорблении чувств верующих или переформулируют ее так, чтобы она стала юридически доказательной. А вообще поляризованность, расколотость общества сейчас такая, что я бы радовался, но держал ухо востро. Более того, скажу, что, на месте Бориса Мездрича я бы сейчас – в этот конкретный момент – не играл спектакль. Или вывез бы его на гастроли. Поскольку я убежден, что определенные люди придут в зал специально, чтобы устроить некие акции, имеющие к искусству мало отношения. И ведь их не отследишь: у них будет билет и будут соответствующим образом настроенные мозги. Так что застраховаться от них невозможно».

Как видим, окончательный знак препинания во фразе «Казнить нельзя помиловать» в деле о «Тангейзере» ставить рано. И, пожалуй, стоит согласиться с религиоведом Борисом Фаликовым, который считает просветительство единственной продуктивной в данном случае позицией образованных людей. Очевидно, что как можно больше вменяемых граждан должны узнать о том, что произошло в Новосибирске. Идеально было бы, скажем, поставить стенограмму суда в «Театре.doc». И проехать с гастролями хотя бы по крупным российским городам, но в первую очередь, показать этот спектакль в ключевых госструктурах, как то: Госдума, Министерство культуры РФ, Генеральная прокуратура РФ, etc. А после просмотра спектакля непременно устраивать обсуждения с участием театральных деятелей первого эшелона, тех, что написали свои крайне убедительные письма. В любом случае, самыми грамотными установкам для людей культуры в данный момент выглядят слова Валерия Фокина: «Не обольщаться и не расслабляться». И попытаться использовать «Тангейзера» как платформу для диалога с теми, с кем можно вступить с диалог.

Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»
 

Пять новых книг, герои которых живут в Петербурге. Кем и как населяют город молодые писатели?

За свои три века Петербург стал самым литературным городом России — действие каких книг тут только ни разворачивалось! «Страницей Гоголя ложится Невский, весь Летний сад — Онегина глава. О Блоке вспоминают Острова, а по Разъезжей бродит Достоевский», — написал Самуил Маршак. Одна беда: все это было давно. А кто рискует писать о Петербурге прямо сейчас — и что из этого получается? Собрали пять разных книг этого года, где город на Неве — полноправный участник сюжета.

Статьи

>