Печорин умер. Лермонтов forever

13 ноября 2014, 22:50

Версия для печати

Tweet

Первый день после каникул точно запомнится старшеклассникам четырех школ, расположенных в сильно не центральном микрорайоне «у метро Дыбенко». С трех дня до девяти вечера тинэйджеры курсировали между школами, и все из-за Михаила Юрьевича и его «Героя нашего времени». Четыре школы – четыре истории из «Героя» в постановке четырех очень разных театральных режиссеров из разных городов и даже стран. Продолжает свой проект ТПАМ, «Театральное пространство Андрея Могучего» – вполне логично, что второй год (в связи с тем, что Могучий возглавил БДТ) ТПАМ соотносится с творческими задачами, которые решает Большой драматический. И актеры, задействованные в проекте – в основном молодежь БДТ.

Повторение пройденного

«Герой…» – материал знакомый, изучали еще в девятом классе и к десятому забыть не успели. И есть шанс, что дети сообразят: если в актовый зал, залитый красным светом, входят-вбегают поочередно три барышни, одна из которых в парандже, вторая в коктейльном платье и широкополой шляпе, третья в мужском костюме, то это Бэла, Княжна Мери (о черт… или Вера?) и «Ундина» (о черт, или не она?). В любом случае, как прошептала одна из старшеклассниц подружке: «Это женщины Печорина. Это они к нему как бы на могилу приходят».

На большом экране два слова: «Печорин умер», а затем, совершенно не связанно с происходящим на сцене (да там и мало что происходит) по экрану плавно текут строчки из «Тамани» в исполнении народного артиста Николая Мартона: «Тамань – самый скверный городишко…». И минуют сознание, как, возможно, миновали и в 9 классе.

«Героя нашего времени» разделили на четыре истории и распределили по школам – «Бэла», «Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист». Смотреть первые три можно было в любой последовательности, «Фаталист» был последним, собирающим всех.

Актовый зал школы № 14, где шла «Тамань» в постановке московского режиссера Антона Маликова (выпускник мастерской Леонида Хейфеца в РАТИ-ГИТИС) – самое нормальное место для такой затеи. Актовый зал – он как раз для представлений. Остальные места, прямо скажем, не самые очевидные: спортзал; раздевалка; столовая. Впрочем, в столовой мы именно что ели и пили, но пили кисель и ели блины – потому что поминки. Но это уже напоследок.

А так – в спортзале школы № 23 в потемках разыграна история Бэлы (режиссер Александр Созонов, создатель и руководитель Пражского театра «Студия-Кси», выпускник мастерской Кирилла Серебренникова). На входе каждому старшекласснику выдавали по две гвоздики, но и без того было ясно, что добром не кончится: в центре на матах – мертвая Бэла. И оживет она только для того, чтобы нам рассказали всю тягостную историю с самого начала, практически по тексту. Только действие происходит в наши дни; и Печорин – богатый пацан, на Кавказе он, вероятно, спасается от скуки; Карагез – не конь, а роскошный скутер. Конь, впрочем, тоже есть – спортивный снаряд. Максим Максимыч докладывает о происшествиях (в том числе гибели Бэлы) по скайпу. В том-то и жуть, что текст не нуждается в адаптации. Сунься сейчас на Кавказ, сунься в семью горцев со своими русскими понятиями и русской скукой – и будет то же самое, что тогда. Уходя, гвоздики мы оставляем у тела Бэлы.

В типовой раздевалке школы № 13 обещана «Демонстрационно-обучающая игра о любви и смерти», по мотивам «Княжны Мери». Режиссер (обозначен как game developer) Александр Хухлин, выпускник МГУКИ и РАТИ-ГИТИС (мастерская С.Женовача) и, к слову, несмотря на молодость, уже лауреат «Золотой маски», задает старшеклассникам правила: запрещается не участвовать в игре; запрещается комментировать; кто против – может выйти.

Выходить – дураков нет. Всем сидящим вдоль длинного коридора раздают игральные карты, помеченные особым образом. Кого назовут – тот выходит, вскрывает полученный конверт и читает с листа реплики.

Сцена из «Демонстрационно-обучающая игра о любви и смерти» по мотивам «Княжны Мери», режиссер Александр Хухлин

Фото: Анна Ушакова

И нежные барышни, и нежные юноши, дико смущаясь, храбрея, опять спотыкаясь, вперемежку с актерами зачитывают «бессмертные строки». Какие именно – это как карта ляжет, но непременно печоринский. То есть, у каждого, вытянувшего счастливую карту (буквально) появлялась возможность побывать в шкуре Григория Александровича. Фурор произвела классная руководительница, чеканившая печоринские фразы холодно и жестко, прямо как в фильме «Княжна Мери» 1955 года.

И очевидно, что княгиня Лиговская вообще не понимает, что такое Печорин, мимо мажет: «Вы защити-и-или до-о-очь мою от клеветы-ы-ы, – поет она оперным голосом и по нотам, – стреля-а-а-ались за нее…». Княгиня, вы о чем вообще?! В том, что сердце княжны разбито – тоже никаких сомнений: экспонат «сердце» из кабинета биологии показательно разобран на части.

Тут, кстати, тоже без коня не обошлось. На сей раз самого настоящего. Публика притихла, наблюдая, как сползает на пол Грушницкий, политый буро-красной жижей – вдруг двери на задний школьный двор раскрылись и как бы между прочим к нам пожаловало великолепное гордое животное. Настоящее.

Театр юного зрителя

Чтобы пустить в школу (по определению консервативный институт) новую трактовку классики –надо быть не робкого десятка. Знаем мы ваших современных режиссеров, ты их приветишь – а они тебе Печорина гомосексуалом выставят. Ну или еще что-нибудь этакое. Так что директора-учителя, которые на эксперимент решились – люди отважные.

Впрочем, Борис Павлович, куратор этой школьной затеи от БДТ, поясняет: почва уже была подготовлена. Учителя – как раз из тех, что посещают «Педагогическую лабораторию», созданную при Большом драматическом. Они уже в курсе, что ожидать от современного искусства можно чего угодно – видели четыре интерпретации «Гамлета», беседовали со специалистами из т.н. социальных отделов немецких театров (в Германии такое «искусство в массы» – дело уже привычное).

Напомним («Фонтанка» об этом писала): «Педагогическая лаборатория» – что-то вроде открытого лектория для петербургских учителей, знакомство с современным театром.

Под «лермонтовский» проект специально выбрали школы на окраине. «В этом и суть, – поясняет Павлович. – Очень важно показать, что современный театр, его язык – это не принадлежность элитным кругам, не этакое петербургско-культурно-центральногородское. Это и для человека, который живет где-нибудь на последней станции метро, где дальше уже ничего и нет, одни прерии».

С другой стороны, признается Борис Павлович, «несколько боялись»: «У режиссеров – своя задача, постановочная, у педагогов может быть своя задача, образовательная. Важно было, чтобы сложилась такая алхимия. Чтобы увлекло».

Поживем – увидим

Вообще-то у детей была возможность свалить по-тихому после любой истории. Тем более что школы, мягко говоря, не по соседству – между некоторыми минут 25 пешком. Но на четвертой, общей для всех заключительной истории «Фаталист» (школа № 26) было полно народу.

Скучковались за столами, поставленными каре. На колоннах – черные ленты, на столах – поминальные блины и кисель. «Печорин умер… Вера, наверное, тоже умерла уже… И княжна Мери…» Но, отметив, что Лермонтов все-таки жив, актеры быстро отвлекаются от почивших героев и рассказывают истории из своей жизни – те, что из области фатального.

Сцена из драматического этюда "Фаталист"

Ну, скажем, пошел мой дядя в кафе с приятелем. А народу – полно, только два столика свободных, у выхода и в закутке; они, конечно, выбрали тот, что в закутке. Ну и вот. Друг пошел в туалет. А дядя остался сидеть за столиком. И когда кафе загорелось (называлось оно «Хромая лошадь») выбраться не смог – слишком далеко от выхода. А друг остался жив – в запертую дверь туалета не проник ядовитый дым.

Не все истории про судьбоносное такие, есть и попроще; как, допустим, судьба отвела от юридического техникума и привела в театральное училище. Но, так или иначе, слово за слово, – а в руке одного из рассказчиков оказывается пистолет, и дуло у виска. Публику предупреждают: это пугач; не смертельно. Но, по правде говоря, на хороший исход надеешься только потому, что мы все-таки в школьной столовой. Это такое место, где просто по стилистике ничего страшного произойти не должно. Но после этого спектакля, созданного эстонским режиссером Тийтом Оясоо и фактически современным языком переосмысляющего лермонтовского «Фаталиста», школьники, во всяком случае, имеют шанс задуматься, возможно, впервые, о понятии судьбы.

«Не все принимаем, но было сверхинтересно», – уже по окончании (все живы-здоровы) сказала одна из педагогов, методист, судьбоносно оказавшаяся родом из тех мест, из лермонтовских.

- Главный принцип – делай по-честному, – объяснял потом Борис Павлович. Это к вопросу о том, что «а вдруг зритель не поймет?» – Работы не ровные, эклектика, но это возможность увидеть разные способы донесения материала. Попробовать разные ключи. Каким-то ключом смысл открылся, каким-то нет.

Где-то через неделю Павлович заглянет во все эти четыре школы:

- Соберемся узким кругом с ребятами, побеседуем. Что близко, что чуждо, что поняли или не поняли. Такого, что «мы вам спектакль показали – будьте благодарны» нет. Ничего подобного. Если уж все по-честному, то, как театр имеет право на высказывание, так и зритель имеет полное право на свою субъективную оценку».

Таких разных режиссеров, представителей разных школ режиссуры, пригласили – чтобы показать: современный театр – он не «вот такой» или «такой». Современный театр – это бесконечное множество трактовок, бесконечные поиски смысла, и удачные и так себе. «Переговоры шли со многими режиссерами, – рассказывает Борис Павлович. – Мы отдельно очень рады, что сложилось с Тийтом Оясоо. Тийт – звезда, и он стал своего рода камертоном для нас. И то, что он, несмотря на очень плотный график, участвует в проекте – знак того, что мы на правильном пути. Мы уже только потом узнали, что и в Эстонии Тийт работает со школами».

Проект затратный. Главное – энергозатратный, особенно с учетом того, что он одноразовый. Один день, четыре истории, четыре школы. Но, говорят сотрудники ТПАМ, это ведь длинная перспектива. Эти ученики школ «у метро Дыбенко» – потенциально будущая публика БДТ. Так что оно того стоило.

Анастасия Долгошева, специально для «Фонтанки.ру»