О литературе с Виктором Топоровым: Переменный опыт гонений

20 ноября 2012, 12:38

Версия для печати

Tweet

Рецензируемую книгу я прочитал несколько недель назад: в разгар очередного скандала вокруг Пусси Райот. Одна из получивших было по «двушечке» молодых особ женского пола как раз вышла на свободу – и тут же они все сцепились друг с дружкою: девицы с адвокатами, адвокаты с мужем одной из, родная дочь с отцом, и так далее, и всё заверте…

Две осужденные и одна освобожденная в зале суда желают взять свое деньгами и славой – и (точь-в-точь как столпы режима, который они называют кровавым) не испытывают ни малейшего желания «делиться» с кем бы то ни было ни тем, ни другим. А либеральная общественность – после целого ряда сеансов демонстративно бурной любви к трем «вокалисткам», «правозащитницам» и «феминисткам» - столь же демонстративно умывает руки. Богородица меж тем прогнала не Путина, а совсем иных персонажей.

Автор и главная героиня рецензируемой книги получила свои три года в женском лагере общего режима – три ужасных и ужасно долгих года, которые никому не вздумалось бы назвать «трешечкой» - получила за то, что верила в Бога. Вернее, за то, что уверовала. Потому что поначалу была она вполне благополучным советским доцентом, преподавала смоленским студентам латынь, сопровождая рассказ о склонениях и спряжениях  минимальными данными по истории Древнего Рима – и, дойдя до изучения нашей эры, не смогла и не захотела пройти мимо такого феномена, как христианство. Обратилась к источникам сама, вовремя получила по наследству «дефицитный» Новый Завет, - и как-то незаметно увлеклась, и как-то постепенно уверовала.

Посадили ее, правда, не за веру. За нее нашу героиню всего-навсего выгнали с работы и лишили ученой степени. И посадили ее даже не за то, что вместе с родным взрослым сыном и другими молодыми людьми его возраста она начала, ничего не боясь и ни от кого не таясь, издавать рукописный религиозный журнал и устраивать совместные моления и, по сути дела, паломничества. За журнал посадили самих молодых людей – двоих из них. А героиню нашу, миниатюрную женщину под пятьдесят, христианку и филолога, посадили за сопротивление при аресте. Точнее, за сопротивление при обыске: она попыталась вырвать из рук у одного из обыскивающих (как выяснилось на суде, мастера спорта по боксу) собственный блокнот с религиозными записями. Вот за это ей дали три года.

Произошло все это в канун московской Олимпиады, а на свободу она вышла лишь в 1983, полностью отбыв срок. Вышла пораженная в правах  - и провела какое-то время в родном Ленинграде на нелегальном положении, что вполне серьезно грозило вторым сроком. Один из питерских политических (правда, не религиозник) повторно отправился в лагерь из-за того, что поздно вечером вышел покурить на лестничную площадку, - это признали нарушением режима УДО. В случае с нашей героиней никакого УДО, напомню, не было, а поражение в правах было. Чудом прописанная в 1985 году, она сразу же после этого устроилась на работу вахтером и принялась за написание рецензируемой книги, на что ушло три года. А опубликована книга только сейчас.

Ее зовут, а вернее звали, Татьяной Николаевной Щипковой. Родилась в 1930 году, умерла в 2009-м. Дед (с отцовской стороны) был священником, но его сын пошел по светской линии – стал врачом. Жена этого врача и мать нашей героини работала в Музее этнографии и, судя по девичьей фамилии, принадлежала к знаменитому клану Пиотровских. Она умерла в блокаду – и заботу о воспитании 12-летней девочки взяла на себя бабка. Сын самой Татьяны Николаевны – мой давний и добрый знакомый Александр Щипков, также ходивший долгие годы на волосок от ареста, - в наши дни далеко не последний человек в РПЦ. Лет тридцать назад мы с ним регулярно сталкивались в дневных (и тогда дешевых) поездах Ленинград-Москва – и я всякий раз искренне радовался тому, что его еще не арестовали. Потому что это был, разумеется, вопрос времени. Вопрос брежневско-андроповского (во многих других отношениях более чем благополучного) времени.

Книга Татьяны Щипковой «Женский портрет в тюремных интерьерах» имеет подзаголовок «Записки православной». Подзаголовок не то чтобы важнее заголовка, но он во многом определяет модальность повествования: Щипкова пишет о своих (и своих товарок по нелегкой доле) мытарствах без гнева и пристрастия, но с глубоким сожалением и недоумением. По-шаламовски отрицая официальное представление о том, что каторжный труд способен хоть кого-то исправить, и называя наказание (пусть сплошь и рядом несправедливое или как минимум несоразмерное) именно наказанием, Щипкова, повторяю, не негодует, а удивляется тому, что осужденных женщин наказывают не столько даже жестокостью, хотя и ею тоже, а прежде всего унижениями. Почему обрекают их не только на скудный полуголодный быт, но и на антисанитарию, в том числе – на антисанитарию женскую? Почему не лечат, а чуть ли не сознательно калечат? Почему суровой зимой разрешают «утеплять» шерстяными вещами только нижнюю половину тела, но никак не верхнюю? Почему не выдают в библиотеке книг, вместо чего зачитывают на политзанятиях «Малую Землю» дорогого Леонида Ильича лично?

Недоумение не покидает и читателя. Во-первых, за что все-таки власти решили покарать эту женщину – за веру в Бога? Во-вторых, неужели не понимали они, что, бросая «религиозников» и «религиозниц» в лагеря (а дело, по которому посадили Щипкову, было в этом отношении далеко не единственным), они тем самым поневоле распространяют их подвижническую и миссионерскую деятельность как раз в тех местах, да и в тех кругах, где религиозная проповедь  как раз и окажется наиболее востребованной… Нет, сама Татьяна Щипкова отнюдь не преувеличивает значение своих лагерных не столько все же проповедей, сколько лекций. Она, сказали бы сегодня, преподавала подругам по заключению основы православной культуры. И основы светской культуры, кстати, тоже.

Третий вопрос или, если угодно, третий счет – к РПЦ. Но не к нынешней, а к тогдашней. Правопреемницей которой, впрочем, выступает нынешняя. Не знаю, как вам, а вот мне никак не понять, почему официально признанная и отделенная от государства Русская Православная Церковь не боролась всеми доступными ей силами и средствами (которых и тогда было немало) хотя бы за таких вопиюще несправедливо осужденных «религиозниц», как Татьяна Щипкова? Почему безропотно приносила такие жертвы? Из Страха Иудейского – или по какой-то иной причине?..  Уверяю вас, что этот вопрос куда важнее любых «брегетов», «нехороших квартир» и всего прочего (включая тех же «Пусси Райот»), что нынче с откровенно напускным возмущением вменяют в вину РПЦ.

Так или иначе. Есть вера. Для верующих – Вера. И есть гонения на веру, в разные времена принимающие разную форму. Есть опыт гонений – и опыт гонимых. Сегодня РПЦ ведет встречный бой со своими гонителями – ведет, я бы сказал, с переменным успехом. А в рецензируемой книге с подзаголовком «Записки православной» описан индивидуальный опыт гонимой – в тюремном и лагерном интерьере. Описано время гонений, пусть и по-брежневски вегетарианских. Ну, а что касается «Пусек»… Да черт с ними, с Пуськами! Или, как, скорее всего,  сказала бы сама Татьяна Николаевна Щипкова, Бог простит…

Виктор Топоров, специально для «Фонтанки.ру»