О литературе с Виктором Топоровым: Серое вещество прозы

13 декабря 2012, 14:50

Версия для печати

Tweet

Роман москвича Андрея Дмитриева «Крестьянин и тинейджер», иронически охарактеризованный нами в колонке «Список смертников», в самом конце ноября едва не завоевал одну из трех премий «Большой книги», заняв в общем  итоге четвертое место, а еще неделю спустя выиграл «Русского Букера».

В «Большой книге» голосуют 100 так называемых академиков, в «Русском Букере» - 5 рядовых членов и 1 председатель жюри; соответственно, либо ваш покорный слуга выжил на старости лет из ума и, по слову принца Гамлета, уже не умеет  отличить сокола от цапли, - но все же не попадайтесь мне в зюйд-зюйд-вест, - либо растеряли остатки мозгов и совести вышененазванные 106 поклонников едва не премированного одними из них и премированного другими откровенно (и во всех смыслах) чудовищного андрее-дмитриевского детища...

Давайте в этой связи послушаем одного из них (но ситуативно самого главного) – председателя букеровского жюри нынешнего созыва и нашего земляка Самуила Ароновича Лурье. Объявляя на традиционном букеровском обеде имя победителя, председатель рассказал собравшимся о принципах работы жюри и поделился собственным видением ситуации: «В этом году у нас не было очевидного победителя, фаворита: ну не получилось гениального великого романа. И мы выбрали роман, у которого неудачное название, у которого самый нестремительный и незанимательный сюжет, но в котором содержится самое большое количество так называемого вещества прозы».

Ну, насчет отсутствия фаворита Лурье, положим, прилгнул; фаворит был – и совершенно очевидный: роман Александра Терехова «Немцы» - роман о московской коррупции, актуальность которого как раз нынешней осенью превратилась из очевидной в буквально вопиющую. Да и само по себе присуждение «Русского Букера» Андрею Дмитриеву – это как раз случай московской коррупции (вернее, кумовщины; но ведь кумовщина – одна из разновидностей коррупции) при номинальном участии и даже главенстве очередного «питерского». Другое дело, что Терехова в столичной литературной тусовке недолюбливают, - но это ведь не означает, что он не был фаворитом, не правда ли? Просто решили безусловного фаворита (а заодно и единственную фаворитку – Марину Степнову с романом «Женщины Лазаря») проигнорировать.

О неудачном (точнее, о провальном) названии сказано заранее  о и в моей колонке «Список смертников». Как можно премировать книгу с неудачным названием? Ведь оно, применительно к произведению, проходящему по разряду изящной словесности, - один из основополагающих атрибутов художественности. «Самый нестремительный и незанимательный сюжет» в переводе на русский означает бессмысленно затянутую и невыносимо скучную книгу, и «Крестьянин и тинейджер» именно таков: сюжет для небольшого рассказа (столичный юноша «косит» в деревне от призыва на срочную службу) превращен в роман единственно затем, чтобы как раз и претендовать на крупные литературные премии. К тому же, характеризуя роман-лауреат, Лурье забывает добавить еще одну пикантную деталь: здесь отсутствует хоть сколько-нибудь вразумительная концовка.

Итак, провальное название, бессмысленно затянутый и невыносимо скучный роман не столько с открытым (есть в литературоведении такой термин – открытый конец), сколько с абсурдно болтающимся концом. За что же премия? За «вещество прозы», поясняет Лурье. А что это за штука такая – вещество прозы? Кто эту хрень придумал (очевидно, по аналогии с «материей стиха», некогда пущенной в оборот Ефимом Эткиндом) и, главное, зачем? И что за вещество андрее-дмитриевской прозы так очаровало премиальных авгуров, что им захотелось (или пришлось) закрыть глаза на ее дурным криком кричащие изъяны? Вернее, даже не столько закрыть глаза, но с широко закрытыми глазами через эти недостатки переступить? Давайте испробуем это дивное вещество что называется на вкус, на цвет и на запах.

«Они оба ходили в селихновскую школу, когда еще была селихновская школа, вернее, Панюков ходил, а Вова в ней почти не появлялся. Вова был младше Панюкова на два класса. Он был из самого Селихнова, из трехэтажки, а его бабка Зина жила в Сагачах, в соседней с Панюковыми избе. У родителей Вовы были меж собой тяжелые, пьяные нелады, и Вова был ими заброшен; он жил у бабки в Сагачах и все свое время проводил с Панюковым. Панюков жил с матерью. Она Вову любила и подкармливала. Вова тогда стал Панюкову как младший брат. Когда мать Панюкова умерла, Вова плакал по ней, как никогда не заплачет по родной. Случилось это в восемьдесят третьем, за месяц до ухода Панюкова на войну».

Если это художественная проза премиального качества, а не унылое бумагомарание скучного старого дядьки, сидящего как наседка на тухлых яйцах, то я – Папа Римский. Но, может быть, перед нами случайный прокол в остальном изумительного «вещества»? Может быть, именно в этот творческий день к писателю не пришло вдохновение, а в остальные – он с лихвой наверстал упущенное? Продолжим анализ «вещества прозы» в романе «Крестьянин и тинейджер».

«Вова поселился в Сагачах, в своей избе. В сгнивающем совхозе работы для него не нашлось. Панюков вроде и работал на сепараторе, да проку с того масла не было: совхоз зарплату больше не платил. Тогда он бросил сбивать масло. Они с Вовой решили жить сами и даже жить не как-нибудь, а на широкую ногу. В долг взяли трех коров, купили и овец, свиней. Построили сараи с клетками для кроликов и птицы и накопали новых гряд. Заботу о скотине Панюков со временем всю взял на себя, а Вова занялся их общим огородом и теплицей. Избы, похоже никогда еще не чиненные, чинили как могли, вдвоем».

Есть у Бертольда Брехта баллада о двух геях: «Валились в койки, пропахшие падалью и дерьмом, а если уж брали бабу, то брали ее вдвоем». Вот там есть художественность, а в унылом андрее-дмитриевском бормотании с высосанными из перепачканными чернилами пальца приметами «фермерского» быта ее нет ни на йоту. Дурной очерк начинающего журналиста из либеральной газеты, по которой почему-то забыли пройтись «грёбаной цепью», - вот что это такое, а не вещество прозы… Скучные и не имеющие отношения к действительности слова, скучные и не имеющие отношения к действительности реалии, скучные и не имеющие отношения к действительности персонажи, скучные и не имеющие отношения к действительности речевые характеристики... Вот, прошу прощения, письмо романного «Вовы» к «крестьянину Панюкову», - и это как раз тот случай, когда прощения приходится просить за то, что приведено оно полностью. Да ведь иначе непременно сказали бы, что я сознательно искажаю и подтасовываю авторский замысел.       

«Здоров братишка!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Не стремаися что пишу тебе на колькино мыло у меня нет пасты вручке а я спешу бекоз тебе приоритетное задание. Ты помнишь Федора Кириловича? Тот перец мне помог когда я тогда прикатил в Москву?? И мы с тобой ему потом не много помогли. Офкоз ты помнишь и лишнего блаблабла небуду. Он к стати шлет тебе превед (не ошипка! так тины нарочно шутят) и жалеет что до сихпор с тобой не поручкался. Где говорит братишка Панюков и почему в Москву не едет. Но ты не думай я тебя не выдал не сказал почему не едеш. Не едешь и не едеш. Сечас мне это даже вмасть. Ты мне поможешь для респекта. Приоритет такой. У Федора Кириловича сын. Его звать Гера. Попаспорту его зовут Герасим но он стремаица когда его зовут Герасим. Парень клевый но каплю накосячил по учебе зачто поперли с институту а сечас какраз весений набор ВС. А Гере в Армию нельзя. Мамка его посоместительству жена Федора Кириловича (шутка!) грозит в роде повесица (намек!) если ее бэби заберут в ВС. И от мазать не успели и в ВС ити нельзя. Остаеца переждать этот набор. Но не у нас. У нас тут полный беспредел. С повестками приходят и с нарядом днем и ночью. Ментура и комендатура по всей Москве хватают пацанву как котов. Федор Кирилович просил меня постарой нашей дружбе пусть Гера весь набор побудет тихо в Сагачах с тобою. Парень уже выехал на поезде сойдет в Пытавино ты его встреть. И ты не куксис. Он не вредный, и над другими не стебаица не зажигает и мешать тебе не будет даже от скуки хорошо сним блаблабла. Теперь внимательно. Он везет тебе бабки ему на жрачку + твой солидный бонус за услугу. Скажи Игонину что б дал тебе машину встретить. Если не даст ты от меня ему скажи что не отмоица потом!!! Сечазже ноги в руки ехай в Пытавино. Если немного опаздаешь не беда дождется. Я понимаю что ты думаешь братишка!!! Ты служил и я служил и даже воевали!!!! Но всем так надо как и нам вот вчем вопрос????? Ты помниш как там с нами было а как там сечас с ними ты можешь знать по ящику (скажи мне чесно не пора нам ставить пятый ящик?????). Деды так абарзели как ни кто!!! Салагам ноги яица рвут как легушкам!!! Такое там тварица!!!!! Тинам туда не надо. Тины пусть лучше молочко парное попиют в деревне. Как твоя телка к стати? (шутка!) Я помню уже взрослая корова? Ты ей придумал имя?? Как твое здоровье???? Мы не курим и не пьем короче всех переживем!!! И почему не пишешь разве почтальон Гудалов помер???

Жму кисть и чмокичмоки как говорят тины.

Твой дядя Вова (шутка!) Еще. Ты почему не спросишь про мой бизнес? Тебе неинтересна??? (шутка!). Моя автомойка цветет и пахнет стопудово в самом вкусном смысле. Лужок издал такой закон о грязных тачках что теперь мне бедность негрозит. Нам негрозит с тобой, ест ли ты понял!!! Потом приедеш будеш мне все накладные и в налоговую все писать по скольку шибка грамотный (шутка! Но и намек!!!).

Прости, братишка, что пишу бес запятых, я знаю, ты на это злишся. Я запятые, видиш, не забыл, но мне играть в наше раставь все запятые уже некогда, бекоз спешу, а наше дело срочное.

Чаокакао, В.

Покапока!!! ”.

Вещество прозы, ммда… Как это несмешно, как это невкусно, как это наконец бездарно написано! Чего стоят слова «респект», «комендатура» и особенно «приоритет», оставленные в этой якобы безграмотной эпистоле в корректном написании. Чего стоит шутка про «телку». Чего стоят «английские» и «молодежные» вставки. Похоже, автор знает английский язык и молодежно-компьютерный сленг, да и подзабытую уже речь «падонков» примерно в той же мере, что и сам «Вова». А главное, кто – и зачем – будет всё это читать? Кто будет этим «веществом» откровенно серого цвета восхищаться? Самуил Аронович Лурье?  Ась, Самуил Аронович? Седин своих не позорьте.

Впрочем, «Русский Букер», весящий начиная с этого года аж полтора миллиона рублей, Андреем Дмитриевым получен – и претензии мои (как и любые другие) ему теперь по барабану. Вот он – устами все того же Вована – делится с нами жизненной философией и, вместе с тем, планами на ближайшее будущее:

«В лесу Вова начинал громко болтать, пугая на ходу птиц: “…тачку временно пришлось загнать, квартиру я пока снимаю, район – говно, Капотня, но мне по барабану, это же временная хаза, пока я не купил свою, где захочу. Купить – реально, бабки будут по-любому, надо только переждать весь этот геморрой и не метать икру. Но и стрематься слишком – ни к чему, нам это западло, мы ждать умеем, мы и дефолт-фуфолт переживем; ништяк?”

Серое вещество прозы = вещество серой прозы.  Серое вещество премиальной прозы. Серое вещество серого советского очерка, манием московской тусовки под номинальным руководством одного из питерских вознесенного на пьедестал лучшего романа истекшего двухлетия (как не назвать его в этом контексте «двушечкой») по версии «Русского Букера».

«Панюков не отвечал; он и не знал, как нужно отвечать, только похмыкивал смущенно. В этом похмыкивании Вове слышалась насмешка, он заводился и болтал все громче и все выше тоном: “Ну да, я не крутой. Но я и не гоню тебе, что я крутой; зачем мне гнать тебе про то, чего нет? Я не люблю понтов, ты знаешь. Мне и не нужно быть крутым, но я – не лох; ты просекаешь разницу? Я не лох, не лузер и не чмушник, я – деловая колбаса; ты втыкаешься?.. Ну хорошо, скажу попроще: я не слабак и я давно не шестерю; да у меня у самого найдется, кому побегать и пошестерить, ты догоняешь?.. Я, брат ты мой, за это время столько повидал всего и столько пережил – другой бы обосрался. Другой бы, ясен перец, на бухло подсел, а то и на иглу, а я – ни капли не позволил ни бухла, ни ширева. У меня чуть что – сразу гантели, бег, сто приседаний, сорок отжиманий. Ну, фитнес и бассейн, само собой, а если вдруг совсем облом или прессуют так, что яйца опускаются, короче, стресс такой, что даже не стоит, тогда – на байк, то есть на велик…»

Виктор Топоров, специально для «Фонтанки.ру»