Потребность рассказать: памяти Даниила Гранина

05 июля 2017, 10:06

Версия для печати

Tweet

Что сделал Даниил Гранин для Петербурга, как он любил жизнь, и с помощью какой волшебной палочки превращал факты и документы в литературу. Об этом предлагает вспомнить «Фонтанка» после того, как не стало соавтора «Блокадной книги», автора «Искателей», «Иду на грозу», «Зубра», «Этой странной жизни» и других романов.

«У этой правды есть адреса, номера телефонов, фамилии, имена. Она живет в ленинградских квартирах, часто с множеством дверных звонков – надо только нажать нужную кнопку, возле которой значится фамилия, записанная в вашем блокноте. Ожидавшая или не ждавшая вашего посещения, вашего неожиданного интереса, она взглянет на вас женскими или не женскими, но обязательно немолодыми и обязательно взволнованно-оценивающими глазами («Кто?.. Почему?.. Зачем им это?»). Проведет мимо соседей к себе и скажет тоже почти обязательное: «Сколько лет прошло... Забывается все...»

«Блокадная книга». С неё многие люди моего поколения начали знакомство с Ленинградом 1941-1944. Это чтение, которое навсегда трансформирует систему координат, если вы живёте в Петербурге или просто бываете здесь.

«Блокадная книга» – это когда возвращаешься солнечным весенним днём домой, на станцию метро «Волковская», – а попадаешь туда, куда двадцативосьмилетняя Лидия Охапкина зимой 1941-1942 года в сорокоградусный мороз пришла с Васильевского острова. Чтобы добыть дров и спасти своих детей.

«Блокадная книга» – это когда, проходя мимо сфинксов на Васильевском острове, переносишься в осень 1941 года. И видишь, как по Университетской набережной на инвалидной коляске-«самокате» пробирается директор архива Академии наук Георгий Князев. Несмотря на полупарализованные ноги, он проведёт в осаждённом городе почти год, пока не эвакуируется. Кутаясь в пальто от холода, будет писать историю Академии и свои дневники.

Книгу о блокаде Даниил Гранин создал в соавторстве с белорусским прозаиком и литературоведом Алесем Адамовичем. В середине 1970-х они взяли магнитофон и пошли по городским квартирам в поисках переживших войну ленинградцев. Даниил Александрович этой, поданной Адамовичем идее, сначала противился – что нового можно узнать о судьбе Ленинграда, когда уже снят фильм «Балтийское небо», а всесильный редактор «Литературной газеты» Чаковский выпустил роман-эпопею «Блокада»? Но, выслушав первые истории, Гранин своё мнение изменил: «Приходили мы – а блокадники, большей частью, не хотели ничего рассказывать... Ни за что!.. Потом соглашались... Иногда мы уходили, а они потом звонили нам и приглашали... У людей скопилась потребность рассказать», – позже вспомнит он.

«Блокадная книга» интересна и важна не только цензурными мытарствами, через которые прошла, чтобы встретиться с читателем (несколько журналов и издательств отказались публиковать её, сочтя «идеологически вредной»; впервые в Ленинграде её напечатали в 1984 году, и то не полностью). Книга эта интересна своей синтетической природой. Попробуйте-ка превратить в цельный, художественный, при этом наполненный публицистическими и философскими откровениями текст двести разрозненных рассказов-документов; написать нон-фикшн, который читается, как фикшн? У Адамовича и Гранина получилось.

Именно в этом главная заслуга Гранина-писателя – в умении найти идеальную точку соприкосновения между фактами, художественными способами их огранки и выражением собственного мнения. По такому принципу сделана ещё одна главная гранинская книга – «Мой лейтенант». Роман вышел в 2011 году, когда Гранину было уже за 90, завоевав самую дорогую в финансовом эквиваленте литературную награду страны – «Большую книгу». История выпускника Ленинградского Политеха, в начале войны бросившего работу на Кировском заводе и ушедшего в ДНО (дивизия народного ополчения), излагается то от первого, то от третьего лица. Гранин удивительным образом отпускает свой талант на волю, срывается с любых жанровых поводков. Что это – эссе, публицистические заметки, исповедь?

О первой бомбежке: «Я молился. Я не знал ни одной молитвы. Я никогда не верил в Бога, знал всем своим новеньким высшим образованием, всей астрономией, дивными законами физики, что Бога нет, и тем не менее, я молился».

О военном руководстве: «О чём они думали, все военные академии, штабы, может, они не знали, что зимой выпадает снег? Что шинель – это не шуба, в мороз солдату нужна телогрейка».

О смерти: «У самого штаба нам попались сани с мертвецами, уложенными в два ряда и прикрытыми брезентом. Внизу лежал труп молодой женщины. Волосы ее распустились, голова моталась, запрокинутая к небу. А над ней торчали чьи-то ноги, и сапоги стучали по лицу».

О себе и о лирическом герое: «Какое отношение я имел к тому парню, который учил этот проклятый немецкий, ходил на лыжах, носил полосатую футболку, ездил трамваем в институт? Никакого отношения я к нему не имел. Мы были совсем чужие люди... Мой лейтенант чтил Сталина, я – нет; он восхищался Жуковым, мне была не по душе жестокость Жукова и то, как он тратил без счета солдат».

Несовпадение между собственным жизненным и литературным образом дорого обошлось писателю. В 2014 году обозреватель журнала «Город 812» Михаил Золотоносов опубликовал расследование «Политрук оказался вдруг», где утверждал: прозаик подтасовал свою военную биографию. Гранин представлялся рядовым вместо старшего политрука, которым являлся на самом деле. Включил в список заслуг неподтверждённые сведения об орденах Красного Знамени и Отечественной войны I степени. Расследование спровоцировало полемику. Даниил Гранин заявил, что быть политруком – не зазорно, хотя служил он всё-таки рядовым; Золотоносов парировал, что не считает Гранина литературным авторитетом. Глубже в дискуссию вторгаться не буду (а разрешить её литературоведам только предстоит), но скупо замечу, что за «Блокадную книгу» можно простить многое.

Гранин писал, конечно, не только о войне. Поколению пятидесятых и шестидесятых запомнились его научно-технические романы «Искатели» и «Иду на грозу». Наивные, чересчур схематичные, если смотреть из сегодняшнего дня, они оборачивались настоящим приключенческим чтивом по сравнению с научно-производственным мейнстримом середины XX века. Вот только первая фраза «Искателей»: «Дверь распахнулась резко, уверенно, и на пороге лаборатории появился высокий, широкоплечий молодой человек. Голова его немного не доставала до притолоки. Солнце сквозь подмороженные окна било ему прямо в глаза». Этакий советский Супермен, который, как окажется дальше, будет бороться с научной бюрократией. Или вспомнить сюжет «Иду на грозу» – группа учёных хочет управлять грозой, чтобы, как боги, проливать дождь над полем, страдающим от засухи, или уводить ливень от города, которому грозит затопление. Такое открытие, действительно, совершат, но только в 1990-х – теперь с помощью этой технологии разгоняют облака перед парадами.

Интеллектуалы-чудики, одержимые дерзкими идеями, занимали Гранина и позже, благо, он сам вышел из университета с дипломом инженера, а до старта литературной карьеры успел поработать в НИИ. В 1974 году опубликована «Эта странная жизнь» о математике и генетике Александре Любищеве, выработавшем собственную систему учёта времени (переводя на современные понятия – тайм-менеджмента). Книгу недавно перепечатало популярное бизнес-издательство «Манн, Иванов и Фербер». «В далекие студенческие годы мне попала в руки книга Даниила Гранина, которую я прочел – сначала запоем, а потом уже перечитывал, перечитывал и перечитывал, смакуя, как дорогой коньяк... И думал: «Вот человечище!..» Сколько людей «заряженных» Граниным, работает в России, я не знаю, но я точно знаю, что многие могли бы признаться в том, что мы в значительной степени обязаны ему и его герою своими достижениями и успехами», – писал во вступительной статье Манн.

Если по какой-то причине проза Гранина прошла мимо, вы точно знакомы с его публицистикой – хотя бы со знаменитым перестроечным эссе «О милосердии», где автор пытается докопаться, откуда в советских людях желание «отойти, уклониться, не ввязываться», почему они не помогли писателю, когда тот упал, разбив нос, на улице Ленинграда. Гранин видит причину в сталинских репрессиях, когда реагировать на чужую боль было опасно: «Ложь, показуха, корысть действовали безнаказанно. Происходило это на глазах народа и губительнейшим образом действовало на духовное здоровье людей».

Даниил Гранин был публицистом ещё и в том смысле, что работал на пользу публики. Поступками. Он создал общество «Милосердие», возглавлял общество друзей Российской национальной библиотеки. В 2014 году выступил с речью о войне перед немецким Бундестагом – парламентарии аплодировали стоя. В 2016-м признался, что согласен с установкой доски Маннергейма, но не одобряет появление моста Кадырова в Петербурге. В 2017-м – вступился за светский статус Исаакия и потребовал спасти объединяемую с московской Ленинкой петербургскую Публичную библиотеку.

Гранина привычно считать и называть «совестью Петербурга» и «непререкаемым моральным авторитетом». Употребляя эти забронзовевшие формулы, не стоит забывать, что писатель был ещё и человеком, и человеком с чувством юмора. Летом 2010 года я писала статью о петербуржцах, которые из-за аномальной жары отдыхали на блокадных кладбищах – больше податься было некуда. Прозаик комментарий давать отказался. А позже неофициально передал в редакцию: «Если бы я лежал в этой могиле, то может, и сам был не против, чтобы на поверхности загорала какая-нибудь симпатичная девушка».

На одном из своих последних выступлений – на «Диалогах» «Открытой библиотеки» – Гранин говорил, как важно любить: «Но я действительно считаю, что человек живёт не только для того, чтобы осуществить себя. Но для того, чтобы любить. Любить этот мир. Любить это чудо нашей жизни».

Последний роман Гранина «Она и всё остальное» тоже был про любовь. Он вышел в 2017 году.

Елена Кузнецова, «Фонтанка.ру»