Самый обаятельный и влиятельный

26 января 2015, 16:03

Версия для печати

Tweet

Сегодня отмечает 55-летие народный артист России Петр Михайлович Семак, ведущий артист МДТ – Театра Европы под руководством Льва Додина. На этой сцене он сыграл роли, которые теперь знакомы всему миру: прежде всего, это Михаил Пряслин в легендарных «Братьях и сестрах», а также Ральф в «Повелителе мух», доктор Астров в «Дяде Ване», Ставрогин в «Бесах», король Лир, Вершинин в «Трех сестрах» и другие. О них много написано и сказано. «Фонтанка» же попросила поделиться воспоминаниями тех, кто может рассказать о безусловно выдающемся артисте Петре Семаке то, чего не увидишь из зала.

Валерий Галендеев, заведующий кафедрой сценической речи Санкт-Петербургской государственной театральной академии, заместитель художественного руководителя МДТ – Театра Европы:

- Я-то с ним познакомился раньше всех в Малом драматическом театре. Дело в том, что в ЛГИТМиКе тогда проводились ежегодные всесоюзные студенческие конкурсы чтецов имени Яхонтова. Приезжали отовсюду, кроме Таллина: из Грузии, Армении, Латвии, Литвы. И вот в 1979 году приехали два второкурсника из Харькова. Один из них был наш юбиляр, второй – его сокурсник, впоследствии довольно известный политический деятель в Санкт-Петербурге. А я был одним из организаторов этого конкурса и членом жюри. И вот жюри слушает выступления одно за другим – и выходят эти двое с композицией «Маяковский в Харькове», становятся в позу рабочего и колхозницы, плечом к плечу (в 1979 году я думал, что этого уже не увижу никогда). И, находясь в страстно напряженной позе страстно напряженными голосами на чудовищном русском языке начинают что-то такое размовлять. Я совершил непедагогический поступок – хохотнул. Ничего не мог с собой поделать, потому что ко всему, что я сказал, надо добавить их смертельно испуганные глаза и педагога, который сидит в зале и весь напружинился – думая, возможно, что это его звездный час. Не знаю, какими усилиями я досидел до конца. Больше я никаких звуков не издавал, но видел, что бедный Петя все время косится в мою сторону, потому что он, несмотря на сверхчеловеческий зажим все-таки уловил источник звука. У нас было так устроено, что за участие в конкурсе все что-нибудь получали: не премию, так диплом, не диплом, так грамоту – с пустыми руками не уезжал никто. Они тоже что-то получили и уехали. Я, конечно, не думал, что еще когда-нибудь увижу этих ребят. Увидел очень скоро. Конкурс проводился в апреле, а в конце мая или начале июня они уже появились в качестве абитуриентов. А я запомнил их фамилии и имена – тогда я запоминал всех. Спрашиваю их: «Вы что здесь делаете?» «А мы, – говорят, – уволились из Харьковского института имени Котляревского». «Уволились или вас уволили?» «Нет, – говорят, – мы сами ушли, поняли, что надо учиться здесь». И у кого, спрашиваю, вы собираетесь учиться? «Ну вот, к кому возьмут, у того и будем учиться». А курсы тогда набирали Кацман и Горбачев. Не знаю, какие у них были успехи у Горбачева, а у Кацмана – довольно средние. Хотя у приятеля, будущего политического деятеля шансы были все же побольше: он был и повыше ростом, и пошире в плечах – весь из себя такой парубок. А Петя был весь такой немножко скрюченный… Видимо, понимал, что дистанция между тем, куда он приехал, и его прошлым слишком велика. У него не было этого «Покорять Париж!» – и потом я этого у него не помню, разве что, в последние годы появилось. В общем, шел он так средненько.

В роли Сенечки в спектакле "Счастье мое", режиссер Евгений Арье - с Натальей Акимовой

У нас, видите ли, вообще неправильная проверка одаренности – абитуриенты очень долго читают прозу, басни и стихи. А это в качестве единственного показателя не годится. Система отбора должна быть совсем другая. Я не настаиваю на ее внедрении, потому что то, что я предлагаю, значительно более трудоемко – чем сидеть и слушать про то, что у сильного всегда бессильный виноват. Надо проводить тесты, игры – во время которых человек, конечно же, проявляется значительно внятнее. Петя читал, как его научили, потом все-таки он уже отучился два года в высшем театральном учебном заведении. В общем, пропустили его на второй тур – с тем, чтобы там и попрощаться. Что-то он там прочитал, спел – что-то невыразительное. «Ну, давайте танцуйте», – сказали ему, потому что на втором туре положено танцевать. Петр сказал: «Молдавский танец». Встал в позу этого молдавского танца, стал смотреть на концертмейстера… Концертмейстер, как всегда, долго искала ноты – это прямо такой чаплинский трюк: ноты всегда теряются. И вот Петя стоял-стоял в этой позе начала танца – и вдруг улыбнулся концертмейстеру… И я в этот момент стопроцентно понял, что его надо брать. Потому что вдруг весь зал от этой улыбки как-то так сделал – «ой!» На сцене мы такую Петину улыбку увидели еще очень не скоро.
Но тогда, понимаете, в ней, в той улыбке проявилось то его качество, которое потом срабатывало безошибочно везде. Я, предположим, спустя года 22-23 после этой ситуации, сидел в Будапеште, в Театре музыкальной комедии в последнем ряду (зал был совершенно заполнен). На сцене артисты МДТ играли «Дядю Ваню» – и Петя был Астров. А передо мной в предпоследнем ряду сидели молодой человек и девушка, которые весь спектакль целовались – не интересовались титрами и, судя по всему, не понимали русского, потому что они не реагировали абсолютно ни на что. Но каждый раз, когда на сцену выходил Семак, они прекращали целоваться, и тупо смотрели на него. Потом Семак уходил, и они снова продолжали целоваться. Я ничего не хочу сказать про других артистов – у нас в «Дяде Ване» все артисты замечательные. Но у Пети есть такое свойство, которое народ чует. Что-то такое, что не всегда зависит даже от качества исполнения. Какой-то такой ген заложен, что вот человек улыбнулся – и стал полностью другим, преобразился. И тогда, на втором туре, мне кажется, все поняли, что надо его принимать, потому что на третий тур его пропустили только за этот молдавский танец.
Потом он стал учиться. И у нас есть такая система, что после третьего курса все студенты остаются помогать на вступительных экзаменах – готовят отрывки с абитуриентами. Петя готовил «Дон Жуана» Мольера с Курышевым. Так вот этот отрывок я забыть не могу – он режиссерски был сделан блестяще.
Вот такой путь проделал наш парубок.

В роли Астрова в спектакле "Дядя Ваня", режиссер Лев Додин - с Ксенией Раппопорт

Как он начал учиться? Мне ведь важно, как он у меня учится. У меня он учился плохо. Не то чтобы он лентяйничал, но не получалось: говорил на таком суржике, ни русском, ни украинском. Я озверел и держал его на «двойках» – продержал без стипендии весь первый курс. Вообще с учебой всё было сложно – в какой-то момент они с приятелем собрались уходить в школу парашютистов и объявили об этом – Кацман и Додин еле уговорили их не уходить. В общем, во время обучения Петя принадлежал ко второй линии студентов, не к первой. На первой линии были Максим Леонидов, Миша Морозов, Володя Осипчук, конечно, Ира Селезнева, Таня Рассказова, Лика Неволина. Несмотря на это, Петя получил роль Мити Карамазова, которую артист второй линии никак играть не может. Но он ее играл плохо – до того исторического, последнего спектакля, который мы с Додиным смотрели, стоя в проходе Учебного театра. Смотрели – и только переглядывались, потому что Петю было не узнать. Он вдруг плюнул на всё – и стал играть не так, как его учили, а так как он сам понимает и чувствует. А Додин к тому времени уже получил Малый драматический театр, и в его планы Семак не входил. Но тут, стоя в проходе Учебного театра, он меня спрашивает: «А какие у Пети предложения?». Я ему говорю: «Насколько я знаю, никаких». «Ну, тем лучше», – ответил Додин. И взял его. И Петя на первой роли – а это был Сенечка в спектакле «Счастье мое» – как вышел на первую линию, так уже больше с нее никуда не уходил. То есть, первая же роль в театре на профессиональной сцене показала, что он собой представляет. Поначалу, правда, наши мастодонты его не очень приняли – говорили мне, что он плохо обучен и с речью у него проблемы. Но после того, как его приняла критика, смирились, поутихли, а потом полюбили.
Петя – это человек, которого в театре любили и любят. Все без исключения. Вне зависимости от того, какие поступки он совершает. Такое особое есть у него свойство: ген влияния на толпу, на людей. Есть ведь артисты, которые прекрасно работают, у которых огромный опыт, богатый душевный запас, но вот этого гена влияния на толпу – нет. Есть те, которые обладают этим геном – но используют его далеко не во благо. А вот Петр Михайлович, мне кажется, пользуется им исключительно во благо. Вот то, что я могу про него сказать.

Сергей Власов, актер МДТ – Театра Европы, партнер Петра Семака с первых его шагов в профессии и по сей день:

В 1979 году я закончил курс Аркадия Иосифовича Кацмана – и в этом же году был прием следующего актерского курса, на который пришел Петя Семак, Володя Осипчук и Вадик Войтановский – тот, что позже на протяжении многих лет был депутатом Законодательного собрания. Петя пришел вместе с Вадиком – это были два таких таких зажатеньких стесняющихся украинских хлопчика с сильным говором. Аркадий Иосифович и Лев Абрамович ими сильно заинтересовались. А Валерий Николаевич очень переживал из-за их говора, который ему не удастся исправить. Нам с Сережей Бехтеревым, моим сокурсником, после окончания института делать было нечего, и мы сидели на приемных экзаменах. Ну и поскольку Петя и Вадик учились до этого в Харькове, и надо было правильно оформить их перевод, Лев Абрамович попросил меня сходить с ними к юристу. Я взял этих двух хлопчиков подмышки – и мы пошли в юридическую консультацию на улицу Пестеля. Там им все объяснили – и в итоге они оформили все документы правильно и поступили на курс Аркадия Иосифовича Кацмана, где вторым педагогом был Лев Абрамович Додин, а Валерий Николаевич Галендеев был третьим представителем этого педагогического триумвирата. В 1983 году Петя окончил институт и пришел в МДТ – по-моему, он был единственным со своего курса, кто пришел прямо из института, остальные подтянулись позже. И так как я его уже знал, то я ему сразу сказал: «Пойдем, буду тебя знакомить с театром» – и провел его по всем нашим длинным, запутанным, окружным коридорам, по всем цехам, все ему показал. И Петя начал работать в театре. Забегая вперед, скажу, что, вскоре после того, как Лев Абрамович выпустил в МДТ «Бесов», в которых Петя сыграл атеиста Ставрогина, а я славянофила Шатова, были крестины моей племянницы Веры Латышевой, и я тоже решил креститься. И спросил у Пети, не станет ли он моим крестным – а у Пети здоровые крестьянские корни и, конечно, он был крещенным с детства. Петя согласился. И вот мы стоим в церкви, и в какой-то момент я поворачиваюсь к Пете и говорю: «Ставрогин Шатова крестит». Петя даже поперхнулся. Такие вот связи. И это еще не все. Вот сегодня Пете исполняется 55, а моему папе – 93. Так что мой отец и мой крестный отец родились в один день.

В роли Ставрогина в спектакле "Бесы", режиссер Лев Додин - с Сергеем Власовым (слева) и Владимиром Захарьевым

Конечно, Петина счастливая актерская судьба – она организована Львом Абрамовичем. Додин сделал на него ставку и не проиграл. Петиным блистательным дебютом был Сенечка в «Счастье моем», а потом началась работа над «Братьями и сестрами». Мы – то есть, мои однокурсники – были гораздо более подкованы в смысле погружения в материал, потому что еще в студенческие годы ездили на родину Абрамова, в деревню Врекола Архангельской области. Но Петя, который получил роль Михаила, очень быстро к нам подтянулся, потому что он, в отличие от нас, вырос в деревне и с детства знал грабли, соху, лопату. В спектакле главное – не это, но и это тоже немаловажно. Но и в остальном он быстро набирал – усваивал, сканировал то, что делаем мы. Другое дело, что меня страшно раздражало, что он мог прийти на репетицию с невыученным текстом. Но в общем и целом, работа у нас с Петром шла душа в душу – как-то мы сразу почувствовали друг друга. Ну а кроме того, мы жили на соседних улицах и после репетиций ходили друг к другу в гости. Не могу сказать, чтобы мы выпивали – и денег не было, да и репетициями мы были сильно увлечены. Из театра мы шли к Пете – и пока он приходил в себя, я добавлял какие-то реплики в сцены наших героев, причем, не только своему Егорше, но и Петиному Михаилу.

В роли Михаила Пряслина в спектакле "Братья и сестры", режиссер Лев Додина - с Сергеем Власовым

И в этот же период я познакомился с Нонной Махазовной Семак, Петиной женой, которой я хочу передать отдельный низкий поклон, потому что она сделала очень много, чтобы Петя стал таким, какой он сейчас. Они каждый день горячо обсуждали все, над чем работал Петя в театре, Нонна советовала ему нужные книги, разбирала сцены и ситуации, высказывала замечания и соображения, очень точные. Они горячо и подолгу спорили – и это было крайне важно, потому что работа у Пети не прекращалась ни на минуту – ни дома, ни в театре. Ну и, конечно, кроме этих двух полюсов, была еще Петина природа, которая всё впитывала и стремительно развивалась.

В роли Михаила Пряслина в спектакле "Братья и сестры", режиссер Лев Додин - с Сергеем Власовым

Я уже не раз говорил, что другого такого партнера у меня, наверное, по жизни все-таки не было – когда мы на сцене понимаем друг друга на уровне движения ресниц, интонации, смыслового ударения во фразе, и можем, не договариваясь заранее, вместе менять смысл той или иной сцены, углублять его. Зритель, даже тот, который в десятый раз спектакль смотрит, может не уловить, что конкретно переменилось, но почувствует, что сегодня сцена звучит по-другому. Вот из этого, мне кажется, и вяжется в театре живая жизнь – то, чего мы и стараемся добиваться. Мы с Петей, вместе играя на сцене, идем в одном коридоре, постоянно ощущая как движется другой. Это было в «Братьях», в «Бесах» и даже в «Бегущих странниках», которых многие критики не приняли, поскольку пьеса показалась им чернушной. Однажды такой особенно брезгливый критик в буфете, за кулисами одного серьезного театра громко спросил: «Вы все еще играете это г?..», на что Петя резко ответил: «Во-первых, мы играет не в г…, а во-вторых, эта пьеса нам нравится».
С возрастом мы, конечно, стали общаться реже. Жизнь развела, да и не только жизнь. Петя много играл, я играл мало и не играл в тех спектаклях, где мог бы играть с ним, потому что Лев Абрамович сделал другие ставки, и это его право. Но все-таки, наиболее серьезное за все эти годы профессиональное партнерство было, конечно, с Семаком.

Людмила Шувалова-Стржельчик, режиссер БДТ им. Г.А.Товстоногова, вдова народного артиста СССР Владислава Стржельчика:

- Когда в 1998 году мы пригласили в БДТ эстонского режиссера Эльмо Нюганена на постановку пьесы английского драматурга Тома Стоппарада «Аркадия» – а это такая интеллектуальная шарада, при этом очень театральная – у нас в труппе не было молодого героя, умного, думающего. И мы пригласили на роль такого героя – его звали Семпимус – додинского артиста Петра Семака. Петя оказался обаятельнейшим человеком и при этом замечательным профессионалом, и отлично вписался в нашу труппу. Разницы школ не было. Было то же мастерство, та же преданность профессии, то же внимание и чуткость по отношению к партнерам, что и у наших артистов-товстоноговцев – словом, та же группа крови. Но если, играя в «Аркадии», наши артисты могли забыть или перепутать текст, который в пьесе был действительно сложный, местами даже научный, то Петя текст не забывал никогда. Такого даже вообразить себе было невозможно. Потому что артисты Додина – это, конечно, еще и железная дисциплина. И мне эта дисциплина, которая проявилась в работе Семака, кажется крайне важным, необходимым дополнением ко всем другим талантам. Я люблю, когда артисты четко воспроизводят рисунок роли режиссера, не вольничают. «Аркадия» у нас шла долго, и, несмотря на интеллектуальный текст, зрители смотрели на сцену, затаив дыхание. Я обожала этот спектакль. Потом, когда Семак не смог играть из-за занятости, мы пытались ввести на его роль другого актера, но он начал умничать ни к месту, не кстати импровизировать, и в итоге ничего у него не вышло.

В роли Септимуса в спектакле "Аркадия", режиссер Эльмо Нюганен - с Екатериной Гороховской

Екатерина Гороховская, актриса и режиссер, исполнительница роли Томасины в спектакле БДТ им. Г.А.Товстоногова «Аркадия»:

- Это было чудо, счастье и подарок судьбы, значение которых я поняла гораздо позже. А тогда в 1989 году я училась на втором курсе театроведческого факультета, и меня пригласили на роль Томасины. Каким-то образом я умудрилась не посмотреть до этого времени ни одного спектакля Малого драматического театра, и Петра Михайловича Семака я впервые увидела за кулисами БДТ. Он был безамбициозный, открытый, честный, простой, красивый, дружелюбный. И поскольку все сцены в спектакле были у меня с Петром Михайловичем, то и общалась я в процессе репетиций, в основном, с ним. Партнерство с ним на сцене было абсолютным счастьем – за ним я чувствовала себя, как за большим кораблем, за которым идешь – и ничего не боишься. В финале «Аркадии» у нас был танец – и Петр Михайлович носил меня на руках. За всю мою жизнь – актерскую и женскую – я никогда не чувствовала себя настолько в мужских руках. Он поднимал меня над сценой – и я летала.
Потом я, конечно, посмотрела спектакль Додина «Братья и сестры». Причем, пять раз. Была шокирована тем, какого масштаба артист Петр Михайлович. И подумала: какое счастье, что я этого не увидела раньше – я бы рта при нем не посмела раскрыть.
С того момента, как я появилась в БДТ и начала репетировать Томасину в «Аркадии», я убеждена, что по-настоящему большие люди – такие, как Петр Михайлович Семак, Алиса Бруновна Фрейндлих, Андрей Юрьевич Толубеев – обладают огромным чувством собственного достоинства, но в общении просты и искренни, и они всегда готовы совершенно бескорыстно делиться тем, что имеют.

Леонид Алимов, актер Театра-фестиваля «Балтийский дом», режиссер спектакля «Встретились – поговорили» по прозе Довлатова:

- Сама идея сделать спектакль по Довлатову давно зрела в моей голове, я прикидывал, какая может быть инсценировка, что убрать, что оставить. Потом в театре появилась молодые актеры, среди них я отчетливо увидел героиню своего спектакля, но героя не было. И тогда у нас с арт-директором «Балтийского дома» Мариной Беляевой одновременно родилась идея пригласить Семака. Тем более, что у него уже был опыт сотрудничества с «Балтийским домом» – он здесь сыграл Обломова, и волею судьбы, когда он перестал играть эту роль, она перешла ко мне, так что я какое-то время, пока репетировал этого героя, засыпал и просыпался с образом Семака. Ну а в театре все были в восторге от его интеллигентности, порядочности, это помимо высочайшего профессионализма. Я, конечно, очень переживал, что он не согласиться работать над Довлатовым из-за занятости. Но, наконец, снял трубку, набрал номер и проговорил на одном дыхании: «Петр, есть идея пригласить вас на роль Довлатова». И в ту же секунду я услышал в трубке: «Согласен».
Мы стали делать спектакль гораздо шире, чем о персонажах 70-х годов, нас заинтересовали люди и страсти, а это уже совсем тема Семака. И при всем значительном количестве в послужном списке Петра Михайловича больших ролей, если начать перечислять все эти мятущиеся, сильные, красивые натуры, такого лирического, растерянного, но при этом тонкого героя, который появился на сцене «Балтийского дома», у него в карьере еще не было.

В роли Довлатова в спектакле "Встретились - поговорили", режиссер Леонид Алимов - с Марией Шульгой

Конечно, у нас с Петром, как у актера и режиссера, был бонус – мы с ним из одной мастерской Льва Додина, играли в одних спектаклях, сидели в соседних гримерках в Малом драматическом театре. Это нам очень помогает договариваться.
Мне с ним было невероятно легко с первых минут. И дело тут – в колоссальном профессионализме Семака, который начинается с того, что он никогда не говорит «нет», не попробовав сделать так, как говорит режиссер. Я подозревал, что он станет стержнем всего нашего дела, но не подозревал, что это произойдет так скоро. Но Петр Михайлович повел себя так естественно, просто, так ловко и остроумно шутил, что все были им покорены. Уже к третьей репетиции все объединились вокруг него. Он стал первым среди равных, нисколько ни над кем не возвышаясь.

Мария Шульга, актриса Театра-фестиваля «Балтийский дом», исполнительница роли жены Довлатова в спектакле «Встретились – поговорили»:

- Работать с Петром Михайловичем, конечно, очень интересно и, я сейчас неожиданное слово скажу, очень удобно. Ты находишься в настолько комфортных условиях, что тебе даже ничего не надо выдумывать, как играть. Потому что Петр Михайлович дает какой-то манок, и у тебя всё внутри срабатывает автоматически и именно так, как надо: слезы, смех, что угодно…

"Театральную гостиную" Фонтанки.ру с участием народного артиста России Петра Семака смотрите здесь.

Валерий Фокин, художественный руководитель Александринского театра, режиссер спектакля «Воспоминания будущего»:

- Тут было движение обоюдное. Петя попросил меня о встрече. Я, конечно, согласился, потому что хорошо знал его как актера и ценил его профессиональные качества. При встрече он сказал, что слышал, будто я собираюсь ставить «Маскарад», а он давно болен этой пьесой, болен Арбениным. И когда я сказал ему, что делаю не в чистом виде пьесу Лермонтова «Маскарад», а посвящение-воспоминание о спектакле Мейерхольда столетней давности, Семак вдруг очень меня удивил, заверив, что это его совершенно не смущает. «Вы будете хоть фрагментарно пытаться реконструировать тот спектакль Мейерхольда с Юрьевым в роли Арбенина?» – спросил меня Петя. Я ответил: «Да, конечно». «Но это же так интересно. Это же нечто вроде экспедиции. И мне бы, конечно, хотелось попробовать воспроизвести ту музыкально-интонационную партитуру, которую придумал Мейерхольд для Юрьева». И я понял, что наши с ним желания совершенно совпадают, что артист хочет не просто страсти в клочья порвать в романтическом порыве, а заняться серьезной исследовательской работой, что, признаемся, современных артистов интересует крайне редко.

В роли Арбенина в спектакле "Маскарад", режиссер Валерий Фокин, Алекандринский театр

Но был еще один момент, который доказал мне, что Петр Семак – артист большой и настоящий. В процессе нашей работы стало понятно, что тот опыт, который у Пети был наработан в театре Додина – опыт внутренней техники, опыт такого углубленного психологизма в создании образов – в данном случае не походил совсем. От него требовалось, прежде всего, воспроизвести жесткую форму, как в оркестре. И он это понял, и принялся активно и азартно пробовать себя в другом актерском качестве. То, что он осознал эти другие задачи и стал искать другой ключ к другой двери, означает, что он способен свой опыт зачеркивать и, благодаря этому, двигаться дальше, используя прежний опыт уже на совершенно новом этапе.

В роли Арбенина в спектакле "Маскарад", режиссер Валерий Фокин, Алекандринский театр

Ну и, конечно, отдельно я хочу подчеркнуть, что Петя очень хороший человек. Режиссеру очень важна человеческая способность актера слушать, слышать, понимать. И в Семаке это есть в полной мере. И есть доброжелательность, что тоже очень важно в наши трудные дни. Это я веду к тому, что совершенно не случайно мы продолжили нашу совместную работу, и на 22 февраля намечена наша с Петром Семаком следующая премьера на большой сцене Александринского театра: «Живой труп», где Семак сыграет Федю Протасова.

Жанна Зарецкая, Фонтанка.ру