В последнее время представители самых разных сфер деятельности – от политиков до журналистов – стали бурно и безапелляционно высказываться на тему того, что, по их мнению, должен представлять собой российский театр сегодня. В День театра «Фонтанка» решила предоставить слово профессионалам театра первого эшелона: руководителям крупных отечественных театров, крупнейшего национального фестиваля, главного отраслевого издания.

Валерий Фокин, художественный руководитель Александринского театра:

- Если говорить про идеал театра, то в нем, конечно, должно быть множество составляющих: не только эстетическая, но и социальная, и политическая. Должны быть и традиции, и эксперимент. Однако сегодня, как вы понимаете, существует столько отягощений в виде политических ассоциаций, что часто эстетические споры по поводу нового и традиционного театра приобретают дополнительный нерв агрессии. Но дело в том, что одно не может существовать без другого – традиция чахнет без экспериментов, а эксперимент без традиционного back ground'а . Но, к сожалению, в театре, как и в нашем обществе вообще (это ведь только сейчас в нём некоторое единодушие возникло из-за Олимпиады и других известных событий) нет взвешенного понимания того, что агрессия – это тупик, что надо сосуществовать, а не противостоять друг другу. А чтобы сосуществовать, надо вступать в диалог.

И тут, конечно, необходимо говорить о том, что нам нужно поднимать уровень регионов. В некоторых из них театральная ситуация – ужасающая, в других – вполне достойная. И это опять же зависит от того, какой губернатор стоит у руля, какие у него приоритеты. И еще у нас ведь часто случается, что чиновника, уволенного с государственного поста, отправляют работать директором в театра – это тоже весьма порочная система, театром должны заниматься профессионалы. Есть еще одна очень серьезнаяпроблема – разрушена система детских театров, которая отлично работала в советские времена (я сейчас опускаю идеологическую составляющую), разрушены все гастрольные схемы. Сейчас ведь гастроли происходят исключительно благодаря частным договоренностям. А должна быть многоуровневая система взаимодействия провинции и столицы. Вот Александринский театра сейчас едет в Псков. И везем мы туда спектакли молодых режиссеров «Камеру обскуру» и «Солнечный удар», плюс лекции, плюс будет мастер-класс главного режиссера Новой сцены Александринки Марата Гацалова. Потому что я убежден, что надо развивать театральную культуру в целом, а не проводить мероприятия для галочки. И мы не может говорить только о традициях, или только об эксперименте – одно без другого ущербно.

Есть еще одна очень значительная сейчас, как мне кажется, функция театра – в сегодняшней ситуации, когда мир перешел красную черту, в плане цинизма, в плане похорон всех ключевых норм поведения. В этой ситуации театр должен стараться докричаться до человека в человеке. Вот эта функция театра должна выйти на первый план. Конец света – и я все время об этом говорю – не свалится откуда-то сверху, он внутри нас, и мы его приближаем.

Наверное, можно назвать вещи, которых в театре быть не должно. Не должно быть таких проблем на уровне бюрократии, которых сейчас выше головы, начиная от вопроса о договорах, который так и не решен. Нельзя забывать о молодых, надо их воспитывать, повышать уровень их театрального образования и уровень образования обветшалых трупп, которые никуда не двигаются десятилетиями: здесь речь уже не о гастролях, а об эстетическом развитии.

И еще в театре, конечно, не должно быть никаких эстетических ограничений, спущенных сверху. Иначе мы вернемся к цензуре, что недопустимо в нашем веке. Выбирать, что смотреть, а что не смотреть, должна только публика, для которой театр и существует.

Мария Ревякина, генеральный директор Национального театрального фестиваля и премии «Золотая маска»:

- Если говорить о театре как о художественном организме, главный продукт которого – спектакль, то театр должен быть таким, чтобы оставлял след, который будет жить в душе в сознании, будет снова и снова переживаться, переосмысляться. Для меня таким спектаклем была, например, «Кроткая» Льва Додина. Я до сих пор вижу эту декорацию, вижу, как Олег Борисов кладет цветы на стул-гроб.

Помните у Пастернака есть такие строки: «Как будто бы железом, обмокнутым в сурьму, тебя вели нарезом по сердцу моему»? Вот так должен воздействовать театр. Я только что посмотрела спектакль Александра Баргмана «Ночь Гельвера» – и я была с этими героями в течение всего действия.

Что касается темы, то она определяется только временем и художником. И может быть абсолютно любой. И форма может быть любой. Тут нет и не должно быть ограничений.

А чего в театре быть не должно – так это пошлости и непрофессионализма. Это не мои слова, но я с ними согласна: театр и культура вообще – это экология общества, благодаря которой общество выживает.

Анатолий Смелянский, первый заместитель художественного руководителя Московского художественного театра им. А.П.Чехова:

- Поскольку в советском театре существовали жесткие театральные структуры, во главе которых стояли диктаторы – Товстоногов, Ефремов и так далее, – то сейчас главный вопрос – во что они выльются? Повернут ли обратно к «совку»? Останутся ли островки, вроде театра Додина, где художественный руководитель определяет всё? Или в театр придут продюсеры-интенданты, как в Европе? Или мы пойдем по линии коммерческого театра в формах государственного театра? Или это все-таки будет некая система – а государство явно хочет вернуться к системе.

Я вчера посмотрел премьеру «Вишневого сада» в МДТ Льва Додина, и в очередной раз убедился, что Додин сейчас работает на таком уровне, что даже вслед за ним никто не идет. И тем не менее, я настаиваю на том, что главное открытие русского театра – это не репертуарный театр, его на самом деле нет. Главное открытие русского театра – это модель художественного театра. Вот ее, я считаю, надо сохранить во что бы то ни стало. Причем, надо понимать, что художественных театров не бывает много – не больше десяти на страну, а то и вообще три – пять. Это Мейерхольд считал, что художественные театры будут в каждом городе, поэтому назвал свой театр Театр РСФСР 1-й. Но такое невозможно. 365-го художественного театра не будет никогда. Так вот: художественные театры надо сохранить любой ценой, а что делать с оставшимися театрами – будут решать те, кто театрами управляет и из центра, и на местах – то есть, органы государственного самоуправления. Что касается провинции, то я, к сожалению, отлично представляю себе их вкусы. Тут есть страшное влияние коммерциализации, с которым трудно что-то поделать. Но должны быть, видимо, театры на два-три сезона, должны быть открытые площадки. Должны быть гранты для молодых режиссеров.

Но я подчеркиваю, что главное ноу хау русского театра – театры художественные. Сейчас это театр Додина, думаю, что по этому пути идет Александринка Валерия Фокина, эта матрица была у Анатолия Васильева в его «Школе драматического искусства», уверен, что именно такой театр будет строить Андрей Могучий в БДТ. У первого российского художественного театра – МХТ, созданного Станиславским, был меценат Савва Морозов, сейчас роль мецената играет государство. Но необходимо понимать, что художественный театр не рождается по госзаказу.

Марина Давыдова, главный редактор журнала «Театр», член жюри крупнейшей европейской театральной премии «Европа – Театру»:

- Я думаю, что хороший театр – это тот театр, который обсуждают за пределами театральной тусовки. Сам факт, что сегодня в России театр обсуждает не только театральное комьюнити, свидетельствует о том, что дела в театре, в общем-то, обстоят неплохо. Что пациент, скорее, жив, чем мёртв. Когда есть колебания – это, как на кардиограмме, свидетельствует о жизни, вот в 90-е годы состояние театра выражалось абсолютно прямой линией. Я рада, что театр сегодня стал попадать в болевые точки. Наличие такого театра вообще-то, как это ни парадоксально, свидетельствует о том, что в стране всё хорошо. Только демократичные страны могут себе позволить, чтобы театр попадал в болевые точки общественной жизни. В таких странах театры финансируются государством, но государство вовсе не ждет от театров, что они будут заповедными территориями чистого искусства. Театр – это территория трансгрессии, провокативности. Театр ставит проблемы, которые в политике поставить невозможно, потому что от этого зависят жизни людей. А искусство – это как раз территория эксперимента. Кроме того, в российском театре сейчас очень сильно изменилась публика – туда пришла молодежь, студенты, и это тоже очень отрадный факт. Театр становится всё более популярен.

И поэтому я бы разделила то, что о театре сейчас говорится в передачах центральных каналов, и то, как относится к театру сегодняшнее общество. То, что я видела в телевизоре, никакого отношения к обществу, к общественному мнению не имеет. Это типичные заказные погромы. И, кстати, вопрос, кто именно их заказал, остается открытым. Потому что самым либеральным спикером в этих сюжетах оказывается министр культуры Владимир Мединский, а самое тягостное впечатление своей нетерпимостью и желанием заклеймить определенных режиссеров производят как раз представители театрального сообщества – ректор Щепкинского училища Борис Любимов и профессор Училища имени Щукина Павел Любимцев. Ничего, подобного таким сюжетам, мне в России давно видеть не приходилось, а уж на Западе такого и подавно нет.

Да, театры меняются на наших глазах, но происходит это естественным образом – просто существуют некоторые конвенции, которые управляют процессами, происходящими в искусстве. И уж точно эти перемены не могут определяться никакими законодательными актами. Так что ответ на вопрос, как должен развиваться сейчас отечественный театр, очень прост. Если мы все-таки хотим оставаться частью европейского культурного пространства, никакие директивы в отношении искусства невозможны. Разумеется, какие-нибудь представители сообщества могут сказать, что Европа нам не нужна, обойдемся. Но уверена, что любой чиновник понимает: вопрос, нужен ли России конкурентоспособный театр – то же самое, что вопрос, нужны ли стране спортсмены, которые будут побеждать на олимпиадах. И для разумного человека ответ тут может быть только один.

Евгений Миронов, художественный руководитель Театра Наций (Москва):

- Театр должен быть разным. Во все времена есть лидеры, который организуют вокруг себя своих учеников и единомышленников и вместе с ними строят театр. И есть театры, которые предоставляют площадку разным режиссерам – разным как по школе, так и по возрасту, рангу, эстетическому направлению, как делает, например, наш Театр Наций. Есть театры, которые должны сохранять традиции – как Московский художественный театр им. Чехова, но, с другой стороны, это вовсе не значит, что там должны ставить только классику. В традициях МХТ с момента его основания было отрывать новые имена драматургов – Чехова, Горького, Булгакова, и сегодняшний МХТ должен заботиться о том, чтобы открывать новых театральных авторов и ставить их пьесы.

Есть ли у театра границы? Думаю, что никаких других границ, кроме границы пошлости, которую театр переступать не должен, быть не может. Театр для меня – это исследование человека во всех его проявлениях и во всех областях его деятельности. То, что многим могут быть неприятны какие-то аспекты человеческих проявлений, я допускаю. Так, например, не все приняли поиски основателя театра жестокости Антонена Анто. Но это было глубокое и серьезное исследование, которое оставило след не только в современниках Арто, но и в истории. И если я сегодня вижу серьезное исследование человеческой природы на сцене, я отношусь к нему, прежде всего, с уважением, даже если это не мой тип театра.

С другой стороны, я хочу сказать, что, глядя на всю историю искусства XX века, я разочаровался в нем как в способе и средстве изменить реальность. А если искусство ничего не может изменить в мире, то я перестаю понимать его смысл. И в то же время я продолжаю им заниматься, потому что театр – это единственное место, где мне по-настоящему интересно.

И еще – это для меня очень важно – сегодняшний театр обязательно должен быть многонациональным. Интеграция российского театра в мировое культурное пространство ни в коем случае не может быть прервана. Во всем мире сейчас режиссеры собирают в своих проектах артистов разных национальностей и школ, заражают их общей идей – и рождается замечательный результат. Россия должна принимать участие в таких проектах, должна быть встроена в мировой театральный процесс – это для меня бесспорно. Как бесспорен тот факт, что на два часа, пока идет спектакль, в любом зале планеты объединяются люди самых разных взглядов – на это время они перестают стрелять, излучать агрессию, ненавидеть друг друга. И это дорогого стоит.

Наконец, последнее. Я глубоко убежден, что театру необходимо искать талантливых молодых. Потому что до определенного возраста, пока человек не обожжется в личном плане, в социальном, политическом, он не понимает, что такое границы. Он внутренне свободен. И это – золотое время. В это время талантливый человек может сказать своим современникам очень важные вещи – причем, именно в молодости человек очень остро чувствует фальшь и почти всегда интуитивно выбирает настоящее. Поэтому мы в нашем театре стараемся поддерживать молодых, давать им слово.

Андрей Могучий, художественный руководитель БДТ им. Г.А.Товстоногова:

- Внимание властей к театру внушает мне особое чувство гордости за наше направление деятельности, за то, что мы такой весомый посыл несём в общество, что мы такое влияние оказываем на происходящие в обществе процессы. Так что – спасибо властям – я стал чувствовать свою работу небессмысленной.

Ну а если говорить серьезно о той агрессии, которая проникает в наши театральные внутрицеховые споры, то гражданская война, к моему глубокому сожалению, висит в воздухе. Это я чувствую каждый день в самых различных ситуациях – мелких, крупных, социальных, асоциальных, родственных – любых. Я думаю, что не первый об этом говорю, но момент повышенной агрессии, повышенного наступления зла я чувствую очень сильно. И тут может быть два мнения. Одно – понятное: мы, люди культуры, ответственны за то, чтобы противостоять этой агрессии, гражданскому антагонизму, который есть буквально везде: Украина – только часть тотальной войны, которая сейчас идет в мире. См. пьесу Кэрил Черчилль «Далёко», которая говорит о войне всех со всеми. Условно говоря, божьих коровок с Литейным мостом. Все взрываются в одну секунду, все настроены на разрушение. С другой стороны, как фаталистически настроенный человек, я допускаю, что человечеству нужны такие периоды, через которые он должен пройти. Когда организм сам себя чистит. Вероятно, мы сейчас проходим через такой вот страшный этап. Я люблю повторять одну из цитат Анатолия Васильева, который говорит, что на месте разрушения, вероятно, надо ожидать не пустоту, но чистоту. Так что я не исключаю, что сила разрушения будет мощнее той другой силы, которую мы можем ей противопоставить. Время покажет. Тем не менее, несмотря на то, что империя наступает, джедаи должны помнить о своей чести.

Что касается театра, то он как одно из искусств, которое творится здесь и сейчас, должен быть адекватным окружающей действительности. Он может быть – и, подчеркну, должен быть очень разным. Но он должен быть терпим – я имею ввиду взаимоотношения театров друг с другом. И он должен быть – повторюсь – адекватен тому, что происходит на улице. Мне кажется, что театр в последнее время страдал глухотой, и как только возникает более-менее слышащий, реагирующий театральный организм, он вызывает какую-то патологическую агрессию – внутри корпорации в том числе. И это самое страшное, что может быть: нежелание понять друг друга, желание растоптать друг друга не совместимы с основополагающим этическим пониманием театра. Театр может быть живой, не живой, традиционный, авангардный, частный, государственный – как в своё время говорили, многоукладный. Чем разнообразнее будет театральная карта, тем больше станет возможностей для людей отрефлексировать, осмыслить какие-то вещи самостоятельно, свободно, без чьего бы то ни было давления. Мне кажется, что неуважение к человеку – одна из составляющих гражданской войны. А в центре театра всегда стоит человек – уважение и любовь к человеку, каким бы он ни был.

Я никакой не оптимист. Мне кажется, что точку невозврата мы уже прошли. Все, что зависит от меня, я буду делать так, как подсказывает мне моя совесть. Путь этот, о котором я говорю, всегда контекстуален, сложен, очень много делается ошибок. Но ошибки даются, чтобы набираться опыта и их исправлять. Главное – чтобы у нас не сбивался прицел, и чтобы путь наш вел нас к сияющим вершинам, достичь которых можно лишь карабкаясь по каменистым склонам и царапая в кровь ладони и коленки.

Может ли театр менять действительность? Иногда мне кажется, что да, может и обязан. Иногда – что ничего он не поменяет. В этом смысле, я то на стороне венских акционистов, которые ставили перед собой задачу менять мир и меняли его реально, то против них. Но я считаю, что театр является одним из сильнейших средств воздействия на психику человека. Именно потому, что мест контакта, где люди объединяются вокруг какой-то идеи, не так много. Я не беру сейчас митинги, там другие механизмы действуют. А в театре люди разных взглядов, в том числе, и политических, собираются не чтобы воевать, противостоять, а чтобы договориться, объединиться. И я хочу привести один пример. Это премьера «Вишневого сада» у Льва Абрамовича Додина. Я давно не испытывал такого счастья в самом искреннем, подлинном смысле этого слова. Это не из категории «понравился – не понравился», это из категории катарсиса, подлинной надежды, которую Додин нам дает уже в нескольких своих проектах последнего времени. В этом спектакле есть жизнь, есть страсть, есть четко заявленная, ясная этическая позиция. В зале были разные люди, не всегда мне приятные, но я увидел, как все они были объединены тем, что они видели на сцене. Для меня это абсолютный акционизм – когда энергия, которая аккумулируется внутри спектакля, провоцирует гораздо более серьезные энергетические процессы в зале. Именно там, в зале родился этот «Вишневый сад». Я очень давно не сталкивался ни с чем подобным в российском театре. Я очень люблю европейский театр, но когда это происходит не просто в российском, а в нашем петербургском городском театре, эмоциональное ощущение от этого увеличивается в геометрической прогрессии. В этом смысле, Лев Абрамович нам дает очень важные уроки. И я ему сказал это лично – что я преклоняюсь перед ним, перед его актерами, которые работают так, как они работают. Тут я могу сказать только, что мы будем стараться.

Возвращаясь к подлинности и имитации в нашем театре: эти вопросы каким-то образом сегодня стали уходить. Очевидно, потому что сейчас все мы вдруг должны ощутить, что мы должны стоять по одну сторону баррикад – каких бы вероисповеданий и мироощущений мы ни были. Мы сейчас ополченцы одного фронта – мы воины на стороне добра. И открытая этическая позиция театра сейчас гораздо важнее эстетической.

Лев Додин, художественный руководитель Малого драматического театра – Театра Европы:

- Думается, российский театр, как впрочем, и любой другой театр мира, должен быть добрым, честным, умным, сострадающим и возбуждающим. Любящим человека, чувствующим боль человека и его желание радости. Словом, театром о людях и для людей. Впрочем, слова «театр» и «должен» не очень хорошо сочетаются друг с другом. Искусство, если, конечно, считать театр искусством – это естественное, неотъемлемое, соприродное человеческому естеству проявление человеческого духа. А, как известно, «дух веет, где хощет». Надо только верить, что это не злой дух.

Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»