Правила жизни Андрея Звягинцева и его «Левиафан»

13 января 2015, 00:37
Версия для печати Версия для печати

Первая неделя нового года завершилась двумя важными событиями в мире кино. Оба связаны с фильмом «Левиафан». Во-первых, он стал доступен для публичного просмотра в интернете (с российским кинопрокатом пока все неясно, хотя он и обещан с 5 февраля). Во-вторых, в воскресенье лента получила премию «Золотой глобус» за лучший иностранный фильм – вторую по значимости в мире кинонаграду.

Оба эти события — позитивный этап в том процессе, который начался после премьеры «Левиафана» в Каннах прошлой весной. Тогда сразу же режиссер Андрей Звягинцев рассказал, что министр культуры Мединский назвал его картину порочащей Россию. Затем был принят закон о мате — а в фильме он есть — и авторам предложили «запикать» часть фильма. Те отказались — и правильно сделали. И попутно стали собирать все возможные призы на фестивалях. Теперь эти два пути — к зрителю и к признанию — дошли до определенной точки. Фильм оценен, фильм доступен зрителю. Дальше — только «Оскар», на который Завягинцев уже номинирован и на который у него есть все шансы.

Наверное, это тот случай, когда пересказывать содержание фильма бессмысленно — оно отошло за баталиями на второй план и как-то само собой стало общеизвестным. Все и так в курсе, что кино – про честного предпринимателя, которого играет Алексей Серебряков, сражающегося с гидрой госструктур, и про его несчастную семью. И еще про друга-адвоката, который… Впрочем, должно же хоть что-то остаться неизвестным для тех, кто еще не успел скачать фильм на одном из интернет-ресурсов.

Но по большому счету, дело не в сюжете. Дело в том, что не было бы всей этой эпопеи с запретами, высказываниями официальных лиц и прочим — не было бы и социального и информационного поля, в котором фильм теперь оказался. А именно оно определяет наше нынешнее восприятие «Левиафана», иначе уже никак. Но надо отдавать себе отчет, что за этим социальным, актуальным, острым уже не разглядеть невооруженным глазом, что «Левиафан» — это мастерство Звягинцева, какое оно есть – совершенно выдающееся. Что это – соавторы режиссера: сценарист Олег Негин и действительно выдающийся оператор Михаил Кричман (не было такого экстраординарного таланта в отечественном операторском искусстве со времен Георгия Рерберга). Что это – отточенность формы и лиризм в деталях при совершенной конкретике фильма вообще. Тот «Левиафан», который мы сейчас смотрим — кино на стыке мастерства, формы, поэзии кадра и публицистичности. Причем, последняя, конечно, перевешивает, отчего фильм автоматически перестает быть только фильмом, а Звягинцев – только режиссером.

Видео YouTube Русские трейлеры

Десять назад имя режиссера Звягинцева невозможно было вообразить себе в лентах новостей рядом со словами «минкульт» и «законопроект». Звягинцев вошел в кино как хороший, крепкий автор. «Возврашение» было поэтичным, аккуратным кино, с цитатами из Гольбейна, со стальным светом, с суровым артистом Лавроненко, с фактурными главными героями-детьми. Звягинцев вошел в кино — и явно намеревался существовать там – именно как тонкий лирик и талантливый живописец. Просто снимать фильмы про самое главное.

Сразу едва ли не любимым упреком режиссеру в профессиональной среде стало обвинение в излишней отвлеченности, невнимании к социальному и актуальному. От него именно этого почему-то ждали — хотя понятно было, что Звягинцеву публицистика против шерсти, он про другое думает и снимает. Ждали в «Изгнании» – и фильм остался как-то на обочине. Дождались в «Елене» – сильной драме о гражданской войне в рамках одного маленького социума. Там тоже была живопись — но уже вместе с бескомпромиссностью и жесткостью высказывания. То есть ровно с тем, чего от режиссера хотели.

Выйди «Левиафан» в российский прокат без купюр и в сентябре, будь на месте нынешнего министра культуры кто-то другой, более дальновидный и мудрый, «Левиафан» стал бы естественным продолжением этой звягинцевской персональной «линии на социализацию». Просто очередным шагом лирика-метафизика к актуальному высказыванию. На радость отечественному зрителю и профессиональному сообществу. Форма бы наполнялась конкретикой от ленты к ленте, было бы что потом писать в энциклопедиях и учебниках об «эволюции художника».

Теперь же, в том положении, в которое поставлен Звягинцев, «Левиафан» – что-то совсем иное. Лента признана и показана везде, куплена для проката по всему миру, получила второй по важности приз из возможных и претендует на важнейшую на Земле кинопремию. Это с одной стороны. С другой, в стране производства (ох, какой издевкой смотрятся титры в начале: «При поддержке министерства культуры», «2014 — год культуры в России») из Звягинцева просто вылепили революционера-подпольщика. Вынудили поэта на высказывание, еще более прямое, чем фильм. Опять же, если бы фильм вышел в кинотеатрах и шел там успешно — смотрели бы поэзию, радовались бы кричмановским приглушенным цветам и наползающему северному полумраку, оценивали бы игру Алексея Серебрякова, Елены Лядовой, Романа Мадянова (даже в их огромном и выразительном послужном списке эти роли — правда, выдающиеся). Теперь же создатели буквально вынуждены отправлять свою гражданскую лирику высшей пробы в «самиздат» – на маленькие экранчики компов и гэджетов, чтобы ее читали, как «Архипелаг ГУЛАГ», не наслаждаясь произведением, а считывая запретную информацию.

Все это несколько изменило и сам фильм. Теперь «Левиафан» – это про самого же Звягинцева. Про тихого мастерового, который хочет и любит заниматься своим спокойным делом, но вынужден существовать в обстоятельствах, в которых он этого делать не может. В жестоком и зверином мире, который предлагает только жестокие и звериные правила и принимает только хлесткие и острые высказывания, максимально радикальные и предельно законспирированные.

Хотя если отбросить социальную шелуху, в "Левиафане" цепляет, доминирует и покоряет то же, что покоряло в "Елене": Звягинцев говорит о важном и сегодняшнем невероятно чистым, эпическим, высокой пробы языком. То есть, узнаваемая – местами до невозможности узнаваемая современная действительность на экране есть, а помойки – нет. И наличие нецензурной лексики ничего тут по сути не меняет.

Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру»

Записка Мюллера: немец сражается с нервными русскими в «Особенностях национальной больницы»

В комедии «Особенности национальной больницы» по сценарию Александра Рогожкина молодой режиссер Станислав Светлов тщетно пытается придать толику актуальности и чуточку реализма приключениям молодого преподавателя из Гамбурга, который приезжает преподавать немецкий в петербургской гимназии, но сначала проводит сутки в неврологическом больничном отделении в качестве волонтера.

Статьи

>