
Танец по-дизайнерски

На Новой сцене Мариинского театра прошел спектакль с участием балета неаполитанского театра Сан-Карло. Это были гастроли «по обмену». Мы им свою гордость – «Лебединое озеро», – а они нам свою: суперсовременную постановку «Кармины Бураны» Карла Орфа, которую руководитель труппы Алессандра Пандзаволта назвала «вишенкой на торте» балетного репертуара театра. В этой «вишенке» чего только не намешано: музыка немца ХХ века на латинские стихи вагантов, хореография китайца Шен Вея, 20 лет назад вписавшегося в американскую культуру, неаполитанские танцовщики, петербургские певцы, испанский дирижер, а также растворенные среди итальянцев артисты собственной труппы хореографа «Shen Wei Dance Arts», которая специализируется на создании «междисциплинарных и кросс-культуральных действ», как сами они про себя пишут. Такой вот глобализм. Или эклектика?
Темпераментная и драматичная интерпретация дирижера Хорди Бернасера (кстати, к Орфу тут прибавлены оркестрованные им же четыре канцоны неизвестного автора), хор и солисты заслуживают отдельного отклика, но я, как балетный обозреватель, все же сосредоточусь на танцевальной части и на фигуре автора постановки.
Шен Вей – заметное имя в поле современного танца, и не только потому, что 5 лет назад он прославился постановкой открытия Олимпийских игр в Пекине. Его спектакли приглашаются на серьезные площадки Америки и Европы, и серьезные специалисты высоко его оценивают. Он родился в Китае и прошел школу «Пекинской оперы», традиционного синтетического искусства, в котором артисты-виртуозы владеют вокалом, почти цирковым движением, танцем, боевыми техниками боя и искусством грима, и сложные «кодировки» которого с трудом распознаются представителями других культур. Там же он начал карьеру, но затем отправился на Запад, где показал себя на American Dance Festival. Далее Шен Вей остался в США, набрал свою труппу и создал свой стиль, в который вошло и то, что он изучил на родине, и то, что воспринял в Америке, и то, что он придумал сам.
Фото: N.Razina, пресс-служба Мариинского театра
Причем при переводе синкретических качеств «Пекинской оперы» в западный контекст и переложении на термины нашей культуры, он оказался универсальным артистом: танцовщиком, хореографом и дизайнером. А еще известно, что он каллиграф – не в смысле красивого почерка, естественно: китайской каллиграфией называется искусство написания иероглифов, иными словами – рисование смыслов кисточкой, тончайший художественный процесс, не имеющий ничего общего с нашей утилитарной грамотностью. Что и говорить – интересно.
Но сочинение Шен Вея показалось мне, увы, томительно скучным. В чем дело? Ведь не зря же, наверно, ему давали премии. Может, это итальянцы не справились с чужим материалом? Видели же мы в позапрошлом году, как ребята из Чикаго превратили веселый балет Наарина в нечто мучительно странное. Но тут, повторю, были и артисты труппы Шен Вея, и они общего впечатления не меняли.
Музыка и визуальный ряд существуют в спектакле абсолютно порознь. Что же побудило Шен Вея взять именно «Кармину Бурану», корни которой – в аутентичном (фольклорном и средневековом) музыкальном материале, а главный секрет – в магии ритма (а еще, например, есть яркий культурный шлейф, так как написана она в 1936 году, в Мюнхене, и отлично легла на самосознание немцев тех лет). Понятно, что интерпретация может быть любой, но если пройти мимо вообще всех свойств этой музыки, включая ее легендарные ритмы и ядерную энергетику, тогда вообще – зачем? Ради нескольких иллюстративных деталей и обыгрывания «магических знаков», упомянутых в стилизованном подзаголовке Орфа и так красиво спроецированных Шен Веем на прозрачный занавес?
Отчасти отделенность спектакля от музыки даже подчеркнута: танец разворачивается в основном на специальном помосте, а хор утоплен вниз, его нижний ряд уходит под сцену по грудь – сперва это впечатляет, но потом понимаешь, что тут скорее дизайнерский, а не театральный ход. Вообще этот спектакль – творение дизайнера: костюмы, оформление сцены, занавес, свет – все Шен Вей делает сам и вполне изобретательно. Тут и костюм-оригами, и трико, полосатое от макушки до пят, где к голове, рукам и ногам приделаны гибкие гофрированные трубы из прозрачной ткани, которые волочатся за персонажем, чья сценическая жизнь протекает в основном на полу. Но дело в том, что и сам танец тут не более, чем элемент дизайна.
Фото: N.Razina, пресс-служба Мариинского театра
Если говорить о движении, то главное его качество – сосредоточенный лаконизм, только не тот, что у Орфа. Здесь общее впечатление – некая недостаточность (скудость, вялость). На фоне полноты принципиально простых, но мощно заряженных, катастрофических ритмов Орфа, Шен Вей пускает танцовщиков сосредоточенно бродить по сцене, слегка озираясь. Или гуттаперчиво и медленно извиваться, выкручивая каждый сустав (в манере вынимать ногу можно углядеть трансформированные «па» из арсенала «Пекинской оперы», пущенные в бесконечное, как лента Мебиуса движение). Известно, как оглушительно может действовать минимализм в танце. Здесь – не подействовал.
Шен Вея называют еще Поллоком хореографии. Не скажу, чтобы фигуры у него на сцене жили так же интенсивно, как цветовые брызги и линии бурных беспредметных полотен этого художника, но то, как у Поллока живопись «вытекала» из движений его собственного тела (а он, как известно, почти танцевал вокруг лежащего на полу холста, безостановочно разбрызгивая на него краску), вполне соотносится с тем, как танцовщики Шен Вея расчерчивают своим танцем пол. Буквально расчерчивают: их вымазанные краской руки в процессе стелющегося по полу танца оставляют на покрытии сцены «поллокообразные» следы. Танец у него вообще то и дело идет полулежа, а компактные группы расставлены по сцене в каком-то и правда что неуловимо странном для европейского взгляда порядке.
Считается, что Шен Вей привнес свои восточные умения в танцевальный театр, воспринятый им в Америке. И что в его спектаклях воплощена восточная философия. Но вхождение из одного типа мышления в другой, переход из одной художественной систему в другую, – дело тонкое. Мы всегда лучше поймем того, кто говорит на чуждом нам языке с нашим акцентом, нежели подлинного носителя, зато подлинному носителю такой адаптирующий говор будет странен. Где тут эффект от внедрения чужого языка в наш, где собственный оригинальный язык Шен Вея, а где понимание или непонимание этого языка артистами, после «Кармины Бураны» мне осталось неясно.
Инна Скляревская, «Фонтанка.ру»

Монтаж аттракционов над непроглядной тьмой. Каким получился роман Яхиной об Эйзенштейне
Новости
15 марта 2025 - Великая симфония Дмитрия Шостаковича прозвучит в Петербургской филармонии
- 19 марта 2025 - Марк Эйдельштейн подписал контракт с агентством, среди клиентов которого — Анжелина Джоли и другие звезды Голливуда
- 17 марта 2025 - «Музей не место отдыха для отставников». Союз музеев России выпустил манифест
- 14 марта 2025 - По «Земле Санникова» снимут новый фильм, сериал, сиквел и приквел
- 14 марта 2025 - Под Петербургом снимают сериал с Лизой Боярской «Тоннель» про финскую мафию
- 13 марта 2025 - Умерла композитор София Губайдулина
Статьи
-
18 марта 2025, 18:02Как отвлечь ребенка от гаджетов и провести с ним свободное время вне дома, интересно и с пользой? С ответом на помощь приходят культурные площадки, которые в каникулы готовы подхватить и малышей, и подростков, погрузив их в свои миры. «Фонтанка» собрала для вас лучшие фестивали и события, на которых каждый найдет что-нибудь по душе.
-
17 марта 2025, 11:2916 марта стало известно: фантастическую комедию «Микки 17» решено выпустить в цифре 25 марта — меньше чем через три недели после мировой премьеры. Конечно, причиной тому, скорее всего, неудовлетворительные цифры сборов. Фильм, стоивший 118 миллионов долларов, за пару выходных собрал лишь 58 миллионов. Обозреватель «Фонтанки» посмотрел кино и разобрался: это непонятый зрителями шедевр от режиссера, снявшего «Паразитов» и «Сквозь снег», — или действительно неудача?