Лев Додин: Национализм никогда не может быть цивилизованным

13 ноября 2013, 14:10

Версия для печати

Tweet

В Малом драматическом театре – Театре Европы завершился фестиваль «Мы и Они = Мы», который задумывался и состоялся как социальная, гражданская акция прежде всего. В течение трех дней были представлены восемь эскизов по текстам авторов из Польши, Финляндии, Казахстана, Бельгии, Венгрии, России, так или иначе затрагивающих проблему национализма как рода нетерпимости. Каждый зритель покупал единый билет на все акции фестиваля, включая и финальное обсуждение увиденного – и в общей сложности за уик-энд провел в театре 20 часов. Зал был аншлаговым.

Истории о поздних стадиях рака

На фестиваль были приглашены журналисты и авторы текстов из шести стран, все они расположились на сцене за длинным столом – флажки шести государств в центре стола подчеркивали не только эстетическую, но и общественную значимость мероприятия. Фестиваль точнее именуется фестиваль-сезон, поскольку то, что было представлено как эскизы, на самом деле тщательными образом готовилось и представлялось на камерной сцене театра, начиная с ноября прошлого года. От полноценных спектаклей их отличали разве что единые для всех представлений декорации (несколько плит на полу и стулья) и костюмы (черные туники или платья поверх белоснежных рубашек). На финальном обсуждении Лев Додин сравнил национализм в обществе с раковыми клетками в человеческом организме: «Великое заблуждение - считать, что национализм может спокойно, интеллигентно существовать в обществе. Это все равно, что говорить, что раковые клетки присутствуют в организме в цивилизованном количестве. Наши фестивальные истории – о поздних, уже неизлечимых, стадиях рака».

Сцена из эскиза "Человеческий фактор"

Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев

Тема национализма, предъявленная актерами МДТ со свойственной им подробностью и дотошностью в освоении текстов (и дело тут не только в отменном актерском разборе - если играли про Венгрию, то со сцены звучал венгерский текст, венгерский выговор, песни, то же самое – с текстами польскими, etc), принимала самые катастрофические формы. В эскизе «Женщина и война» по воспоминаниям венгерского психолога Алан Польц русские солдаты-освободители насиловали – по сорок человек кряду – местных женщин. В «Очищении» молодого финского автора Софьи Оксанен 1977 года рождения предъявлялись последствия насильственной советизации Эстонии (акты прямого насилия, не только над женщинами, но и над ребенком, страх, убийство, предательство друг другом членов одной семьи тоже присутствовали в тестах и в полной мере). В казахской пьесе совсем молодого драматурга Олжаса Жанайдарова из любви двух братьев-эмигрантов к одной русской девушке вырастала история убийства – причем, что характерно, утрата национальной идентификации, чтобы не произносить пафосное слово Родина, русской девушке была свойственно в не меньшей мере, чем казахским гастарбайтерам (а пожалуй что и в большей), не говоря уже о школьнике из новорусской семьи, уверенно нацеленном на эмиграцию в Англию. В эскизе по повести «Камень, ножницы, бумага» российского писателя Максима Осипова, озаглавленном «Русский и литература» (по названию пьесы), русская женщина Ксения в грандиозном исполнении актрисы Натальи Акимовой – чиновница и владелица пельменной, потерявшая дочь и все силы тратившая на месть учителю русского и литературы, сбившего дочь с пути истинного (в данном случае, с мыслей о выгодной карьере юриста), вдруг обретала веру – но не православную, а мусульманскую, единожды поговорив с уроженкой Таджикистана, работницей пельменной с филологическим дипломом ЛГУ (бесцветное, хотя и влиятельное «православное лицо» этого города не смогло предложить Ксении ничего убедительного в ответ на ее вопросы к жизни, как не смогло отказаться от предложенных ею взяток).

Сцена из эскиза "Русский и литература"

Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев

Особенно впечатлили два эскиза – «Человеческий фактор» по бельгийскому тексту, в котором постулаты корпоративной этики очевидно рифмуются с нормативами нацистских документов, вообще не принимающих в расчет человеческую индивидуальность. И «Наш класс» - по мощной пьесе польского автора Тадеуша Слободзянека, рассказывающей о грандиозной трагедии в польской Едвабне, где вовсе не фашистами, а самими поляками были сожжены в овине полторы тысячи евреев. Эскиз подготовила режиссер МДТ Наталья Колотова с почти исключительно молодыми актерами, но эта история расчеловечивания прекрасных на первый взгляд людей, одноклассников задела настолько, что каждый из выступавших в финальный день фестиваля неизменно к ней возвращался. Оказалось, зрители разных национальностей пережили одно и то же чувство: я мог бы оказаться на месте каждого из героев. Спонтанное, спровоцированное выдающимся актом искусства чувство одновременной сопричастности и палачам, и жертвам (хотя, напомню, среди героев присутствовали исключительно поляки и евреи) буквально толкнуло друг к другу, пробудило желание общаться, договариваться, расспрашивать зарубежных гостей об их национальных проблемах.

В кулуарах за чашкой чая говорили о позорных (на взгляд любого цивилизованного человека) победах французского «Национального фронта», о громком процессе в Германии, где три «новых арийца» планомерно убивали граждан ФРГ с другим цветом кожи – турков, афганцев, etc. И в этом же ряду – а в каком еще? – о российском законотворчестве, объявляющем вне закона представителей сексуальных меньшинств. Вопрос, что делать, звучал во время этих обсуждений не раз, и ответ представлялся только один: делать ставку на семейное воспитание, на государственную политику здесь рассчитывать не приходится. И не только потому, что, как выразился позже Лев Додин, объясняя причины возникновения этого фестиваля, людям свойственно «фантастическое нежелание знать, что с ними было», но и потому, что, даже в такой стране, как Германия, где государство тратит огромные бюджетные деньги, чтобы в той или иной форме напоминать гражданам о Холокосте, разъясняя его суть, - масштабные уроки не работают, требуются только частные, семейные, только личный пример.

Толерантность как душевная гигиена

Российский писатель и одновременно врач-кардиолог Максим Осипов, полностью поддержав метафору Додина о раковых клетках национализма, предложил еще одно «медицинское» сравнение для понятия «толерантность»: «Для меня толерантность – не идеология, а душевная гигиена. Если висит объявление «Сдается квартира лицам славянской национальности», я убежден, что надо сорвать такое объявление».

Собственно, в процессе фестиваля стало очевидно: такие многогранные акции, как фестиваль «Мы и Они = Мы», необходимы, поскольку просто показывать со сцены спектакли о нетерпимости, недостаточно. Нужно еще и называть вещи своими именами. Определить проблему, очертить ее круг – значит, сделать первый шаг на пути к ее разрешению. Тем более, если делает это человек такого уровня значимости (мировой, подчеркну, значимости), как Лев Додин. Потому что слушают, как известно, далеко не всех людей, а по преимуществу публичных. И в этом смысле, конечно, сильно впечатлила смелость целого ряда сентенций озвученных Додиным во время финального обсуждения.

Лев Додин, художественный руководитель Малого драматического театра - Театра Европы, автор идеи фестиваля "Мы и Они = Мы"

Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев

Додин говорил о чувстве трагической повторяемости истории, о том, что именно интеллектуалы (слово интеллигенция довольно сложно употреблять в нынешней ситуации) в 90-е годы первыми заговорили о том, что пора прекратить вспоминать о сталинском периоде, а, когда перестали, выяснилось, что никто так и не прочитал «Архипелаг Гулаг».

«Все больше людей настаивают на возвращении пятого пункта, в правительстве в том числе, - сказал со сцены Лев Додин. - Наши газеты с радостью сообщают о победах Марин Ле Пен, главы французской партии «Национальный фронт», которую прежде было неприлично упоминать в разговоре. Сурур (приглашенная на фестиваль французский театральный критик иранского происхождения Сурур Космай – прим.ред.) мне как-то сказала в разговоре: «Происходит банализация нацизма, фашизма». В самом деле, нацизм становится будничным для сознания большинства людей. И это особенно страшно. Он даже обрел более цивилизованное определение – и теперь называется фундаментализмом. Но суть его от этого не меняется, в его основе лежит нетерпимость к другому, не похожему. И в этом смысле мусульманский фундаментализм равен католическому, православному, коммунистическому. Бирюлево, наше законотворчество, появление в языке целого ряда слов, которые в интеллигентном обществе были бы подвергнуты изгнанию, а у нас становятся нормой, - все это свидетельствует о том, что вокруг нас творится вакханалия ненависти. И ее исход может быть только один. Если завтра под боком не окажется еврея, цыгана или узбека, им станет любой другой, потому что без другого виноватого людям уже не обойтись».

Другие – это ад?

Как выяснилось, у многих собравшихся в зале и на сцене в завершающий день фестиваля существует и еще одна проблема, многократно обозначенная философами. Невозможность ощутить себя неким «мы», объединиться с кем бы то ни было – причем даже не по каким-то идеологическим соображениям, а по чисто экзистенциальным. Московский критик Марина Давыдова, главный редактор журнала театр, сказала, что на личном уровне она, всякий раз переживая любое неприятие, задает себе вопрос: не выстраивает ли она граница толерантности, - и призвала всех сидящих в зале, следовать этой практике, но при этом Марина Давыдова заявила, что скорее переживает антиномию «я» и «они» и определяет себя как «европейского русскоязычного интеллектуала». Выступление было встречено аплодисментами. И как тут не вспомнить Николая Бердяева, написавшего в программном труде «Самопознание» еще век назад: «Я никогда не испытывал радости слияния: ни социального, ни сексуального, ни политического, ни эстетического». Тоска по соборности, и совершенная невозможность пережить это чувство с эпохи рубежа XIX – XX веков преследует каждого мыслящего человека. И эта совершенно философская на первый взгляд проблема, тоже имеет отношение к вопросам толерантности.

Сцена из эскиза "Наш класс"

Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев

Эдуард Бояков, один из основателей «Золотой маски», ректор Воронежской академии культуры, создатель пермского фестиваля «Текстура», процитировал другую формулу, озвученную французским экзистенциалистом Жаном-Полем Сартром в пьесе «За закрытыми дверями»: «Ад – это другие». Оговорив, что сегодня вольтеровское: «Нация собирается в партере» - не работает. Что, скорее, некое национальное единственно можно наблюдать на футболе, но это эмоциональное, а не интеллектуальное единство. Его выступление закончилось призывом каждому подумать о том, чтобы изменить для себя сартровскую формулу на: «Другие – это рай».

Использовать малейший шанс договориться

В этом смысле весьма жутким предостережением прозвучала речь бельгийского автора Франсуа Эммануэля, оказавшегося практикующим психиатром. Он рассказал, что идея написать пьесу об убийственной корпоративной этике, возникла не на пустом месте, что бельгийское общество в настоящий момент предельно разобщено, ибо единственной ценностью признан цифровой, денежный эквивалент любого явления и вещи. В том числе – человека. Одна из рецензий (что характерно - немецких) на его «Человеческий фактор» называлась «Новые варвары» (так определялись апологеты корпоративной этики). Его пример из психиатрической практики оказался весьма емким и точным. Это была история об очень больной женщине, почти утратившей связь с миром, которая не хотела ехать в больницу только по одной причине – она не могла оставить дома канарейку. С этой канарейки и началось лечение, которое принесло плоды. «В психиатрии, - пояснил мсье Эммануэль, - есть даже особый термин «приятие». Мы должны использовать любой малейший шанс, чтобы вступить в диалог».

Аплодисментами и даже слезами был встречен рассказ со сцены немецкого критика и общественного деятеля Бригитты ван Канн о том, как русская женщина бросила голодающим пленным немцам, среди которых был и ее отец, солдат Вермахта, ведро жареной картошки. «Для меня она – героиня!» - заявила Бригитта.

Спор о преодолении «я» и его трансформации в «мы» подытожил Лев Додин. Рассказав о ситуации, когда переживал мучительный стыд, впервые отправляясь на гастроли в Чехию, Венгрию, Польшу. Автор этих строк вспомнил, как 10 лет назад по приглашению польского министерства культуры проехала за 10 дней 8 городов, в каждом наталкиваясь на монументы, свидетельствующие о бесчинствах советских солдат времен Второй мировой. Мимо огромного католического креста у Краковского замка с надписью «Катынь» хотелось пробежать очень быстро, потому что казалось, все окружающие, скорбно крестящиеся слева направо, опознают во мне русскую и смотрят с ненавистью. Ничего такого, разумеется, не было. Но преодолеть это чувство я не могла. Вот в этот момент и возникало это пресловутое «мы» - в момент, когда нельзя было откреститься от исторических деяний моих соотечественников, хотя не только меня, но и моих родителей в то время еще не было на свете.

Финальное обсуждение фестиваля "Мы и Они = Мы" (слева направо): Максим Осипов, Сурур Космай, Лев Додин, Александр Асмолов

Фото: Пресс-служба МДТ-Театра Европы/Виктор Васильев

«Если бы вы знали, - поделился Додин, - как трудно сейчас заставить приехать людей на фестиваль в связи с последними принятыми в нашей стране законами. И невозможно в этой ситуации сказать «Я не при чем». Ситуация заставляет быть «мы» - ты все равно ответственен. Это чувство, которого не хватает сознанию российского интеллектуального класса».

К тому же чувству ответственности призвал Александр Асмолов, психолог, социолог, один из авторов программы «Толерантность», академик Российской академии образования, процитировав Галича: «Наш поезд уходит в Освенцим, сегодня и ежедневно».

В завершение разговора Лев Додин, взявший на себя личную ответственность и за уникальный в своем роде на редкость острый и значительный «фестиваль толерантности», и за формулу выживания «Мы и Они = Мы» - в реальности, не имеющей границ только в жестокости, сказал: «Мы хотели напомнить не столько о толерантности, сколько о любви. О том, что Господь велел не терпеть, а любить ближнего. И я думаю сейчас наступило время заменить декартовское cogito ergo sum («Мыслю значит существую») на misereo ergo sum «Сострадаю значит существую». Иначе не выжить». Учитывая особенности современного сознания, понятно, что решение о сострадании как необходимой нравственной основе всех вещей каждый должен принять сам, индивидуально, под личную ответственность. И это, пожалуй, самый важный из уроков фестиваля.

Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»