Сайгон 2.0: а вдруг всё вернется...

02 сентября 2014, 11:49

Версия для печати

Tweet

Первого сентября 1964 года на пересечении Невского и Владимирского официально открылся кафетерий ресторана «Москва», которому было суждено стать легендарным «Сайгоном» и прожить четверть века. О том, каким было это заветное место и о пугающих перспективах возрождения легенды мы говорили на «Фонтанке» с писателем, киноведом, обозревателем газеты «Коммерсант» и завсегдатаем «Сайгона» в 80-е годы Михаилом Трофименковым.

Постоянным обитателям было известно: маленький кофе по 13 копеек брать не стоит, маленький двойной по 26 был и вкуснее (если в настроении оказывались расторопные Стелла и Аллочка), и бодрящее и вообще — куда более комильфо. К кофе можно было взять песочную полоску, а вот набираться, чем покрепче, было не принято: портвейн народных марок и копеечной стоимости требовалось принять заранее, хоть на пороге, но все же вне священных пределов. Повысив тонус, можно было перекинуться парой-тройкой теорий о жизни с Олегом Гаркушей, Дмитрием Шагиным, Иосифом Бродским, Виктором Цоем, БГ, Юрием Шевчуком, Михаилом Шемякиным — да практически со всем андеграундным цветом ленинградской творческой тусовки, в зависимости от текущего десятилетия, конечно.

Легенда о приобретении имени живуча и разнится только в деталях: кто-то утверждает, что злой милиционер адресовал фразу «Что вы здесь Сайгоны устраиваете?» подвыпившей кампании, иные убеждены, что таким образом он стращал стайку курящих девиц. По воспоминаниям Михаила Трофименкова кафетерий, получивший название символа западного угара и империалистического разврата, имел неодолимо притягательную силу:

- Очень многие ходили туда, как на работу, – рассказывает Михаил Трофименков. – Был такой и есть сейчас замечательный художник и человек Боб Кошелохов, которого весь город знал, как «Баба» (ударение на последний слог — ред.) – гениальный живописец-самородок, который нигде не учился, но создал в семидесятые годы в Ленинграде школу экспрессивной живописи. У него учились и Тимур Новиков, и Олег Котельников — все самые рок-н-ролльные дикие живописцы восьмидесятых годов. Так вот, он жил напротив «Сайгона» и проводил в нем каждый день долгие часы: пил кофе и играл в шахматы. В 1977 году он эмигрировал в Италию и через год, ко всеобщему удивлению, вернулся. Когда Баба спрашивали, почему он вернулся, тот отвечал, что не может без «Сайгона», без друзей, без этого кофе — «Сайгон» славился своим маленьким двойным. Этот кофе был исключительно хорош для Ленинграда — его крепость и вкус зависели от настроения барышень, которые его варили, и от их симпатий к тому или иному постоянному посетителю. Боб Кошелохов пользовался большой симпатией — ему варили шестерной кофе.

Сказать, что «Сайгон» был удобным местом для принятия кофе — значит, быть необъективным. Это сначала там были столики, за которыми можно было присесть. После очередного ремонта в кафе появились высокие стойки, но необходимость пребывать на ногах никак не мешала посетителям проводить в желанной атмосфере по три часа, а то и более. Говорили о разном, в том числе и о возможной подоплёке очередного ремонта. Михаил Трофименков продолжает:

- Предполагали, что микрофоны прослушки сломались, что зеркало прохудилось (речь идет о большом зеркале в кафе, за которым, по убеждению многих, находились сотрудники КГБ – ред.). Лично я в «Сайгоне» с ними не встречался. Но да, в кафе создалась питательная среда, состоящая из тех, кто вел неконформистский образ жизни — от творческих диссидентов до книжных жучков и воров, от архивных юношей из Публички и Пушкинского дома до студентов Театрального института и почему-то биофака университета. Конечно, КГБ интересовалось этой средой. Мы знали, что разработчики носят птичьи псевдонимы.

Нам несколько трудно представить, но «Сайгон» действительно был далёк от общепринятого понятия уюта, в кафетерии не было даже туалета — клиенты просились в находящийся неподалеку бар «Жигули».

- Уют — не онтологическое свойство места, уют — это то, что приносят люди. Место было вполне нервное, но в хорошем смысле слова. Нервное — не потому что приходила милиция, и кого-то уводили в пятое отделение на Лиговке. Это был энергетический центр силы — их, впрочем, было много. Ленинград был городом с очень интенсивной культурной жизнью, легальной и полулегальной. Были места, от которых, казалось, фантастическое свечение исходит: «Ленфильм», Театр Комедии, когда там работал Акимов, Союз художников, который устраивал в 70-х годах выставки великих стариков-формалистов. «Сайгон», конечно, был таким местом — несмотря на свою беспорядочность, обилие людей из хороших семей, которые заходили посмотреть и причаститься, как в ТЮЗ при Корогодском.

Существовали оформившиеся компании, которые потом стали называть неформальными объединениями молодежи. Были хиппи, были барды, которые рассказывали о своих путешествиях в Чуйскую долину и на Дальний Восток. Стали появляться панки, их было немного. Почти все они все были музыкантами — Свин, Рикошет, Алекс Оголтелый. Но большинство людей были все-таки сами по себе. Художники и поэты иногда объединяются в банды, но каждый остается индивидуалистом.

Сайгон был кадровый резерв для любой смелой затеи в городе. Можно было выпить портвейну на парадняке, а потом отправиться хоть на спектакль подпольного театра «На подоконнике» Сергея Добротворского, хоть на концерт рок-группы, в «Сайгоне» в полном составе сидели члены известного поэтического кружка, литературного общества под руководством знаменитого Виктора Сосноры, старостой которого был нынешний депутат Алексей Ковалев, тогда известный по кличке «Китаец».

И в продолжительной жизни «Сайгона» и в причинах его смерти Михаил Трофименков видит глубокий смысл, парадоксальным, казалось бы, образом принося воздаяние советской системе:

- Не случайно век «Сайгона» — 25 лет, с 1964 по 1989-й – совпадает с золотым веком советской культуры в самом широком смысле, веком, включающим в себя как сам «Сайгон», так и театры Товстоногова, Додина, Корогодского. Представление о Советском Союзе очень демонизировано. Эта четверть века дала России двух нобелевских лауреатов — Бродского и Солженицына. Если мы сравним золотой век советского кино с тем, что происходит сейчас, то увидим, что сейчас ничего не происходит, кинематограф уничтожен.

Я думаю, это было связано с одним аспектом советской атмосферы, о котором сейчас не говорят. В Советском Союзе на самом высоком уровне существовал культ культуры. Моя мама, выдающийся специалист по французскому искусству 19 века, вместе с коллегами из Эрмитажа объездила с лекциями весь Советский Союз. Утром читали в школе, в обед на заводе, вечером — в городском лектории. В шахтах и на заводах читали лекции об импрессионистах. Советская власть вбивала в голову всему населению: вот, есть область возвышенного, область прекрасного – и ты можешь никогда не бывать в консерватории, но ты должен знать, что есть Моцарт, есть импрессионисты... Действительно, это была культурная революция, которую совершили большевики. Это создавало очень творческую атмосферу в обществе. Из замечательных кинорежиссеров, которые творили в то время, очень многие пребывали в стрессе из-за каких-то правок, цензуры, из-за того, что не утверждают актера. И в глубине души они ощущали себя антагонистами существующей реальности. Как Авербах, как Асанова, как Панфилов – но все они снимали. Я думаю, что только в таких условиях и мог появиться «Сайгон», потому что в атмосфере культурной требовательности, диктатуры культуры, которую создали большевики, вырастали молодые люди, которые читали книжки, слушали музыку, а потом приходили в «Сайгон» и начинали делать то, что отрицало и игнорировало социалистическую реальность, которая, выходит, давала не только негативный, но и позитивный импульс.

Как же светло порой вспоминается то время. Но, может, можно что-то вернуть? Тот же «Сайгон». Наш собеседник настроен пессимистично.

- Закончилась эпоха — и всё. Такое ощущение было и тогда. «Сайгон» закрывался не сразу. Ремонт, новые столики, но все понимали, что это агония. Недовольные пытались перенести «Сайгон» в начало Невского — это была имитация, потому что вообще настало время имитаций и подделок. Бывает, что энергетическое место продолжает посмертную жизнь, но это уже не то.

Восстановить «Сайгон»? Очень большая пауза. Даже во время военного коммунизма большевики прозорливо не давали вымереть культурной элите. С тех пор, как культура была объявлена чем-то несущественным, а существенным и главным стал бизнес, с тех пор, как власть перестала заботиться — пусти тиранически — о культуре и махнула на нее рукой, так все и закончилось.

Тем не менее, все ностальгирующие и желающие ощутить атмосферу легендарного кафе и вспомнить юность, собираются 3 сентября в клубе «Зал ожидания» на концерт, посвященный пятидесятилетию любимого места.

Ролик предоставлен организаторами концерта "50 лет "Сайгону": встреча с маленьким двойным"

Беседовали Александра Ромашова и Евгений Хакназаров, Фонтанка.FM, Фонтанка.ру