Когда театр интересует даже полицию

02 августа 2016, 19:18

Версия для печати

Tweet

В разгаре фестиваль театра в нетрадиционных пространствах «Точка доступа», который изрядно скрашивает летний – мертвый по части сценических зрелищ – сезон. Выход за пределы четырех театральных стен словно бы снимает шоры с актеров, режиссеров, драматургов, полувековые слова и сюжеты неожиданно обретают свежесть газетных передовиц, а страж порядка, без приглашения ворвавшийся в действие, автоматически становится комическим персонажем. Всё это стоит увидеть.

Это не говоря о том, что сам просмотр спектакля на вокзале или в подвале кирхи зрителем воспринимается уже не как культпоход, а как приключение. Поскольку, как именно нужно ставить спектакли в старинном многоярусном театре откуда-то «знают все», а вот театр вне театра — это езда в незнаемое: правила игры (иногда экстремальные) приходится постигать на месте и включаться, иначе ты напрасно потратил деньги на билет. По большей части, подобные опыты походят на квест — даже если ты сидишь на стуле, а актеры перед тобой вроде как играют роли. Потому что старые сюжеты тут, в лучшем случае, оборачиваются точкой отсчета. Ну вот «Сталкеры», например, которые идут в подвале Петрикирхи на Невском, начинаются там, где заканчивается фильм Тарковского — на пороге комнаты исполнения желаний, а ключом к спектаклю служит десятиминутная звуковая дорожка из канонического «Сталкера» (кто не видел — сам виноват). А дальше три представителя питерского театра — актеры-режиссеры Борис Павлович, Александр Машанов и Евгений Анисимов — ходят по воде (точнее, по квадратному пространству, наполненному водой), мокнут под дождем, который в этом подземелье воспринимается примерно как снег в храме в «Андрее Рублеве», и произносят тексты, которые могут произносить только люди нашего времени.

- Сейчас какой год? – спрашивает один из героев. – Совершенно определенный, со всей его совершенно понятной повесткой… Плохое слово. Подскажите лучше.
– Мерзостью.

Сцена из спектакля "Сталкеры" в подвале Петрикирхе

Фото: Ксения Потеева

Ну а после того, как собравшиеся в «подполье» договорились про то, что ситуацию в окружающей нас всех реальности иначе, как мерзостью, не назовешь, они уже не просто зрители и актеры, они уже в некотором роде заговорщики. И дальше можно говорить о снах, о книгах, о жизни, смерти, любви. Можно даже на всем этом немного поспекулировать в допустимых пределах. Лично я как критик и как зритель готова это простить вкупе с не ювелирно вычерченными образами, и местами затянутыми диалогами. Потому что ценность подобных спектаклей — не в филигранности форм, а в редчайшем для нашего времени театральном формате: сговоре (заговоре) единомышленников.

Спектакли фестиваля «Точка доступа», который проходит в Петербурге второе лето, не рассказывают историй, тем более, сентиментальных, завлекательных для абсолютного большинства. Они ищут формы для налаживания единичных контактов. И формы эти, как выясняется, меняются в зависимости от состояния общества. Год назад доминировали «аттракционы» – променады по спальному району, супермаркету, в процессе которых нужно было наладить диалог с пространством или с конкретным человеком. Теперь же «Сталкеры» в подвале церкви, «Разговоры беженцев» на Финляндском вокзале и даже «Неприкасаемые» с участием реальных бомжей — собрания заговорщиков в хорошем смысле, людей, которые пытаются договариваться, формулировать сообща. В смутные времена точные формулировки — довольно серьезное орудие. Так что петербургский театр в это лето ищет зрителей, которые, в частности, могут оценить замечательно-ироничный диалог Писателя и Профессора, буквально вчера сочиненный драматургом Максимом Курочкиным – про «две книги двух братьев». Книги эти – «Трудно быть богом» и «Обитаемый остров». «Вот есть две замечательные антитоталитарные боевые книги. Книги-бомбы. Книги мины. Что с ними делать? На месте лидера серых что бы вы сделали?», – спрашивает язвительный, как и положено (по братьям Стругацким) Профессор — Борис Павлович. И понимающие улыбки на лицах людей, сидящих по периметру игровой площадки, говорят о том, что контакт произошел. 

Борис Павлович в образе Профессора в спектакле "Сталкеры"

Фото: Ксения Потеева

«Ну, понятно: мины — разминировать», – отвечает Профессору Писатель — Александр Машанов. «Правильно, – реагирует Профессор. – Потому, что нельзя книги запрещать и людей за репосты сажать в мире, где звучит высокий пафос этих боевых книг». Вы давно слышали в театре слово «репосты»? Вот то-то и оно. Забавно, что именно на этих идеях два героя-антогониста сходятся, как и на том парадоксальном факте, что «разминировали» эти антитоталитарные книги два режиссера, которых даже и рядом-то поставить смешно: Алексей Герман и Федор Бондарчук. Разминировали по-разному, конечно: один — создав колоссальный по художественным свойствам текст, другой — старательно соорудивший попсу, но в одном они совпадают: остросоциального, пугающего, прочищающего мозги кино не получилось. «И те, кто деньги давали, знали, что не получится», – подмигивает собравшимся драматург.

Не сказать, чтобы в спектаклях «Точки доступа» не было актерских прорывов. Например, исполнитель роли Сталкера Евгений Анисимов раскрылся как отличный драматический актер, многогранный, тонкий, содержательный. А актер из корифеев — народный артист России Петр Семак — продемонстрировал прямо экстракласс, вписавшись в совершенно новую для него структуру документального спектакля "Неприкасаемые" и прочитав монолог писателя без определенного места жительства Мира Зафара так, что он зазвучал как притча о человеческой доброте и жестокости в стиле легенд о Хадже Насреддине.

Петр Семак в спектакле "Неприкасаемые"

Фото: предоставлено организаторами

Но сложно спорить и с тем, что интонации и тексты как таковые на этом фестивале доминируют над зримыми образами. Брехтовские «Разговоры беженцев», которые поставил профессор Театрального института Константин Учитель, зрители вообще до поры до времени только слышат: явившись на Финляндский вокзал, они получают наушники, в которых (о чем отдельно сообщается) звучит текст пьесы написанной в 1942 году Бертольдом Брехтом. Действие пьесы происходит на вокзале в Хельсинки, где два иммигранта из фашистской Германии детально обсуждают корни и реальность на своей родине. Но сам факт, что ты находишься на вокзале, побуждает к сравнению, и довольно быстро выясняется: что тот вокзал, что этот — принципиальных отличный мало (вместо «вокзал» можно подставлять «страна», «тоталитарный режим», «вождь» и так далее).

Сцены из спекетакля "Разговоры беженцев" в пространствах Финляндского вокзала

Фото: Константин Крыштопов

Текст стоило бы растащить на цитаты. Одного из героев, например, возмущает, что человек нынче выглядит «приложением к паспорту», а дальше следуют новые вопросы: «Я только удивляюсь, что они именно сейчас занялись такой тщательной инвентаризацией и регистрацией людей, как будто они боятся, что кто-нибудь вдруг потеряется; /.../ будто не все равно, кого они уморят голодом». Пьесу Брехта, кстати, в отличие от текста Максима Курочкина, можно легко прочесть в сети, получив массу удовольствия (или расстройства) от сопоставлений. И это надо бы сделать, потому что пьеса Брехта — она тоже из тех, которые драматург Курочкин охарактеризовал как книги «о том, что с нами уже происходило и что с нами снова произойдет, если мы эти книжки не прочитаем и не поймем. И не сделаем выводы. А самое важное – они именно для того, чтобы этого не произошло».

Но самое бесспорное доказательство, что театр попал в точку (точку доступа или, точку схода, как в рисунках на перспективу) — то, что жизнь вторгается в него без спроса и немедленно становится частью зрелища, усиливая, а не разрушая его. Коллизия двух людей — мужчины и женщины из ночлежки, рассказанная актерами в присутствии реальных участников событий во дворе Федоровского собора (где в рамках фестиваля шел спектакль «Неприкасаемые»), разрешилась самым неожиданным образом: мужчина сообщил всем собравшимся, что 29 августа у них — свадьба.

Будущие молодожены (слева), герои спектакля "Неприкасаемые"

Фото: ПРедоставлено организаторами фестиваля

И попробуй упрекни Михаила Патласова в конъюнктуре, когда сама реальность потеснила его на режиссерском посту. Но смешнее всего получилось с финалом именно тех «Беженцев», которые я посетила в субботу 30 июля. В творческом порыве два артиста — Максим Фомин и Сергей Волков — покинули привокзальное кафе, забыв оставить там бутылки с пивом. Немедленно перед ними вырос человек в форме. Административный кодекс, конечно же, надлежит исполнять, кто же спорит. Но товарищу полицейскому потребовалось в это же мгновение (а не спустя пять минут, когда закончится спектакль) исполнить все формальные действия: прочитать нотацию нарушителям, выписать штраф, etc. Никакие объяснения подоспевшего официального представителя фестиваля не помогли. Строгий блюститель закона не знал, что в спектакле по тексту Брехта есть довольно пространный текст про порядок в тоталитарном государстве, с весьма остроумно прописанными сентенциями о том, что порядок в такой стране — это вовсе не борьба с беспорядком, а настойчивое стремление властей «всё, что портят или разрушают, занести в список, обязательно под номером». А также он, по счастью, не был в курсе, что его отлично слышат зрители, оставшиеся в кафе, за стеклом (поскольку к одежде каждого из актеров прикреплен маленький микрофончик) и не слышал их (зрителей) гомерического смеха — особенно после того, как один из актеров произнес, цитируя, разумеется, Брехта: «Невыносимо жить в стране, где нет чувства юмора, но еще невыносимей – в стране, где без юмора не проживешь».

Гид "Фонтанки" по спектакля фестиваля "Точка доступа" читайте здесь.

Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»