• 
• 
• 
• 
• 
• 

Сегодня отмечает 75-летие один из самых значительных российских актеров, народный артист России и Украины, актер БДТ им. Г.А.Товстоногова Валерий Михайлович Ивченко. На подмостки Большого драматического театра он выходил Сатиным и Тарелкиным, Глумовым и Серебряковым, Борисом Годуновым и капитаном Шотовером, стариком Акимом – косноязычным человеколюбцем из толстовской «Власти тьмы» и Филиппом II – не знающим сострадания венценосным политиком из «Дона Карлоса». В «Алисе» нового художественного руководителя БДТ он сыграл шляпника, проявив уникальную способность проникновенно и без пафоса говорить о таких вещах, которые в устах абсолютного большинства людей превращаются в высокопарную бессмыслицу. На его счету – десятки ролей, каждая из которых отличается филигранной выделкой. Свой юбилейный день рождения Ивченко проведет на сцене – в самом БДТ, куда он приехал из Киева в 1983 году по приглашению Г.А.Товстоногова, и где обрел второй дом. За день до юбилея Валерий Михайлович рассказал о том, что ждет гостей его праздничного творческого вечера, о ближайших творческих планах и о том, как ему работается с Андреем Могучим.

- Валерий Михайлович, накануне вашего юбилея произошло событие, чрезвычайно важное для города, надеюсь, и для страны. Большой драматический театр вернулся в здание на Фонтанке, 65. Есть ли лично у вас ощущение, что возвращение произошло? Как вы себя чувствуете здесь, в обновленном БДТ?

- Нормально чувствую. Как в своем доме. Что-то изменилось, конечно. Но к этому нужно привыкнуть. Те люди, у которых с этим домом связаны десятилетия, конечно, ощущают другой воздух, другую атмосферу. Но люди в возрасте, как известно, труднее привыкают к новому. Тут никакой катастрофы нет, все нормально.

- Но атмосфера – она ведь и за окном другая: жизнь поменялась, мир поменялся.

- Это, безусловно, так.

- Есть ли у вас желание подводить какие-то личные итоги накануне юбилея или 75-летие – просто рабочий момент?

- Да нет. Нет. Эта дата для меня совпадает с серьезными размышлениями о жизни, о театре вообще, о конкретном театре, в котором я провел долгие годы – о БДТ. Жизнь меняется, и не всегда в лучшую сторону. И, конечно, тоска по Товстоногову как по образу жизни останется в сердцах тех, кто с ним работал, до последнего дня. Сейчас театр переживает очень трудный период. Это естественно, потому что мы движемся ощупью, пытаясь ценой ошибок – иногда серьезных – найти путь, который наиболее плодотворен. Эта задача стоит перед труппой. Но, конечно, в первую очередь, она стоит перед Андреем Анатольевичем Могучим, потому что то, с каким внутренним багажом пришел Могучий в БДТ, мне кажется, требует корректировки. Должность художественного руководителя большого театра, даже комплекса театров, требует особой политики, особого подхода, особого опыта управления огромным коллективом – выстраивания стратегии и определения первоочередных задач, выстраивания иерархии проблем, которые возникают перед театром. Мне кажется, Андрею Анатольевичу, решая эти вопросы, нужно чаще встречаться с коллективом. И не для того, чтобы разбирать какие-то склоки, а для того, чтобы самому ощутить, что же именно нам всем нужно – определить это для себя, соотнести себя с коллективом. БДТ явно переживает новый этап своего развития, а на новом этапе требуются и какие-то новые, отличные от прежних приемы, другой уровень разговора, другие горизонты.

На мой взгляд, спектакль «Что делать» показал, что молодые актеры пока не могут взять на свои плечи ответственность за этот театр, за БДТ перед зрителем. Это тоже длительный процесс. Я говорил Андрею Анатольевичу, что мне очень понравился его спектакль «Школа для дураков», который я посмотрел на видео. Мне кажется, в то время, когда он был рожден, он предполагал созидание нового театра, вроде «Современника». Но, к сожалению, 90-е годы были неблагоприятными для возникновения театров. Точнее, театров возникало очень много, самых разных, но они как появлялись, так и лопались, точно мыльные пузыри. А тут еще открылись европейские просторы. Время сыграло против художника. Андрей Анатольевич многого достиг, но многое, к сожалению, утрачено. Я даже спросил Андрея Анатольевича: «Как же так получилось, что спектакль предполагал одну дорогу – вроде бы, такую ясную, но театр свернул куда-то в сторону?» Андрея Анатольевич мне ответил, что тогда надо было кормить семью, и с этим трудно спорить. Для меня в той «Школя для дураков» была искренность, был живой разговор о том времени, в котором создатели спектакля росли, формировались, но была и устремленность вперед, и надежда, и актеры были замечательные. И мне кажется, что сейчас у Андрея Анатольевича есть уникальная возможность, вспоминая тот спектакль, на новом этапе, на другом витке, возродить театральную искренность и подлинную увлеченность тем, что хочется сказать. Чтобы было ощущение, что человек начал говорить, потому что не мог не говорить. Я бы пожелал Андрею Анатольевичу этого – серьезных, углубленных размышлений, честных разговоров с самими собой, а не с каким-то воображаемым зрителем.

Вот с такими мыслями я и подхожу к этому своему дню, про который вы спросили. Для меня это не юбилейный вечер в обычном понимании, где будут читать адреса и рассказывать, как я хороший. Мне хочется выйти к зрителю с той проблемой, которая меня волнует сегодня. Меня. Лично. Валерия Ивченко. Человека верующего. И раз это мой творческий вечер, я могу говорить и об этом тоже, потому для меня вера – это основа моего миросозерцания, основа моего видения театра и своего присутствия в театре. Тут, если говорить о себе, то говорить с людьми честно, не лукавя и не извиняясь.

- Что конкретно будет на этом вечере – расскажите, пожалуйста, в двух словах.

– Первое отделение – это разговор о «Ниневии», спектакле, который я задумал, но очень хотел бы, чтобы Андрей Анатольевич принял в нем участие в качестве режиссера-постановщика, потому что мне кажется, что это его масштаб проблемы. Главная, основная коллизия, которая лежит в основе этой истории – это взаимоотношения человека и Бога, воли Божьей и воли человеческой. На мой взгляд, именно отношения человека и Бога лежат в основе всей истории человечества. Это основополагающий вопрос бытия. А во втором действии я хотел бы вспомнить то, что было.

- Вы имеете в виду отрывки из спектаклей, которые уже сошли со сцены? А по какому принципу они отбирались? Вы предпочли те, что кажутся вам современными?

- К сожалению, слово «современный» скомпрометировано в умах людей. Современное – это то, что через какое-то время, очень небольшое, окажется рутиной. Современность – это такой сноб, который свысока смотрит на прошедшее, это калиф на час, потому что пройдет немного времени – и это современное станет «вчера». Сегодня носили клеш, а завтра будут носить лосины, каждое поколение придумывает свой сленг, который завтра уже никто не поймет. Так что я с уважением, но осторожно отношусь к понятию современность. Потому что, кроме сиюминутности, есть еще дыхание истории, дыхание космоса, есть вечность. И с этой точки зрения современность – пылинка, миг между прошлым и будущим, как в песне поется. С другой стороны, трагизм наш состоит в том, что мы измеряем вечность с позиций нашей жизни, и в этот коротенький промежуток времени каждый хочет прожить всю историю, которая была до нас и будет после нас – мы хотим за эти семь десятков лет прошагать от обезьяны к человеку. Большинство испытывает истерическое желание прожить жизнь без боли, без страданий – как будто человеку дали чашечку молока, а он слизал с него только сливки, и доволен. Мне безумно жаль людей, который пришли в этот мир, и так и не попробовали осознать, а что собственно это было – их приход на эту землю, эти 75 лет? Зачем они были?

Замечательно у Миллера в «Цене» Соломон говорит: «Я дрался-пихался в шести странах, а теперь я скажу вам, что все это сон, все это сон». Прийти в эту жизнь и проспать в пуховых перинах – сладко есть и не чувствовать боли, не чувствовать страданий, не чувствовать желания сопротивляться и действовать, как говорит капитан Шотовер в «Доме, где разбиваются сердца» Бернарда Шоу, – разве это жизнь? Это жизнь в зоопарке, в клетке, где поят и кормят, но где ты ничего не видишь дальше соседней клетки.

- Ну вот Бердяев, например, писал о Достоевском: «Он был «жесток», потому что не хотел снять с человека бремени свободы, не хотел избавить человека от страданий ценою лишения его свободы».

- Да, и в этом смысле, страдания и боль – прекрасны, потому что они и есть настоящая жизнь. Мне нравится образ подлинной жизни как образ пианино, у которого четыре с половиной октавы, тогда как жизнь человека, нередко, проходит в рамках трех нот: «Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил» – и всё. Можно прочирикать эту жизнь – и уйти, не оставив ни следа, ни памяти, но можно ведь и по-другому. Вот об этом я и хотел бы поговорить со зрителями БДТ – и во время своего сегодняшнего вечера, и в спектакле «Ниневия», который выйдет в театре в ближайшее время.

- Когда запланирована премьера?

- Мы с Андреем Анатольевичем говорили о начале февраля.

- Так скоро? Расскажите о «Ниневии». Я правильно понимаю, что вы здесь выступаете не только артистом, но и автором литературной композиции?

- Точнее, сценария. Ниневия – это столица Ассирийского государства, которая в руках Божьих была бичом. Его жителей, как избранный народ, убивали, терзали, уводили в плен. А литературная основа нашего будущего спектакля – это, с одной стороны, рассказ Чехова «Тоска» – история старика, у которого умер сын, он пытается найти сочувствие у людей и не находит, и его исповедь выслушивает его лошадь, а с другой стороны – судьба пророка Ионы, который восстал против Бога и решил ценой собственной жизни доказать Богу, что он не прав, посылая его в Ниневию, к врагам его народа, чтобы проповедовал им покаяние. Для меня это история о том, как Господь воспитывал своего пророка. Причем, там замечательно, что воспитывал он его с юмором, иронически. Сама книга пророка Ионы – это плод покаяния пророка, который изобразил себя таким, каким видел его Господь.

- В сегодняшнем искусстве книга Иова крайне популярна. Почему, как вам кажется?

- Потому что сама по себе история – очень короткая, пятнадцать минут чтения, но по насыщенности событиями это остросюжетный приключенческий фильм. И при этом в ней есть эпичность и размах – и именно поэтому я бы хотел поработать над ней с Андреем Анатольевичем Могучим. Мне кажется, это как раз то, что ему нужно, поскольку его дар как раз и предполагает и размах, и эпичность, и масштаб, необходимые для разговора о подлинной свободе, о которой мы с вами только что говорили. И еще потому что, по моему мнению, это – путь, через который можно выйти на ощущение сегодняшнего БДТ. Я ведь видел, как в «Алисе» и в «Царской невесте» Могучий занимается режиссерской формой, а потом, когда появляется актер, он вдруг отходит в сторону и внимательно слушает актера. И эта его способность, по-моему, замечательно его – как режиссера – характеризует.

- Валерий Михайлович, у меня есть к вам еще один вопрос как к народному артисту двух стран – Украины и России. Я допускаю, что вы не захотите на эту тему говорить. Но все же мне кажется, что именно люди такого масштаба и такого авторитета, как вы, как раз и должны сейчас на эту тему говорить. К сожалению, это тема войны, от которой сегодня все равно никуда не уйти.

- Я бы не хотел на эту тему говорить, потому что для меня это трагедия. Я сам из Восточной Украины, из Харькова. У меня есть своя точка зрения на все происходящее. Там гибнут люди, и сотни или даже тысячи погибших с той и с другой стороны – это чудовищно.

- Как по-вашему, такие катастрофы в контексте истории – они неизбежны, или их можно миновать?

- Они неизбежны. Конечно. Происходят глобальные геополитические сдвиги – как возникает землетрясение, когда одна платформа земной коры находит на другую. К сожалению, Украина оказалась той площадкой, на которой столкнулись две эти платформы, и Украина оказалась жертвой тех процессов, которые были, есть и будут происходить в этом мире, потому что этот мир, по определению, лежит во зле. В этом контексте мы все должны понимать, что мы живем в мире, который опасен, взрывоопасен. Поэтому каждое поколение переживает свою войну, во всем мире ни на минуту не прекращаются войны – и мы должны помнить об этом. Замечательно история пророка Ионы заканчивается словами Бога, который говорит: «Вот видишь, ты огорчился из-за дерева, которого ты не сажал, которое выросло в одну ночь и в одну ночь засохло. Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого, в котором – сто двадцать тысяч людей, не умеющих отличить правой руки от левой, и множество скота». Вот это неумение отличить добра от зла свойственно людям – и Господь жалеет и милует и тех, и других, как солнце светит и на праведников, и на грешников. И мне бесконечно дорога евангельская идея, что Бог есть любовь. И только любовь может уберечь человечество от гибели. А мы, к сожалению, живем сегодня в мире, где главная эмоция – ненависть. На ненависти никто никогда ничего не построил, потому что рано или поздно то, что построено на ненависти, взрывается.

Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»