Кто сможет вывести Большую драму на большую дорогу?

07 января 2013, 22:35

Версия для печати

Tweet

Незадолго до Нового года художественный руководитель БДТ им. Г.А.Товстоногова Темур Чхеидзе объявил в театре, что намерен покинуть свой пост и вернуться домой в Грузию. Как уверила «Фонтанку» директор театра Алла Ахмерова заявления в министерство культуры никто не отсылал и окончательное решение Чхеидзе озвучит после праздников. Чем бы ни кончился этот театральный роман, появился повод поразмышлять о судьбе знаменитого театра, о котором в последнее время говорят и пишут почти исключительно в ремонтно-реставрационном контексте.

Единоличным руководителем петербургского БДТ Темур Чхеидзе стал в 2007 году, в связи с уходом из жизни Кирилла Лаврова, взвалившего на свои плечи бремя первого среди равных после смерти Георгия Товстоногова, чье имя театр по праву носит теперь. Чхеидзе же был первым режиссером, поставившим спектакль-событие в посттовтоноговском БДТ – «Коварство и любовь» 1990 года. Эту невероятной красоты, стройности, лаконизма трагедию обвиняли разве что в эмоциональной холодности. Такое часто случается, когда грузинские режиссеры работают с российскими актерами: грузинский темперамент взрывает любую, самую строгую форму, сдержанной природе русских комедиантов такое не свойственно.

Затем было еще несколько несомненных творческих побед: «Любовь под вязами» про мощь поколения отцов и бессилие детей – главную роль там играл Кирилл Лавров, «Борис Годунов» - первое и самое сильное высказывание Чхеидзе на этих подмостках о феномене власти: Борис – Валерий Ивченко не убивал юного наследника Димитрия, «мальчики кровавые в глазах» были симптомом предынсультного состояние царя, истерзанного предательством приспешников и недоверием народа. Последней бесспорной удачей стал «Копенгаген» 2004 года – спектакль о войне в тот год, когда отношения России и Грузии практически дошли до вооруженного конфликта. Не будет преувеличением сказать, что это было одно из самых мощных антимилитаристских высказываний в искусстве XXI века: в спектакле, который представлял собой диалог двух физиков-ядерщиков, четыре раза взрывалась атомная бомба, а Олег Басилашвили играл Нильса Бора так, как не играл со времен Товстоногова.

Именно в этот период Лавров несколько раз предлагает Чхеидзе стать если не художественным руководителем, то хотя бы главным режиссером БДТ, и Чхеидзе наотрез отказывается, оставаясь при этом единственным режиссером, которого принимает бОльшая часть здешней чрезвычайно своенравной труппы, собранной Мастером: Алиса Фрейндлих, Олег Басилашвили, Андрей Толубеев, Елена Попова, Валерий Ивченко, Геннадий Богачев и другие. Остальных режиссеров труппа последовательно съедает – и это не только талантливый режиссер из провинции Владимир Воронцов, который не дожил даже до премьеры, но и опытный маэстро от драмы Адольф Шапиро – ему удалось поставить здесь даже два спектакля. Одно только предположение, что режиссер, пусть уже поставивший несколько спектаклей в БДТ, претендует на роль худрука или даже главрежа, вызывало в труппе переполох. Угроза лидера-преобразователя (не только в БДТ) - единственный случай, когда актеры способны самоорганизоваться и выступить единым фронтом против общего врага. Страшно даже вообразить, что пришлось пережить на художественном совете режиссеру Григорию Дитятковскому после премьеры «Двенадцатой ночи» - и именно потому, что это был не просто спектакль (как его же «Федра», номинант «Золотой маски»), а спектакль-ступень на главный пост в БДТ, о чем Кирилл Лавров, известный своей открытостью, поспешил объявить труппе.

Обвинять труппу БДТ в подобном поведении нет резона, оно – повторяю - типично. Вспомним недавний скандал в московском Театре им. Станиславского, где труппа так называемых «хранителей традиций» проглотила, не поперхнувшись, режиссера Александра Галибина. Вспомним, что сделала труппа «Таганки» с Анатолием Эфросом (на эту тему один из актеров «Таганки» Леонид Филатов, как известно, снял фильм с исчерпывающим названием «Сукины дети»), вспомним совсем уж горячую историю – смертельное противостояние труппы московского Театра Гоголя (кто-нибудь вспомнит хоть один значительный спектакль этого театра за последние 20 лет?) и вновьназначенного (буквально в конце 2012 года) худрука Кирилла Серебренникова. Вспомним, наконец, фразу, с которой впервые обратился к труппе БДТ (тогда – им. Горького) сам Георгий Товстоногов в качестве только что назначенного главного режиссера в 1956 году: «Запомните: я несъедобен».

Товстоногова нет на свете более 20 лет. За это время возродилась из пепла Александринка, ведомая режиссером и менеджером в одном лице Валерием Фокиным, позвавшим в штат одного из самых дерзких театральных экспериментаторов Андрея Могучего. За это время из названия МХАТ, который принял после смерти Олега Ефремова Олег Табаков, была вымарана буква «А» (академический), и этот не менее знаменитый, чем БДТ, стационар тоже превратился в полноценную площадку для эксперимента, полную животворной энергии и воли к новизне: здесь поработали практически все режиссеры с репутацией самых отъявленных головорезов от искусства: Серебренников, что характерно, нынешнего статуса достиг именно здесь. При Товстоногове БДТ легко обходил названные театры на самых крутых виражах. После Товстоногова стремительно сдал позиции. Оно и понятно: весь запас творческой энергии (а мастера здесь работают и в самом деле мощнейшие) тратится на сохранение статуса кво, а надо ли говорить, что на сопротивление современности, актуальности, новизне требуется гораздо больше энергии, чем на движение шаг в ногу со временем. Нынешний БДТ расходует творческую энергию, упорно гребя против течения и прикрываясь при этом досадно типичным пафосом, который в последнее время, увы, диагностирует как раз полную творческую стагнацию – о спасении русского репертуарного театра, традициях, духовности.

Творческий кризис Темура Чхеидзе, между тем, легко объясним. Начать хотя бы со спонтанных  митингов, которые в момент грузино-абхазского противостояния устраивались у стен БДТ – собиравшиеся экстремисты требовали заменить главного режиссера. Все это время Чхеидзе оставался одним из немногих граждан Грузии, которые беспрепятственно преодолевали границу в обе стороны. В Грузии, между тем, оставалась и остается семья. Вряд при таких обстоятельствах кому-то покажется странным, что в БДТ последних пяти лет за подписью Чхеидзе выходят спектакли, далеки от реальности, лишенные нерва времени. Тут уместно вспомнить, что упоминавшейся «Копенгаген» за год до премьеры в БДТ, Чхеидзе должен был ставить в МХТ – с Олегом Табаковым. Но отказался со словами: «Олег, ваши самолеты бомбят мою родину. О какой постановке сейчас может идти речь?!» Об этом Чхеидзе сам рассказывал автору этих строк. Табаков не стал ждать. «Копенгаген» в МХТ поставил молодой режиссер Миндаугас Карбаускис – спектакль оказался несоизмеримо менее масштабен, чем работа Чхеидзе в БДТ.

Но если творческая история Чхеидзе представляется более-менее очевидной, то вопрос о судьбе БДТ в случае его скорого ухода, обостряется до предела, оказывается тревожным, напряженным и больным. Тут надо иметь ввиду, что через год в основном здании БДТ завершится капитальный ремонт, так что будущий руководитель театра получит в распоряжение роскошное историческое здание с двумя сценами плюс только что отреставрированный Каменноостровский театр с прекрасным залом на 400 мест. Как говорил Шерлок Холмс доктору Мортимеру: «За такой куш любой может начать рискованную игру». А Министерство культуры в его нынешнем составе вряд можно считать гарантом поисков нового Товстоногова. Принятие скоропалительных решений, возможность прихода к власти в БДТ человека, не имеющего на этот пост профессиональных прав, - и в самом деле, проблема не менее серьезная, чем затянувшаяся стагнация в этом театре.  

«Мне лично Темур Нодарович сказал, что никаких заявлений он не писал. Но я полагаю, что если он и захочет уйти, то он это должен сделать только тогда, когда мы вернемся в свое историческое здание, на свою сцену, - сказал автору текста один из корифеев труппы БДТ, народный артист СССР Олег Басилашвили. - Я говорил с министром культуры, прежде всего, о том, что БДТ – не Театр Гоголя, это театр с мировым именем, славной историей, это театр-дом, с которым надо обращаться очень бережно. Именно поэтому я, Алиса Бруновна Фрейндлих и еще ряд артистов написали письмо на имя министра с просьбой оставить на посту руководителя Чхеидзе. Мы знаем слабости и проблемы друг друга, но в целом труппа руководством Темура Нодаровича довольна. И вообще я не понимаю, почему посторонние люди позволяют себе высказывать мнения о судьбе БДТ, о том, кто должен им руководить и кто здесь должен ставить спектакли. Эти вопросы может решать только труппа. Это нам судить, какие режиссеры должны работать в этом театре – и то только в том случае, если случится то, что я не хотел бы, чтобы случилось».

Художественный руководитель Александринского театра и член президентского совета по культуре Валерий Фокин, к которому «Фонтанка» обратилась за экспертным мнением, также высказал уверенность, что этически Темуру Чхеидзе было бы правильнее всего не покидать своего поста до возвращения театра в родные стены. И, если он уже принял решение об уходе, то в оставшийся год до завершения некоего этапа в истории БДТ, приглядываться к режиссерам, прежде всего, молодым, приглашать их на постановки. Сам Фокин, хотя и отказался назвать конкретные имена, уверяет, что молодые талантливые режиссеры в стране есть, он сам именно сейчас работает целой группой таких ребят, но вопрос в том, смогут ли они быть руководителями.

Валерий Фокин особенно подчеркнул, что капитальный ремонт в театре – это не только обновленные стены и потолки, это, прежде всего, новые, огромные технические возможности. Поэтому человек, который возглавит обновленный БДТ, должен, по словам Фокина, быть, с одной стороны, «энергичным, молодым, талантливым, не бояться начать новый этап, довольно радикальный», а с другой – понимать, что он приходит в театр с традициями и историей, и эти традиции продолжать, опираясь на мастеров, которых осталось не так много и которых надо беречь. Фокин сказал также, что недавно видел Олега Басилашвили и Алису Фрейндлих в спектакле БДТ «Лето одного года» и обнаружил, что эти артисты находят в отличной творческой форме.

«Другое дело, - продолжил Фокин, - кто должен принимать решение о новом творческом лидере театра. Вряд ли труппа может это решать».

Определенно, не труппа БДТ принимала в 1956 году решение о приходе Товстоногова. И не труппа Александринки в 2003 году санкционировала приход самого Фокина. БДТ, конечно же, не Театр им. Гоголя, о котором вспомнили только в связи с грандиозным скандалом, который труппа устроила новому худруку Кириллу Серебренникову, предложившему новый, современный, проектный способ существования. Вряд ли кому-то придет в голову вводить в БДТ проектный режим работы, привлекать к сотрудничеству целые самостоятельные коллективы резидентов, внедряя режим полуоткрытой площадки. Радикальные преобразования в случае БДТ – другая история. История нового языка, новых форм, обновленной, мобильной труппы, готовой к творческому эксперименту и доверяющей режиссеру.

Селекция труппы – главная проблема, которая встанет перед новым руководителем. Даже в советские времена Товстоногов принял БДТ только с условием увольнения сорока процентов труппы – иначе в театре не появились бы ни Луспекаев, ни Лебедев, ни Басилашвили, ни Доронина, - для них просто не нашлось бы штатных мест. Труппа Александринки с 2003 года тоже обновилась примерно на треть. С другой стороны, для подобных решений, по свидетельству того же Фокина, скоро появятся вполне законные механизмы: «Из штата на договора никто никого переводить, конечно, не будет, - это противозаконно. Но обязательная переаттестация творческого состава проходить будет – этот проект уже весной будет, я надеюсь, утвержден в Думе. Поскольку это неверно, что контракт с руководителем работодатель может разорвать в одночасье и даже без объяснения причин, а сам руководитель никого уволить не может. Тут, конечно, тоже есть слабые стороны, связанные, прежде всего с аттестационной комиссией, но все же это хоть какие-то подвижки».

Что до конкретных имен, тут совершенно понятно только одно: этот пост не может занять художник не адекватного этому театру творческого и личностного масштаба. На радикальные преобразования надо иметь право. А комбинации, как показывает история театра, могут быть самые разные, включая и совершенно, на первый взгляд, невероятные. Скажем, Лев Додин в его нынешнем прекрасном творческом состоянии, найди он соответствующие мотивации, вполне мог бы потянуть оба театра – МДТ и БДТ, - ну сидит же Табаков сразу в двух руководящих креслах: в Табакерке и с МХТ, - и это открывает дополнительные административные возможности. Давно дозрел до собственного солидного театра Андрей Могучий, - а вдруг ему покажется тесной обещанная ему Новая сцена Александринки? Есть Лев Эренбург и Анатолий Праудин, режиссеры-мастера, каждый со своим ярким, самобытным почерком. Кстати, именно спектакли Анатолия Праудина, поставленные в БДТ, - «Дама с собачкой» (2008) и «Месяц в деревне» (2009) - в последний раз вызвали тот самый ощутимый резонанс в прессе, который, по идее, в театре такого ранга и с такими традициями должна обеспечивать каждая премьера. Есть, наконец, москвич Константин Богомолов, дважды номинант грядущей «Золотой маски», чье имя уже звучало в связи с БДТ – это тот самый редкий случай, когда режиссерский радикализм опирается на безукоризненный профессионализм, школу, традиции: недаром именно он недавно занял недавно пост заместителя художественного руководителя МХТ. Все это профессионалы, умеющие, прежде всего, раскрыть актера, обнаружить его новые, невостребованные до сих пор возможности. Если пошарить по провинции, найдется и еще пара-тройка имен. Имена, повторяю, могут быть самые разные, но непременно «несъедобные», и как раз такого человека труппа менее всего готова принять. Это и есть большая драма нынешнего БДТ.

Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»