Режиссер фильма «Афганец» Влад Фурман: «Все меняется, когда тебя начинают покупать»

12 сентября 2012, 14:02
Версия для печати Версия для печати

Режиссер Влад Фурман собирается экранизировать повесть Василя Быкова (1924 – 2003) «Афганец». Быков был одним из самых известных белорусских советских писателей, но советскую власть не любил. А в постсоветское время стал активно критиковать президента Лукашенко. Эта критика материализовалась в повесть о  несостоявшемся тираноубийце – «афганце» Ступаке, который считает виноватым во всех бедах Белоруссии ее главу и решает положить этому конец. «Афганец» - вещь сильная, и она еще и неожиданно актуальная –  жизнь в книжной Белоруссии напоминает реальную Россию – разгон демонстраций,  ОМОН, поиски внутренних и внешних врагов. Можно даже подумать, что Фурман решил снять антипутинское кино.

- Почему вы вдруг решили экранизировать  «Афганца»? Эта повесть вышла довольно давно – в 1998 году.

- У меня путь к Быкову начался через работу над экранизацией его повести «Блиндаж». А перед этим мы снимали в Белоруссии военную картину «Наркомовский обоз». Съемки были  сложные и очень сплотили съемочную группу. И как-то белорусский продюсер картины Шкадаревич прислал мне ссылку на повесть Быкова «Афганец». Меня интересует творчество Быкова как таковое – как писателя, как художника, как честного, порядочного гражданина.

- И «Афганец» вас чем зацепил?
 
- «Афганец» меня зацепил  тем  поворотом,  который там есть. Поначалу история развивается в традициях «Ворошиловского стрелка». Главный герой – такой цельный, убежденный в своей правоте человек, четко знающий, где зло, где добро. Но потом он  предает свои убеждения за колбасу. И это очень страшно, с моей точки зрения. Но мы будем строить свою историю не на социальной теме. Мы расскажем об отношениях в семье. Мне кажется, что вся история в «Афганце» держится на том, что в самом начале жена говорит своему мужу, герою войны, что он тля. Потому что его уволили с работы и он оказался неспособен кормить семью. И мы будем рассказывать про то, какой в человеке  возникает надлом, и как весь фильм он пытается доказать, что способен на что-то.

Режиссер Влад Фурман
Режиссер Влад Фурман

Фото: Город 812


- То есть истории про то, как герой хочет убить главу государства очень похожего на Александра Лукашенко, не будет?

- Сложность тут в том, что надо перевести повесть, художественное произведение, написанное по литературным законам, на киноязык. Надо так построить событийный ряд картины, чтобы зрителю было интересно. В повести, по сути, мало событий, все строится на внутреннем монологе героя. Решение героя  сделать то, что он хочет сделать, возникает  постепенно в течение длительного времени, когда ему реально становится нечего есть,  когда он остается один, начинает спиваться. Но в картине мы должны на чем-то сфокусироваться. Мы должны выстроить некую линию – с чего все началось и чем все кончилось. В театре это называется сквозное действие. Это будет такая камерная, локальная история, несмотря на то что там есть эпизоды с демонстрациями, с ОМОНом. При этом мы не будем делать акцент на Белоруссию и на то, что это конкретное время – конец 90-х. Все это останется в виде намека. Это просто человеческая история. Даже совковая. В том смысле, что она могла произойти практически с любым советским человеком.

- Помимо аллюзий на Лукашенко в повести неожиданно возникают  параллели с современной российской ситуацией – разгон демонстраций, недовольство властью. Вы этого тоже хотите избежать?


- Знаете, когда мы снимали в Белоруссии «Наркомовский обоз», у нас был короткий световой день – мы начинали снимать в пять утра, а заканчивали в семь вечера. Для кино это несколько необычно. И вот я бродил  после съемок по Минску и  набрел на букинистический магазин.  Стал выбирать что почитать и купил Чехова. Дошел до «Палаты № 6» и понял, что это надо ставить. Прошел год, мы поставили спектакль, и вдруг в стране начались все эти волнения – появилась оппозиция, народ начал ходить на демонстрации. И спектакль оказался неожиданно современным. Меня даже позвали на эфир «Эха Москвы» и сказали, что я сделал актуальный спектакль. Но я-то задумал спектакль задолго до всех этих событий. 

- Но в случае с «Афганцем» аналогии очевидны уже сейчас.

- На меня здесь произвели очень сильное впечатление не аналогии, а то, что Быков пишет не об интеллигенте, а о герое войны. Человеке с боевыми наградами – том, кто знает, что такое жертвовать собой, знает, что такое война. О человеке действия, таком настоящем сильном мужике. И что же с ним происходит?  Сначала, его как шукшинского персонажа – совестливого человека - что называется, «заело». Он решает, что хватит жить во вранье и унижении, надо что-то сделать. А потом у него просыпается сознание раба. И он присоединяется к тем, кого еще недавно ненавидел, кого считал врагами. В повести есть такой выразительный  момент, когда он понимает: как замечательно, что не надо думать, что можно подчиняться приказу. Мне еще нравится, что эта перемена описывается и на интеллектуальном и на физиологическом уровне, когда он приходит в казарму и перед ним ставят тарелку с кашей и колбасу. А он реально голодный! Мы уже забыли, как в 90-е было нечего есть, и как продукты выдавали по карточкам. А здесь это очень подробно описывается. И вот он уже наелся, а его друзья по несчастью голодают. И он начинает от них отдаляться. Нет, прежняя идея еще сидит в его голове – пусть мне только дадут автомат! Но процесс, что называется,  пошел. А потом он выходит на демонстрации с другой стороны.  

Получается страшная вещь – когда мне плохо, я отстаиваю интересы униженных и оскорбленных. Но как только меня начинают покупать - едой, условиями, чем-то еще, все меняется. Можно вступить в известную партию, и все у тебя наладится – появятся деньги, машина, бизнес пойдет. И  какой-нибудь бунтарь уже не испытывает такого уж сильного желания бунтовать.

- Насколько я понимаю, для Быкова была важна именно эта тема противостояния возникшей в Белоруссии политической системы.

- Мы уйдем от политики. Мне даже кажется, что психологический момент, внешне достаточно конформный, куда важнее. Это же анализ общества. Ведь если мы будем существовать так и дальше, то при всех позитивных попытках президента что-то изменить ничего не произойдет. Потому что некому будет менять. Кто будет реализовывать эти планы, если люди только и ищут  теплого места или ждут кого-то, кто ими будет командовать?

- Почему вы все время снимаете о войне? Ваши герои все время в конфликте с миром.

- Я так не думаю. В любом случае, это только мой взгляд на мир. Сейчас вот выйдет «Духless», и мы посмотрим, какой там будет герой. Думаю совсем   другой. Но так или иначе в кино идет поиск героя. Вот, например, фильм «Брат». Замечательный фильм, замечательный Бодров. Там очень четко был выражен образ времени – бандиты, противостояние по принципу «свои-чужие». Но главное там был герой. Потому что на экране нужен герой. Он может быть положительным или отрицательным, но он обязательно должен быть. Вот Ален Делон. Он мог играть полицейского, мог играть киллера. Если он играл киллера, то должен был обязательно погибнуть в конце, потому, что как говорил Мельвиль, зло должно быть наказуемо. Но в любом образе мы ему сопереживали, потому что он играл героя. Если героя нет, - это проблема не времени, это проблема художника. Режиссера, писателя, драматурга.

- А ваш герой какой?

- Наш герой не отрицательный и не положительный. Его мотивация присуща каждому человеку. Но страшнее то, что у таких как он, людей действия, способных что-то изменить, сохраняется рабское сознание. Герой войны может испытывать беспомощность или страх перед начальством. Даже самым маленьким. Легко можно себе представить, как герой войны приходит в ЖЭК, а там какая-нибудь тетка с «халой» на голове учит его жизни. Правда, ветераны войны от нас уже уходят. Да и афганцы тоже.

- Не хотелось сделать его героем чеченской войны?

- Я не хочу  передергивать Быкова. Я считаю, что мы должны раскрыть тему, которую предлагает он. Меня так учили – надо раскрыть автора. Автор диктует законы. Если мы меняем законы, меняется произведение. А зачем тогда писать в титрах «Быков», если в фильме история, которая не имеет к нему отношения.

- Сможете найти деньги на такой проблемный фильм?

- Мы не ставим себе коммерческие задачи. Иначе это будет мейнстрим, и мы
окажемся в зависимости от такого понятия, как рейтинг, от вкусов аудитории и мнения прокатчиков. Если вы заметили, у нас часто бывает так – кто-то что-то сделает, и все начинают ему подражать. А самостоятельно осваивать новые темы решаются единицы.

- Вы создали кинокомпанию «Лига режиссеров» - и начинаете с проекта, который не вернет вложений. Это логично?

- Существует американская схема производства кино. Там есть голливудское кино, а есть независимый  кинематограф. И независимое кино тоже  приносит некие деньги. Если малобюджетная картина пойдет небольшим прокатом за границей и при этом еще и получит приз на каком-нибудь фестивале, она может за несколько лет окупиться в три раза.

- А государственное финансирование будете искать?

- Мы будем искать все возможные источники финансирования. В нашей стране существует такая большая  проблема – нежелание брать ответственность. У нас много чиновников, много чиновных подразделений, а ответственность брать на себя никто не хочет. Взятки брать хотят, а ответственность – нет. 

- И ходы в сторону власти делать будете?

- Будем. Знаете, Константин Аркадьевич Райкин, мною очень любимый и уважаемый человек, сказал: «Ради спасения театра я буду унижаться и на коленях ползать». Или вот Мольер. В его времена,  чтобы театр мог выжить у него должен был быть покровитель.

- Собираетесь снимать кино про рабское сознание, и ждете милостей от первых лиц государства?

- Тут дело не в том, что мы готовы унижаться. Если человек действительно одарен, если он художник, то он способен создавать настоящие произведения искусства. То есть такие, которые свободны от времени и власти. Но есть вещи, в которых он сам не свободен – помещение для театра, пленка для кино… Я не берусь судить нашу сегодняшнюю ситуацию, я возьму шире.  Вот есть замечательная книга Аксенова «Таинственная страсть», где рассказана история альманаха «Метрополь». В ней исследуется, как Рождественский, «идя по пути партии», оказывал помощь реальным людям   –  квартирами, чем-то еще. То же самое делали  Михаил Ульянов и  Кирилл Лавров.

Елена Некрасова, специально для журнала «Город 812»

Пять новых книг, герои которых живут в Петербурге. Кем и как населяют город молодые писатели?

За свои три века Петербург стал самым литературным городом России — действие каких книг тут только ни разворачивалось! «Страницей Гоголя ложится Невский, весь Летний сад — Онегина глава. О Блоке вспоминают Острова, а по Разъезжей бродит Достоевский», — написал Самуил Маршак. Одна беда: все это было давно. А кто рискует писать о Петербурге прямо сейчас — и что из этого получается? Собрали пять разных книг этого года, где город на Неве — полноправный участник сюжета.

Статьи

>