Чудо рядового «лазаря»

13 апреля 2016, 17:54

Версия для печати

Tweet

Написать роман – дело сложное, тем более после громкого успеха предыдущего романа. В 2013-м Евгений Водолазкин за роман «Лавр» получил премии «Большая книга» и «Ясная Поляна». Новый роман Водолазкина «Авиатор», вышедший только что в издательстве АСТ, возвращает читателя в начало XX века и последующие десятилетия. Писатель считает: пока мы не поймем, что произошло в те кровавые годы, мы не поймем ни себя, ни прошлого, ни будущего.

– Писать было очень сложно, – признается автор. – Все ждали второго «Лавра», чего я делать не собирался. Очень странно выглядят люди, штампующие однотипные тексты. Для «Авиатора» я выбрал жанр фантастического романа. Мне нужно было выразить тоску одного времени по другому.

Похож ли новый роман на «Лавра»? Да и нет – как ребенок напоминает родителей и братьев, оставаясь собой. Тема диалога времен и места человека в истории – страны, семьи, бытия – занимает Водолазкина давно. Ее ожидаешь от писателя, как и мотива потерянной возлюбленной. «Лавр» с его искусной мозаикой стилей, монтажными играми со временем задал вектор. «Авиатор» многое перенял, но пошел своим путем, выбрав новый формат и свою интонацию.

Фото: обложка книги

1999 год, Петербург. 32-летний Иннокентий Платонов, родившийся в 1900-м, очнулся после заморозки в жидком азоте. У него провал в памяти, что неудивительно в его положении: Платонов был «лазарем» (именно так на Соловках называли подопытных медэкспериментов). Все ждут от «проснувшегося» исторических воспоминаний: революция, лагерь, большевистский террор. Но обманываются в ожиданиях. Платонову запахи, звуки, цвета и краски из детства важнее, чем «анализ режима». То, что окружающим кажется фоном, Платонов бережно достает из глубин памяти, как ловец жемчуга. Пока может… Провидение руками доктора Гейгера воскресило героя, но эксперимент оказался не слишком успешным: у «лазаря» постепенно отмирают клетки мозга, и победить этот процесс невозможно. Уход героя предопределен, и это создает дополнительное драматическое напряжение: на поиски себя в прошлом и настоящем у Платонова остается не так много времени.

В книге три временных пласта. Первый – счастливое детство Платонова до смерти отца (идиллия). Второй пласт – существование после трагедии, Соловки. «Лагерь – ад не столько из-за телесных мучений, сколько из-за расчеловечивания многих, туда попавших. Чтобы не позволить истребить в себе остатки человеческого, нужно этот ад хоть на время покидать – хотя бы мысленно. Думать о рае», – считает Платонов. И вспоминает родителей, дачу в Сиверской, речку, арбуз – благословенное время, вернуться в которое нельзя. Но Соловецкий морок снова и снова накрывает потерянный рай – лагерь описан лаконично, но эти эпизоды бьют наотмашь.

Что до настоящего, то, конечно же, «воскреснув», Платонов надеется встретить тех, с кем был связан прежде, в той жизни. И встречает. В юности он любил девушку с именем Анастасия, что и значит: «воскресение». «Размороженный» Платонов находит подругу на больничной койке – парализованной старухой. Любовь вечная с брезгливостью не сочетается. Как Арсений в «Лавре» принимал Устину целиком, так и Платонов не отказывается от своей возлюбленной: становится сиделкой для женщины, о которой когда-то мечтал: моет, выносит отходы. Натуралистичный эпизод в больнице – один из самых сильных и трогательных в романе. Перед смертью Анастасия произносит фразу – ключ для понимания главной интриги романа, связывающей ее, Платонова и Зарецкого – соседа по коммуналке, донесшего на отца Анастасии. Доносчик – маленький человек, воровавший колбасу на фабрике, – в судьбе героев сыграл решающую роль.

Как выяснилось, у Зарецкого есть реальный прототип. Один из родственников Евгения Водолазкина, отец Александр Нечаев, был протоиереем в Архангельске. Трижды сидел, умер в лагере с диагнозом «сердечная недостаточность», что, возможно, по мнению автора, означает: расстрелян. «В 1936 году священникам дали электоральные права, – рассказывает Водолазкин. – Кто-то спросил отца Александра, за кого он будет голосовать. Тот ответил: «Я поберегу свой голос до лучших времен». Его сосед, работник колбасной фабрики, настучал на него. Самое удивительное: когда я опубликовал рассказ об отце Александре, мне написал внук этого человека. Ему очень тяжело было всё это читать».

Анастасия умрет, но возродится для Иннокентия в лице внучки, тоже Насти, которая станет его женой. Настя, внешне похожая на бабушку, оказывается девушкой современной и настолько по-женски мудрой, что таких просто не бывает. Тут самое время вспомнить, что роман-то фантастический. Желание Платонова закрепиться в настоящем, оставить в нем свой след реализуется в том числе и буквально: Настя беременеет.

Еще один способ не исчезнуть насовсем – дневники. Мысли, сны, воспоминания Платонов фиксирует по просьбе доктора Гейгера. "Платонов – Гейгер" – еще одна упругая нить сюжета. Доктор – антагонист Платонова, его «двойник». Если Платонов – русский идеалист и философ «не нашего времени», немец Гейгер – реалист и практик, живущий здесь и сейчас. Он тоже ведет свой дневник. Откровенные записи оставляет и Настя. Дневник – жанр скучноватый, подумает читатель. Но зря. Дневники у Водолазкина получились сильными: у каждого свой голос и стиль. Заметки Платонова, вязнущего в деталях, порой занудны, но очень литературны. Гейгер – замечательно рассудителен. Тексты Насти – забавны. Но главное, что надежно спасает от скуки – диалоги: меткие и остроумные. Водолазкин в принципе далек от морализаторства и дидактики, а дневники и вовсе лишают писателя возможности утверждать единственность истины.

– То, что пишет Платонов, предназначено Богу, – размышляет Водолазкин. – Платонов – художник по своему предназначению. Там, где слово доходит до своих пределов, способна помочь живопись или музыка. Работая над книгой, я изменил свое отношение к блогам. Меня нет в соцсетях, но я понял, что публичный дневник может быть нужен.

Авиатор – метафора. По мысли писателя, это не просто «небесный странник», а тот, кто способен подняться над буднями. Не здешнего мира и времени человек Платонов оказывается способен. Он возвращается в мир, чтобы вспомнить, покаяться и простить. Автор не исключает, что его герой помнит с самого начала о том, что с ним происходило, и признает: Платонов удивил!

Искать в Платонове Водолазкина, конечно, соблазнительно, но не стоит. «Размороженный лазарь» – собирательный персонаж, хотя у него есть прототипы. Один из них – Дмитрий Лихачев. Кроме того, в книге множество параллелей с реалиями самого писателя. Так, городские власти купят Платонову шикарную квартиру – именно такую, какая видна из окон дома Водолазкина. Заводит автор героя и к себе домой.

И всё же главная реальность романа – реальность воспоминаний героя. Сколько ни принимай он шаламовскую мысль молчать о лагере, памяти не прикажешь. И рано или поздно перед Платоновым встают извечные вопросы – в частности, кто виноват, что он отделен непреодолимой бездной от любимой женщины, от доктора Гейгера – ото всех «нормальных» людей, не переживших подобное? Ответ находится тоже вполне в духе русской гуманистической традиции: наказания без вины не бывает, надо только ее, эту вину, найти.

А дальше – снова вопросы, которые роднят Платонова с каноническими героями классики. Имеет ли человек право на убийство – пусть и на убийство мерзавца? Кто определяет наказание? Всё ли нужно помнить или что-то необходимо забывать? Многие вопросы так и остаются без ответа, переадресовываются читателю. Финал открыт: герой буквально растворяется в воздухе… Впрочем, Евгений Водолазкин поделился с корреспондентом "Фонтанки" своим ответом: «Справедливость – не самая высокая точка человеческого духа. Милость выше справедливости!»

Мария Башмакова, специально для «Фонтанки.ру»