О литературе с Виктором Топоровым: Свидание со смертью на привокзальной площади

05 декабря 2012, 12:13

Версия для печати

Tweet

Вышла первая по-русски художественная биография Пазолини. Вышла в «Лимбусе»  реалистическим тиражом в 2000: на Москву и Питер. Третью тысячу можно было бы напечатать на провинцию – но уже до какой-нибудь Казани 700-страничная и, по-видимому, дорогая книга, подобно колесу чичиковской брички, ни за что не доедет.  А в Москве раскупят – полторы тысячи – и еще пятьсот в Питере: так и только так выглядит нынче книжный бизнес.

В Москве нынче присудили «Большую книгу», через неделю присудят и «Русского Букера», провели книжную ярмарку «нон фикшн», а там, глядишь, и очередной Марш миллионов, а через неделю спустя  после Марша -  конец света, а через неделю после конца света - Новый год. Неугомонный Дмитрий Быков уже зазывает креативный класс поучаствовать во всех трех мероприятиях, особенно упирая, естественно, на последнее – с искрометными политическими частушками под «Вдову Клико».

Но и у нас в Питере всё не так уж скверно. Начинает раскочегариваться новый «Лениздат», выпускает серию «Великие поэты» еще не старая «Амфора» (см.нашу предыдущую колонку), в очередной раз – вот этим самым «Пазолини» - вышел из летаргического сна «Лимбус», бесперебойно функционирует «Борей», наконец, сформирован и предан гласности шорт-лист Григорьевской поэтической премии.

Впрочем, у двух столиц (какая из них культурнее, еще вопрос) есть немало точек соприкосновения. Скажем, «Большую книгу» выиграл 93-летний Даниил Гранин, а в «коротком списке» Григорьевки – трое москвичей  (Дмитрий Артис, Михаил Квадратов и Андрей Родионов). Раскочегариваться «Лениздат» начал с серии «Улица Чехова» (составитель Павел Крусанов) – и представили первые две книги этой серии как раз на московской ярмарке. Причем одной из двух первых книг серии стал дебютный роман Вадима Левенталя  «Маша Регина». Ну, а сам Левенталь – ныне главный редактор «Лимбуса» - представил на той же ярмарке как раз рецензируемого «Пазолини», вернее «Жизнь Пазолини».

Примечательнее, однако, другое. Одним из гвоздей ярмарки «нон-фикшн» стала презентация французской художественной биографии Эдуарда Лимонова, нежданно-негаданно ставшей международным мегабестселлером. Приехал на ярмарку и «французик из Бордо», вполне предсказуемо оказавшийся личностью, мягко говоря, малоинтересной. В отличие от  заглавного персонажа своей книги… Этакий «ботаник», сын знаменитой французской политологини-антисоветчицы, в отпрыске своем, как и положено великим людям, изрядно отдохнувшей. Дело, впрочем, не в этом.

Задумавшись над тем, с кем бы сравнить великого итальянского кинорежиссера, выдающегося прозаика, крупного поэта и видного политического деятеля откровенно левацкого толка Пьера Паоло Пазолини (1922-1975), я методом исключения вышел на жизнь и творчество (а точнее, на их удивительное единство, иногда именуемое жизнетворчеством) Эдуарда Лимонова. Которого вполне можно назвать «русским Пазолини», как, впрочем, и самого Пазолини можно было бы – пусть и анахронистически – назвать «итальянским Лимоновым». Различия, разумеется, есть, причем существенные, - однако куда существеннее, на мой взгляд, поразительное сходство.

Но сначала все-таки о различиях. Во-первых, Лимонов никогда не снимал кино – и уже вряд ли когда-нибудь снимет. Меж тем, всемирное признание пришло к Пазолини прежде всего как к кинорежиссеру.  Литературная известность обоих сопоставима, схож и стиль, а вернее метод, - «что вижу вокруг (и что происходит со мной лично), о том и пишу».  Но, так или иначе, игровых фильмов Лимонов все же не снимал (документальные – снимал).

Второе различие (на профанный взгляд, кажущееся сходством) связано с гомосексуализмом Пазолини. Вопреки эксперименту, описанному в романе «Это я – Эдичка»,  Лимонов резко женолюбив и сластолюбив. На свой, гомоэротический, лад изрядным сластолюбцем был и Пазолини, и смерть принявший – если отвлечься от конспирологических версий – от рук мальчика-проститутки, который затем переехал умирающего (или уже мертвого) режиссера колесами пазолиниевской же вызывающе пижонской машины «Альфа Ромео».

Третье различие как раз и связано с обстоятельствами и возрастом смерти Пазолини.  Писателю в России нужно жить долго – и моложаво-спортивный в канун 70-летия Эдуард Вениаминович об этом прекрасно осведомлен… Не собирался умирать и 53-летний моложаво-спортивный итальянский кинорежиссер, «сняв» на привокзальной римской площади мальчика откровенно предпочитаемого им типа, накормив его макаронами в дешевой забегаловке, пообещав 20 000 лир (тогдашние 20 долларов) за услуги, отвезя в укромное местечко и приступив к делу, но так в конце концов и не поладив… По горькой иронии судьбы мертвое тело Пазолини обнаружила обычная домохозяйка с вызывающе киношной фамилией Лоллобриджида.

Конспирологические версии связаны с тем, что 17-летний Пино с погонялом Лягушонок не был убийцей или, как минимум, действовал не в одиночку. На самом деле Пазолини убил – и самими обстоятельствами гибели опозорил – «кровавый режим». Настолько кровавый,  что  Пазолини с поистине лимоновским постоянством боролся против него без малого тридцать лет.  К такой версии осторожно склоняется и автор рецензируемой книги – не только биограф, но и многолетний друг самого Пьера Паоло.

В следственном деле и впрямь немало нестыковок, итальянские секретные службы и впрямь не брезговали политическими убийствами (правда,  без столь зловещих инсценировок), и все же не стоит пренебрегать принципом Бритвы Оккама. Сколько было уже у нас журналистов, которые снимали в гей-баре одного-двух юных таджиков, а потом становились жертвой убийства и ограбления. Сколько ни борись за права сексуальных меньшинств, а среда эта так и остается более чем криминогенной. Могли, кстати, расправиться с Пазолини и сами геи – хотя бы в отместку за практически предсмертный трактат, в котором декларируется «ненависть к телу и половым органам нового поколения молодых итальянцев».

Вернемся, однако, к нашему сравнению. В романе «В сырах» Лимонов пишет о некоей молодой женщине – петербуржке, поэтессе и стриптизерке, - которая, будучи его эпизодической  сожительницей, едва не зарубила его топором. Но не зарубила же! А заруби она Лимонова, члены запрещенной партии наверняка считали бы, что это сделал или, как минимум, подстроил «кровавый режим».

Ну, фильмографию Пазолини вы, надо полагать, знаете. Прозы и стихов не читали – да вам и не надо (впрочем, в книге приведены изрядные выдержки). Рецензируемый том всем хорош: жизнь Пазолини ничуть не скучнее его смерти, имя и фамилия друга-биографа звучат как песня – Энцо Сичилиано, написано хорошо, переведено прилично, предисловие переводчицы (в котором она уверяет, что интеллектуальная проза Пазолини трудновата и для «среднелобых» итальянцев) по-своему трогательно, ибо оно повышает нашу с вами самооценку. Хороши так же подробные примечания, от слепой веры которым я вас все же предостерегу хотя бы потому, что в оглавлении они названы «примечЕниями»…

Одним словом, у нас тоже есть, что предъявить зазнайке-Москве, тоже есть чем, на свой скромный лад, похвастать.  На «нон фикшн» - и в любом другом месте. Особенно если она захочет обойтись с нами, как Пьер Паоло Пазолини – с Лягушонком  Пино.

Виктор Топоров, специально для «Фонтанки.ру»