Дмитрий Волкострелов: «Поле» как новый взгляд на реальность

29 января 2016, 18:45

Версия для печати

Tweet

Лауреат «Золотой маски» и трижды лауреат молодежной петербургской театральной премии «Прорыв», ученик Льва Додина и создатель одной из самых интересных творческих структур – «театра post» – о квантовой механике, исследовании реальности театральными средствами и премьере спектакля «Поле».

3 и 4 февраля на Эрарта сцене пройдет премьера спектакля «Поле» по пьесе драматурга из Минска Павла Пряжко. Сочетание на афише имен режиссера Волкострелова и драматурга Пряжко — достаточное основание, чтобы поместить театральное событие в свой календарь под грифом must see. Поскольку это редкий по нынешним временам случай сотворчества двух весьма оригинальных художников, которые каждый раз предлагают неожиданный угол отражения реальности. В результате привычные пейзажи приходят в движение, а каждый зритель получает возможность вполне реального опыта самопознания. Это новый современный театр, который по уровню подлинности происходящего на сцене (или в том пространстве, которое ее заменяет) посоревнуется с абсолютным большинством существующих традиционных театров.

- Мне кажется, с премьеры не очень правильно начинать, надо для начала сказать два слова про то, что такое «театр post» — вдруг кто-то еще не знает. Хотя для театральной среды это уже и бренд, и тренд, и целая история — произносишь «театр post» – и за этим названием сразу встает значительный объем и возникает поток ассоциаций: эксперимент, исследование реальности средствами театра, нечто необычное, интересное, новое, неожиданное. И все-таки, Дим, я бы просила вас представить явление под называнием «театр post» так, как вы его видите. Изнутри. Что это такое? Как он возник? С какой целью?

- Прежде всего тут надо сказать, что у нас не было задачи делать театр, ничего такого мы не планировали. Мне кажется это не очень работает, когда думаешь: вот, я сделаю театр – и начинаешь делать театр. Не очень это жизнеспособная модель. Мы просто сделали один спектакль, второй, третий — и поняли, что эти три спектакля чем-то объединены, у них есть что-то общее. И что какие-то есть давнишние связи между нами всеми, и новые люди в нашу орбиту включаются. Тут мы и решили, что надо нам как-то назваться. Ну а как назваться? Если мы делаем спектакли, их показываем и на них приходят люди, обычно это называется театром. А дальше мы думали, думали и придумали такое название.

- Так post — это после чего, в вашем случае?

- На самом деле, тут существует возможность разных толкований. Мы как раз всегда стараемся уходить от прямого ответа, что мы имели ввиду. Безусловно есть отсылки — и прямые, и косвенные. Дело в том, что слово post очень много в себя вмещает, достаточно большое количество толкований. И выбирать какое-то одно из них нам кажется ненужным.

- Ну, как минимум, люди, имеющие хоть малейшее отношение к культуре, знают слово постмодернизм, а люди, связанные с театром, знают, что живут в эпоху постдраматического театра.

- А есть еще постпостмодернизм, а есть аббревиатура POST, которая обозначает power on selt test – самотестирование электронной техники после включения.

- И она тоже имеет отношение к вашему театру?

- Безусловно. Поскольку у нас разных электронных штук используется довольно много.

- А все-таки, что именно объединяло ваши первые спектакли? Мне кажется, что на каком-то этапе художник все равно начинает какие-то ключевые, принципиальные вещи формулировать.

- Безусловно. Изначально нам казалось, что мы работаем с современными текстами и с современной драматургией, и что это такой очень важный пункт для нас и для той истории, которой мы занимаемся.

- Многие работают с современными текстами.

- Да, но мы вот занимается современной реальностью и исследуем ее театральными способами, и поэтому у нас должна быть только современная драматургия. Но прошло время — и появилась дилогия по Кейджу («Лекция о ничто» и «Лекция о нечто» Джона Кейджа поставлены в «театре post» в 2013 и 2015 годах — прим.ред.). А это не совсем современный автор — тексты середины двадцатого века. Такое отклонение случилось. И возможно будут еще другие отклонения. Чем дальше, тем больше тропинок расходится в разные стороны, и сказать, что ты идешь по какой-то одной главной дороге — сложно.

- То есть невозможно сформулировать, что именно объединяет все ваши поиски?

- Мне кажется, что объединяет, прежде всего, круг людей, которые в них вовлечены, с которыми мы вместе работаем. Мне кажется «театр post», прежде всего, про людей, которые им занимаются.

- ...и большинство из них — это ваши однокурсники по мастерской Льва Додина.

- Да.

- Вообще, я в последнее время все чаще замечаю, что все самое интересное в современном театре каким-то образом связано с именем этого замечательного мастера. Хотя частенько возникает от протеста тому типу театра, который практикует Додин.

- Ну я бы не сказал, что в нашем случае это возникает от протеста. Мы не планировали ни протестовать, ни сбрасывать кого-то с корабля современности — ни в коем случае. Просто, занимаясь театром, ты как-то пытаешься найти себя, свою дорогу в нем. Например, лично я после того, как закончил обучение, несколько лет театром вообще не занимался.

- Чем занимались?

- Снимался. Еще что-то делал. Но по сути это было время, которое мне потребовалось, чтобы понять: а ты, собственно, здесь что? Потому что влияние Льва Абрамовича, безусловно, было очень большое. Это, вне всякого сомнения, фигура очень значимая. И ты на протяжении всего обучения и какое-то время после постоянно ведешь с ним диалог. Пока не найдешь свою дорогу. Ну не зря же говорят, что ученик должен убить мастера. Есть такая точка зрения.

- А про мастера на Востоке говорят: «Воспитай ученика, чтобы было, у кого учиться».

- Да, так тоже говорят. Но это не обязательные пути. Потому что в Малом драматическом театре работает достаточное количество учеников Льва Абрамовича, которые ни в коем случае не хотят его «убивать».

- И не хотят уходить в «театр post».

- Ну да, у них свой прекрасный театральный опыт, который им очень важен и очень нужен. Это разные вещи, которые прекрасно сосуществуют в мире, и одна другую не исключает.

- Скорее даже дополняет. А мы сейчас на конкретном уже примере — возможно это лучше у нас получится — попробуем все-таки объяснить нашим зрителям, что же такое «театр post». У вас грядет премьера, которая называется «Поле», по пьесе Павла Пряжко, вашего постоянного соавтора. И это редкий для «театра post» случай, когда текст написан не вчера и не специально для вас, что Павел Пряжко довольно часто делает. Текст написан в 2008 году, да? Почему «Поле»? Что вас в этом тексте согрело? Или укололо?

- Это достаточно сложная история. И для начала надо сказать про Павла, конечно. Потому что он крайне для нас важен. Большинство спектаклей, которые есть у нас в театре — они поставлены по его пьесам. Я считаю, что это один из выдающихся — конечно, дурацкое слово «выдающийся», но, скажем так, один из самых важных русскоязычных авторов, которые каждым своим текстом меняют театральный язык, заставляют тебя переосмыслять какие-то законы, изобретать новые законы. Тексты Павла очень разные. Каждый новый не похож ни на один предыдущий. И найти там какую-то закономерность крайне сложно. Что касается текста «Поле», то это уже во многом классический текст — хотя, вроде бы, ему всего восемь лет. Когда смотришь на путь Павла Пряжко, человека, который пишет тексты для театра, понимаешь, что это именно классический театр. Я, вероятно, могу ошибаться, возможно, Паша меня поправит, но, мне кажется, что именно с этим текстом драматург Пряжко вышел на совсем другой уровень. И прежде всего, за счет того, что автор обратил свое внимание на те зоны, которые обычно в поле внимание людей театра вообще не попадают. Они даже не смотрят в ту сторону.

- Что вы имеете ввиду?

- Тот простой факт, что пьеса посвящена современной физике. Более того, пьеса, на мой взгляд, построена по законам квантовой механики. В процессе репетиций мы изучали физические законы, слушали лекции, смотрели фильмы. Узнавали, что такое точка бифуркации, что такое странный аттрактор, что такое флуктуации.

- А теперь расскажите, почему это людям может быть интересно, а то мы окончательно напугаем потенциальных зрителей.

- Сейчас попробую рассказать. Дело в том, что, если бы Паша не сделал последней ремаркой фразу «Современной физике посвящается», мы даже не поняли бы, что пьеса построена именно по таким законам. Потому что пьеса вообще-то рассказывает о буднях комбайнеров, которые убирают некое поле.

- То есть, поле буквально. Русское?

- Ну, это вопрос, но они говорят на русском языке. Пьеса многослойная. И там один раз используется термин «странный аттрактор» – его произносит доярка.

- Что само по себе странно. Для доярки-то.

- Она цитирует агронома из администрации. Но если бы автор не дал нам ключа финальной ремаркой, мы бы по-другому это трактовали. А имея этот ключ, мы понимаем, что система, описанная в пьесе, находится в точке бифуркации, происходят некие флуктуации, в результате чего система переходит на некий иной уровень своего развития. Ну вот я приведу простой пример. Вы знаете, что точка бифуркации — это точка, достигнув которой система, в которой идет некий процесс, может перейти в качественно новое состояние или вернуться к прежнему. Вот у нас есть чайник с водой, который закипает. Идут характерные пузырьки. И мы можем убрать газ — и вода вернется в прежнее состояние, а можем ничего не трогать, дать чайнику закипеть — и тогда вода начнет постепенно превращаться в пар, то есть переходить в иное качественное состояние. Вот нечто подобное и происходит с героями пьесы и с той системой, в которой они находятся.

- То есть, это вы сейчас дали зрителям ключ для постижения вашего премьерного спектакля «Поле», так?

- На самом деле, с этими законами всё очень сложно. Мы можем еще начать сейчас говорить про Бора, про Эйнштейна, про их спор. Эйнштейн же все время поддевал своего друга Нильса Бора, говоря ему: а что, если я не смотрю на Луну, значит, ее не существует? И действительно, не существует. И когда мы наблюдаем за физическими частицами, они ведут себя иначе, чем когда мы на них не смотрим. И так далее. Вот в чем уникальность автора Пряжко — они приносит в драматургию такие термины и такие темы, которые до него театром не рассматривались. После этой пьесы Паша сам радикально поменял свой драматургический язык.

- Ну я все-таки хочу немного успокоить тех, кто испугался и сказать, что когда приходишь на спектакли режиссера Волкострелова в «театр post», актеры в этих спектаклях существуют весьма небанальным способом — они не играют героев, а находятся с ними в других, более сложных отношениях. И ты, сидя в зале, идентифицируешь себя даже не с артистами и не с героями, а с текстом, который с правильной подачи актеров звучит очень остро и узнаваемо. Может быть, вы скажете несколько слов про способ существования актеров в ваших спектаклях.

- Способ существования возник тоже благодаря Паше Пряжко. Потому что тексты, которые он пишет, заставляют тебя совсем иначе существовать в сценическом пространстве, совсем по-другому быть на сцене. Прежде всего это, на мой взгляд, связано с тем, что, как он сам в одной из своих пьес признается, Паша пишет свои тексты с живых людей. У него удивительный слух: послушав человека, он тут же начинает писать так, как этот человек говорит. Очень важно уметь услышать мелодику речи, потому что то, как мы говорим, то мы, на самом деле, и есть. Это очень про нас. И поскольку Паша пишет героев с живых людей, которые потом оказываются в конструкции пьесы, читая или произнося текст, ты это сразу чувствуешь. Ощущаешь, что это текст не из головы. Вот тексты Ивана Вырыпаева — это совсем другое. Это абсолютно тексты Ивана Вырыпаева. Это Иван Вырыпаев говорит сам с собой. Это очень интересно, умно, талантливо, но видно, что автор сам с собой разговаривает.

- С собой во многих лицах.

- Да. А с Пашей совсем другая история. Мы про Пашу ничего из его текстов узнать не можем. У меня однажды был опыт, когда я работал с одним Пашиным текстом во МХАТе на лаборатории. И меня артисты очень долго просили дать его почитать. Я сказал: нет, не дам. И когда мы все собрались — а это были взрослые люди, поколение сорокалетних и старше — и вот эти мхатовские опытные актеры взяли этот текст и стали с листа его читать. И удивительным образом сработала магия.

- Текст абсолютно лег на язык?

- Абсолютно. Сразу возникли люди подлинные. Это все произошло моментально на моих глазах. Такая чудесная вещь. Там важно потом не потерять этих живых персонажей, не уйти в какие-то дебри. Но в целом уникальность Пряжко — она в этом, конечно.

- Дима, говорят, у вас в спектакле «Поле» впервые будут декорации, и созданны они непосредственно вами...

- Ну, у нас вообще-то всегда есть декорации, любое пространство – это декорации.

- А тут будут настоящие театральные декорации?

- Я бы не сказал, что это будут прямо театральные декорации — это будут некие объекты, которые нам изготавливают и которые имеют прямое отношение...

- ...к физике?

- К физике. И ко всем нам.

- А к сельскому хозяйству?

- К сельскому хозяйству не имеют. К полю будут иметь отношение, но к физическому. Да, это так. Действительно.

- И играете вы свою премьеру в Эрарте?

- Да, мы играем в Эрарте. Нас принимает это пространство. К нам там хорошо относятся, нас слышат. И мы не только этот спектакль там играем, но и другие. В том числе, и потому, что, несмотря на то, что Петербург — большой театральный город, открытых площадок, так хорошо оборудованных, имеющих такой хороший свет, такой хороший звук, как Эрарта, в городе больше и нет.

- Дим, а если все-таки представить себе человека, который никогда не был в «театре post» и вообще ничего не знает ни про вас, ни про Павла Пряжко, как бы вы его пригласили на премьеру?

- Я бы сказал: «Приходите, пожалуйста». Знаете, я, может быть, глубоко заблуждаюсь, но мне кажется, то, что мы предлагаем, и то, чем мы занимаемся, те авторы, которых мы ставим — и Пряжко, и Кейдж, и Марк Равенхилл, и Вырыпаев — это всегда авторы, которые заставляют нас по-новому взглянуть на реальность, которая нас окружает, и получить какой-то новый опыт. Действительно новый. И, работая с этими текстами, мы — актеры и я (я тоже иногда играю, надо сказать) — мы каждый раз получаем очень важный для нас опыт, и у зрителя тоже есть возможность этот опыт получить.

- Отстраниться от реальности?

- С одной стороны, отстраниться, а с другой погрузиться. Мне кажется, мы предлагаем некую возможность, которой человек, пришедший на спектакль, может воспользоваться.

- Возможность осмысления?

- Осмысления, понимания себя, мира, который нас окружает. Ну и физики, а данном случае.

Жанна Зарецкая, специально для [Фонтанки.Офис]