Яркая жизнь, мистическая смерть: «Кандинский и Россия» в Русском музее

22 сентября 2016, 05:03

Версия для печати

Tweet

Сегодня, 22 сентября в Корпусе Бенуа открывается выставка «Василий Кандинский и Россия». Организаторы собрали в залах не только работы юбиляра (в декабре будет отмечаться 150-летие со дня рождения художника), но и произведения авторов его круга, его друзей и современников – Алексея Явленского, Марианны Веревкиной, Давида Бурлюка, Аристарха Лентулова, Габриэле Мюнтер, Дмитрия Стеллецкого, Ивана Билибина, Елены Поленовой, Сергея Малютина и других. Также в экспозиции в полном соответствии с темой вставки сделан акцент на артефактах, подтолкнувших художника к «византийщине», которую отмечали и современники Кандинского, и поздние исследователи его творчества. Это иконы, предметы крестьянского быта, литографии, которые покупались для украшения горниц, etc. Выставка будет работать до 21 ноября. «Фонтанка» собрала несколько интересных фактов, которые помогут лучше понять внутренний мир гениального художника.

Официальная биография художника сообщает, что у Кандинского были русские и немецкие корни (отец – купец Василий Кандинский родом из Сибири, мать – наполовину балтийская немка Людмила Тихеева). Тем не менее, есть сведения, что прабабушка Кандинского происходила из тунгусского княжеского рода, а предки художника по отцу оказались в Сибири в качестве каторжан.

Кандинский не собирался становиться художником. В 1885 году он начинает изучать право в Московском университете, но делает трехлетний перерыв в учебе и в 1889 году отправляется в этнографическую экспедицию по Вологодской губернии, что предопределило его творческий интерес к русским мотивам. Решение порвать с юриспруденцией и посвятить себя живописи будущий художник принимает в 1895 году, после знакомства с картиной Клода Моне «Стог сена», которую увидел на выставке в Москве.

Кандинский был любвеобилен. Именно его жены сохранили наследие художника в условиях гонений на абстрактное искусство в Третьем Рейхе и оккупированной Франции. Первой супругой художника стала его двоюродная сестра Анна Чемякина, которую сменила немка Габриэль Мюнтер (впоследствии она замурует оставшиеся у нее работы Кандинского в одной из комнат своей квартиры, пряча картины от гитлеровцев). Третьей спутницей жизни художника оказалась Нина Андреевская: зимой 1917 года, находясь в России, Василий Кандинский влюбился в ее голос, услышанный по телефону. В тот же день художник написал акварель, которую так и назвал – «Незнакомому голосу». Нина Кандинская была младше мужа на 33 года, она мудро предвидела, что после смерти работы художника резко возрастут в цене и сумела с толком распорядиться полотнами Кандинского. Последние годы она провела в собственном доме в Швейцарии, где и была загадочно убита в сентябре 1983 года.

Репутация основоположника абстракциониста сыграла с Кандинским мрачную шутку. Во время гражданской войны в Испании республиканские власти создали по мотивам работ художника специальные пыточные камеры: узники помещались в них на кроватях, повернутых поверхностями под углом 20 градусов, пол в них был неровным, а стены сплошняком украшали репродукции Кандинского.

Гитлеровские власти закрыли школу «Баухауз», с которой был тесно связан художник, но сумели нажиться на его картинах. Национал-социалисты включили 57 работ Кандинского в передвижную экспозицию «Дегенеративное искусство» и после продали их американским коллекционерам.

Смерть Василия Кандинского в декабре 1944 года под Парижем сопровождалась мистическими событиями. В это же время в концлагере Дахау подвергался пыткам американский разведчик, этнический индеец из племени навахо Дэвид Паладин. После освобождения Дахау в одном из бараков было обнаружено его тело, Паладина сочли мертвым и отправили в товарном вагоне к месту погребения. По пути Паладин подал признаки жизни, но из комы он вышел только в 1946 году. Первые его слова после возвращения были произнесены по-русски: «Я – художник Василий Кандинский». Дэвид прожил до 1984 года, занимался живописью и музыкой, играя на тех же инструментах, что и Кандинский – фортепиано и виолончели. На английском Дэвид Паладин говорил после с акцентом, а по-русски свободно и с интонациями, присущими Василию Кандинскому.

Евгений Хакназаров, «Фонтанка.ру»