Трубадуриссимо

30 декабря 2013, 05:19
Версия для печати Версия для печати

 Когда на Новой сцене Мариинского театра объявляют аншлаг, то обычно подразумевается, что какое-то количество кресел, не поступающих в продажу, все-таки остается незанятым в ожидании привилегированных зрителей, которые могут захотеть попасть на вожделенный спектакль в последний момент. На премьере “Трубадура” в постановке итальянца Пьера Луиджи Пицци ни о чем подобном и речи не шло: битком было забито все. Стояли вдоль стен бенуара, стояли на ярусах, существуй в зале Мариинского-2 люстра - висели бы и на ней.  

Могло ли быть иначе? Предновогодняя премьера одного из самых именитых оперных режиссеров современности, украшенная именами Екатерины Семенчук, Ованеса Айвазяна и Владислава Сулимского - событие с большой буквы. Добавьте к этому обещание богоподобной Анны Нетребко, которая только что дебютировала в партии Леоноры в берлинской Staatsoper - и станет ясно, что картины оперного психоза было не избежать. Клинические опероманы, отдавшие в этот вечер до двенадцати тысяч за место или попавшие в зал благодаря статусным или профессиональным преференциям, получили, что хотели: спектакль оказался эталонным, овации - громоподобными, а занавес на поклонах поднимался и опускался бессчетное количество раз. В общем, Мариинский Дед Мороз припас 27 декабря своим “деткам” самую крутую шоколадку. 

А началось все с испуга. Когда в первом действии зрители увидели лаконичную картину - отдыхающее войско графа ди Луна на фоне минималистических декораций, причем и в этой, и в последующих сценах доминировали черно-бело-малиновые тона - на новую сцену словно пробрался призрак прошлогодней постановки “Дона Карлоса”, нудной и неудачной. К счастью, этот морок ограничился сиюминутным внутренним ойканьем.  Пьер Луиджи Пицци лишил своего “Трубадура” внешней пышности, зато не поскупился на  драматургическую роскошь характеров и бережное отношение к самой опере. По ходу действия появилось понимание, что декорации не столько лаконичные, сколько стильные, а режиссер явно не стремится выставить себя на первый план, давая дорогу Верди, его замыслу и гениальной музыке.  

С самого начала исполнители задали высокую планку и по ходу действия лишь поднимали ее, достигнув к финалу заоблачных трагических высот. Первые аплодисменты сорвали Владимир Феляуэр (Феррандо), убедительно донесший до зрителя фабулу повествования, и артисты балета и миманса, которые вместе с ансамблем солистов Академии молодых оперных певцов сделали массовые и хоровые сцены просто великолепными. Но все-таки в первый раз зал затаил дыхание, когда на сцене появилась Анна Нетребко - разумеется, в непринужденной позе на постели и головой книзу - мизансцену вполне можно было расценить как самопародию. Но восхитил слушателей не чувственный бэкграунд, а заоблачное исполнение дивой каватины Леоноры Tacea la notte placida e bella in ciel sereno («Полна роскошной прелести, ночь тихая стояла»).

Счастлив тот, кто осознает свою счастливую возможность наблюдать за восхождением на оперный Олимп одной из самый ярких певиц современности; еще больше повезло тому, кто мог слышать Нетребко вживую - барабанные перепонки просто вибрируют в унисон звуковым колебаниям, издаваемым Анной Юрьевной. Национальное достояние России - вовсе не пафосное определение в данном случае. 

Но не только это matchless russian soprano (стандартное определение Анны Нетребко сценаристами Метрополитен опера во время трансляций) стало гвоздем вечера - были у “Трубадура” и другие украшения. В первую очередь речь идет о глубоком, бархатном меццо Екатерины Семенчук (Азучена). Пусть ее международную карьеру пока не сравнить с царствованием Анны Нетребко - перед публикой на сцене явилась настоящая звезда. Образ Азучены является ключевым в опере Верди, и главная драматическая нагрузка лежит именно на несчастной цыганке. Сказать, что Екатерина Семенчук не подвела и продемонстрировала все, на что способна, значит быть глубоко несправедливым по отношению к певице. Ария Stride la vampa! («Трещит пламя») полна скорби и трагедии, которые просто разлились по огромному залу Мариинского театра. По сути Семенчук представила спектакль в спектакле - цельный и законченный. А предварялась эта ария прекрасной массовой сценой с цыганским танцем Vedi! Le fosche notturne spoglie de'cieli sveste l'immensa volta («Посмотри - на небе заря разыгралась»). И миманс, и хор ярко воссоздали картины таборной жизни, даже кузнецы с молотами были на своем месте (эту сцену иначе называют «Хор с наковальнями»). И здесь еще раз отметим работу Пьера Луиджи Пицци - не только как режиссера, но и в качестве художника-постановщика и художника по костюмам, а также хореографа Эмиля Фаски и художника Массимо Пицци Гаспарона.  

Обратимся к главным мужским образам. Приглашенный из ереванского Театра оперы и балеты имени Спендиарова Ованес Айвазян (трубадур Манрико) при всем замечательном ведении партии местами звучал несколько глуховато, зато блистал на сцене экспрессией и героизмом. Но следует признать - Владислав Сулимский (граф ди Луна) “перепел” протагониста по всем статьям - образ влюбленного и жестокого властителя вышел на первый план, особенно после шикарного исполнения арии Il balen del suo sorriso («Взор ее приветный, ясный»). Эти яркость и цельность характера Сулимский донес до самого финала, не потеряв ни одной детали созданного им портрета графа ди Луна.  

Отметив по пути еще несколько запомнившихся эпизодов - таких, как своеобразная “перекличка” хоров монашенок и воинов, любовный дуэт Леоноры и Манрико, сцену пленения Азучены - мы достигнем одной из верхних точек “Трубадура”, арии Леоноры D'amor sull'ali rosee («На радужных крыльях любви»), исполненной рокового предчувствия и боли. По ее окончании Анне Нетребко пришлось простоять на коленях несколько минут в ожидании, пока стихнет овация.  И увенчал все это великолепие финальный ансамбль Манрико, Леоноры и Азучены со стремительной - даже молниеносной - сценой казни трубадура. Что творилось после - не передать. Все ладони были отбиты, бравирование неслось отовсюду, исполнители и создатели постановки выходили на поклоны в режиме нон-стоп. Уставшее лицо маэстро Гергиева светилось радостью, певцы также не скрывали своих эмоций. Последний трогательный момент: после того, как в зале зажгли свет, эхом зрительских возгласов отозвались крики и аплодисменты, раздавшиеся по ту сторону опустившегося занавеса: это многочисленная мариинская молодежь, занятая в спектакле (на поклонах сцена едва вместила всех участников действа), благодарила звезд
за сотворчество и отличный мастер-класс. 

Понятно, что многое в этот замечательный вечер было обусловлено “фактором Нетребко” и особенностями тщательно подготовленного премьерного показа. Станет ли новый “Трубадур” мариинским хитом, судить преждевременно. Но стоит подвести промежуточный новогодний итог: ведомство Валерия Гергиева выдало подряд две замечательные оперные премьеры. Пожелаем дальнейших успехов и маэстро, и театру в целом, а в особенности прекрасной Екатерине Семенчук, которой в феврале 2014 года предстоит выйти в партии Азучены на прославленную сцену миланского Ла Скала. Вот только не пришлось бы после нам радоваться каждому редкому визиту певицы в родной город, как это произошло в свое время с Анной Нетребко, умчавшейся в мировые оперные дали. 

Евгений Хакназаров, «Фонтанка.ру»   

«Он жил как рок-звезда, он ушел точно так же». В Мариинском театре простились с Владимиром Шкляровым

Белые цветы — букеты лизиантусов, роз, лилий — держали в руках зрители, выстроившись в очередь у входа в исторической здание Мариинского театра, где утром 21 ноября прощались с его погибшим премьером Владимиром Шкляровым. Мимо проносили большие венки — от семей, организаций… Задолго до назначенного часа прощания очередь доросла до ближайшего светофора — в основном, стояли женщины, молодые и постарше, кто-то даже с коляской. Сбоку у входа переминался с ноги на ногу мужчина в спортивном костюме с белой корзиной белых роз и лентой, на которой виделись слова «Дорогому Владимиру… красивому человеку…».

Статьи

>