Пять несвоевременных книг про Блокаду

21 января 2014, 18:48
Версия для печати Версия для печати

Память — главное историческое достояние человечества. Так случилось, что одной из главных тем летописи нашего города стали нечеловечески тяжелые годы блокады Ленинграда. Правда и то, что очевидцы и участники этих событий стремительно уходят, оставляя нас незащищенными от посягательств на память и правду об испытаниях, которые довелось пережить ленинградцам. К счастью, Алесем Адамовичем и Даниилом Граниным создана «Блокадная книга», не позволившая тем дням окончательно застыть в официозном и бездушном бетоне «торжественных мероприятий». «Фонтанка» решила напомнить читателям, с какими еще книгами про подвиг города на Неве можно познакомиться — чтобы увидеть картину не из учебника.

Чтение лучше всего начать с книги, которая на Западе была признана наиболее достоверным и тщательно собранным собранием фактов, свидетельств и документов о Блокаде — работе лауреата Пулитцеровской премии Гаррисона Солсбери «900 дней». Американский журналист, бывший в военные годы корреспондентом агентства ЮПИ в Советском Союзе, собирал материал непосредственно в Ленинграде в 1944 году. Книга вышла в США в 1969 году, в России же была издана только в 1994-м., что неудивительно: труд сразу был расценен в СССР как антисоветский. Могло ли быть иначе, ведь речь шла об авторе, известном своим афоризмом «В России историю следует издавать в виде блокнота, в котором легко изъять любую страницу и заменить ее новой»?



Фото: http://www.libex.ru

Текст, который готовился писателем четверть века, не только изобилует примерами страданий осажденного города — едва ли не впервые широким читательским кругам стали доступны сведения о случаях людоедства среди рядовых жителей и просчетах высшего и городского руководства. Вот один из красноречивых отзывов про работу Солсбери — известный партиец Степан Бардин в своей книге «...И штатские надели шинели» пишет: «Гаррисон Солсбери так рисует положение в осажденном городе на Неве, что выходит, будто ленинградцы были брошены на произвол судьбы, предоставлены самим себе, что Советское правительство само-де стремилось уморить голодом жителей этого великого города. Более злобной, более бесстыжей клеветы придумать невозможно. Мы, участники героической защиты Ленинграда, живые свидетели, отвергаем подобные измышления и расцениваем их как преднамеренное искажение действительности. Мы заявляем, что Ленинград выстоял и победил потому, что ему помогала вся страна, потому, что Центральный Комитет партии и Советское правительство повседневно заботились о ленинградцах, умело руководили их борьбой, посылали в осажденный город военных специалистов, оружие, боеприпасы, одежду и продовольствие».

Мемуары Хассо Стахова «Трагедия на Неве» могут вызвать самые ожесточенные протесты читателей, сформировавшихся в парадигме советских идеологем. Вот только пара предложений авторского вступления к книге: «Для тех, кто клеймит «типично фашистский метод» притеснения целых народов, рас и этнических групп, очевидным является то, что немцы атаковали и окружили Ленинград лишь только для того, чтобы по воле Гитлера сравнять его с землей, а население истребить. Мысли о том, что более естественными и закономерными были бы трезвые, логичные рассуждения о необходимости захвата города и порта, являлись запретной темой и не подходили к развенчанию мифов... достаточные ли меры были приняты в соответствии с данным стратегическим значением города, чтобы спасти матерей, детей, стариков, немощных людей?». После такой эскапады хочется отбросить всякую политкорректность, но все-таки взгляд «с той стороны» интересен — пусть он и полон попыток самооправдания и «уравнивания» советских и гитлеровских войск в военных преступлениях.



Фото: http://shopping-time.ru

Зато четко расставлены акценты в книге Дэвида Бениоффа «Город воров» (просто «Город» в русском переводе). Известный голливудский сценарист и режиссер («Троя», «Люди Х», сериал «Игра престолов»), бабушка и дед которого пережили блокаду, написал захватывающий экшн, который так и просится на большой экран. Нам, привыкшим к монументальности и бронзовости блокадной тематики, трудно свыкнуться с таким подходом, но менее увлекательным чтение от этого не становится.



Фото: http://www.likebook.ru

Двоим молодым ленинградцам, заключенным в «Кресты» за провинности — снятие фляжки с немецкого солдата и отлучки на любовные похождения — грозит по законам военного времени расстрел. Есть возможность сохранить жизнь: нквдшник Гречко обещает вернуть назад продуктовые карточки, если парни за сутки найдут в голодном городе дюжину яиц, необходимых для выпечки деньрожденного торта для дочери особиста. Товарищи по несчастью (главному герою автор дает свою фамилию, назвав того Львом Бенёвым) отправляются на поиски и перед ними предстают обыденные блокадные картины, которые в итоге складываются в эпическое полотно. Наряду с физиологическими ужасами автор находит время показать и достоинство ленинградцев, и зверства фашистов — игровая фабула служит лишь способом отправить героев в страшный поход и рассказать читателю о блокаде.

Цель в итоге достигнута: потерявший товарища, погибшего от своих же, Лев Бенёв приносит драгоценные яйца в особняк на Каменном острове — только для того, чтобы увидеть, что для Гречко авиация уже доставила провиант и деликатесные разносолы для праздничного стола, причем заветная дюжина яиц, вырванная из блокадного ада, стала четвертой в этой нквдшной оргии. Нравственная развязка произведения опять-таки заимствована из творческого инкубатора фабрики грез: Лев отпускается с миром, получив при этом карточки офицерского пайка. На его лице все написано, но...
«... повернувшись снова к капитану, я наткнулся на его жесткий взгляд. Он опять верно истолковал то, что было у меня в лице.
— Вот то, что ты хочешь сейчас сказать, лучше этого не говори,— произнес он. Улыбнулся и потрепал меня по щеке чуть ли не с отеческой нежностью: — В этом, дружок, секрет долгой и счастливой жизни».

Никак нельзя назвать счастливой жизнь следующего автора, хотя как сказать — в блокаду она выжила. Блокадный дневник Лены Мухиной «...сохрани мою печальную историю» — книга в прямом смысле экзистенциальная. Содрогание за содроганием — трудно иначе описать состояние тех, кто решится приняться за чтение. Дневник начинается еще в довоенные дни — тем трагичнее выглядят последующие записи. Семнадцатилетняя девушка после смерти своей матери живет с взявшей ее на воспитание тетей и с подселенной к ним соседкой-англичанкой по происхождению, которую воспринимает как бабушку. Мечты о счастье, о чистой любви, о большой семье сменяются мечтами о еде. О том, что когда бабушка умрет, можно будет воспользоваться ее карточками. Девушка с благодарностью вспоминает о своем питомце: «Спасибо нашему котоше. Он кормил нас десять дней. Целую декаду мы только котом поддерживали свое существование». Она мечтает о послевоенном будущем: «Боже мой, мы так будем кушать, что самим станет страшно». Страшно становится и читателю — стоит только представить себя на месте этой юной ленинградки, никакого не нравственного урода — просто обыкновенного человека, попавшего в нечеловеческую историю.



Фото: http://www.azbooka.ru

Дневник, начатый за месяц до войны, обрывается в мае 1942 года. Лену вывезли в эвакуацию, она прожила 66 лет и умерла одинокой. Не сбылись мечты о счастливой любви и большой семье — не сбылось ничего, кроме того, что она все-таки наелась. Да и то не наверное. Ужасное, но необходимое чтение для тех, кто действительно хочет прочувствовать блокаду.

Но самым полезным, емким и щадящим время (но не чувства) чтением, для тех, кто хочет больше знать про блокадное время, станет документальный труд доктора исторических наук Сергея Ярова «Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1941–1942 гг.». По сути, это дайджест многих и многих свидетельств очевидцев той поры, которая вошла в историю Ленинграда как «смертное время». Самая страшная зима нашего города зримо представлена в сценах воровства хлебных карточек и обвешивании покупателей в хлебных магазинах или ополовинивания продуктовой пайки малышей в детдомах и приемниках. Вот облегченный вздох обессиленной ленинградки, которая на повороте у садика возле Русского музея скинула с санок труп взрослого родственника: ей осталось довезти только две маленькие «пеленашки». Или радость уборщиков города, которые после расчистки от трупов и нечистот обнаруживают в закоулке вмерзшую в почву еще довоенную картофельную кожуру — она сразу же делится и съедается прямо на месте. Обыденная игра детей, которые считают, на какой стороне улицы лежит больше покойников.



Фото: http://www.softsalad.ru

Предупредим гневные возгласы и упреки в очернении героических дней: в сборнике масса примеров, способных заставить задуматься самых отъявленных скептиков и циников. Но все же читательские воображение и разум будут снова и снова пытаться срифмовать сюжеты о том, как пятилетняя сестра поддерживала своим хлебом двенадцатилетнего брата (умерли оба) или как один литератор подкармливал своего казалось бы безнадежного друга вплоть до момента счастливой эвакуации из города с сожалениями привилегированных лиц об отсутствии в заказе из буфета «Ленинградской правды» хлеба — при наличии зернистой икры. «Блокадная этика» - чтение концентрированное, от него болит голова; после навернувшихся слез и определенного количества прочтенных страниц чувства притупляются и эпизоды о благодарности члена Военного совета Ленинградского фронта Алексея Кузнецова в адрес некоей актрисы театра Балтийского флота, которой он послал специально испеченный на фабрике имени Самойловой торт, или о проектировании бомбоубежищ повышенной комфортности для прокуратуры уже не кажутся чем-то из ряда вон выходящими. Книгу закрываешь с чувством облегчения и желанием никогда больше ничего о блокаде не узнавать. Но, наверно, делать это нужно — хоть и не ясно, сможем ли мы из этого знания сделать верные выводы. По крайней мере ничто не говорит о том, что к нашему времени это кому-то удалось.

Евгений Хакназаров, "Фонтанка.ру"

Пять новых книг, герои которых живут в Петербурге. Кем и как населяют город молодые писатели?

За свои три века Петербург стал самым литературным городом России — действие каких книг тут только ни разворачивалось! «Страницей Гоголя ложится Невский, весь Летний сад — Онегина глава. О Блоке вспоминают Острова, а по Разъезжей бродит Достоевский», — написал Самуил Маршак. Одна беда: все это было давно. А кто рискует писать о Петербурге прямо сейчас — и что из этого получается? Собрали пять разных книг этого года, где город на Неве — полноправный участник сюжета.

Статьи

>