Высший пилотаж: к юбилею Ирины Соколовой

24 декабря 2015, 22:11

Версия для печати

Tweet

Сегодня отмечает юбилей актриса, которая большую часть своей жизни работала для самой сложной аудитории – той, которую невозможно обмануть. Без героев Ирины Леонидовны Соколовой, теперь давно уже народной артистки России, не взрослели подростки в Ленинграде 60-70-80-х. И им, включая и автора этих строк, несказанно повезло, потому что Соколова – из тех уникальных актрис, которым невозможно не верить.

В ленинградский ТЮЗ Ирина Соколова пришла в начале 60-х еще студенткой курса выдающегося педагога Леонида Макарьева. Совсем немного поиграла на Моховой, где располагался старый, брянцевский ТЮЗ. Но основные, зрелые роли сыграла в том ТЮЗе на Пионерской площади, который во времена Зиновия Корогодского (мастера ЗеЯ, как и сейчас зовут его воспитанные им актеры) гремел не просто на всю страну – на весь мир. Соколова с ее детской, травестийной природой в том ТЮЗе играла и девочку Офелию, которой так и не случилось повзрослеть в мире, безжалостном к детям, и множество современных ей мальчишек и девчонок (придуманных Дворецким, Рощиным, Окуджавой, Погодиным, Бременером), в которых сидящие в зале школьники узнавали себя, и удивительных существ, вроде толкиеновского гнома, олененка Бэмби или мальчика-неандертальца Тимми, ровесника мамонта. Зиновий Корогодский, хоть и был, как он сам себя называл, «детским человеком», не ставил сусальных сказок. Его истории были честными, а потому достаточно жестокими, в том числе, и к подросткам. И играть в них нужно было так, чтобы дети не теряли веры в добро и справедливость. Соколова, как никто, это умела и умеет до сих пор. И не случайно, когда в ТЮЗ на пару лет пришел Анатолий Праудин и поставил «Покойного беса» по «Повестям Белкина» Пушкина, именно Ирина Соколова вышла на сцену Ариной Родионовной, персонажем почти без слов, но которая ведала всем укладом жизни, сочиненной режиссером: в безумной круговерти событий она была едва ли не единственным источником стабильности и покоя, эталоном безусловной подлинности. И сейчас, играя в одной из последних по времени премьер – «Дяде Ване», поставленном Праудиным по системе Станиславского, – нянюшку Марину, которая отвечает за приготовление лапши и вязание шерстяных вещей на зиму, Соколова выглядит натурально домовым, хранителем жилища, символом стабильности в расшатанном до безобразия мире.

Ирина Соколова относится к той, увы, ничтожно малочисленной группе людей, которые не совершают некрасивых поступков – ни на сцене, ни в жизни. И потому, будучи человеком еще и предельно скромным, Ирина Леонидовна для многих своих партнеров – настоящих и очень давних – остается главной в их личном рейтинге. Помню, собираясь поздравить актрису с ее очередным юбилеем, я набрала телефон Георгия Тараторкина, давно уже переехавшего в Москве и являвшегося президентом «Золотой маски». При имени Соколовой Тараторкин буквально закричал в трубку: «Поздравить Ирку?! Да конечно! Это же моя Офелия! И я люблю ее, как сорок тысяч братьев любить не могут» – и наговорил еще много таких нежных и трепетных, таких небанальных слов, что корректоры, вычитывавшие газетный текст, рыдали самыми неподдельными слезами.

Впрочем, сама Соколова, когда рассказывает о себе, непременно подчеркивает, что не в отдельных актерских талантах была сила того ТЮЗа, в котором она росла как актриса, а в чувстве дома и чувстве правды, которые обеспечивал Корогодский. «Помнишь, у братьев Гримм есть сказка «Золотой гусь»? – рассказывала она мне как-то. – Вот так же, как прилипали к тому гусю все, кто дотронутся, так и к Корогодскому прилипали сначала единомышленники-актеры, а уже к актером – единомышленники-зрители. И возникла в результате огромная страна, которая и до сих пор не распалась. Вот лежала я как-то больнице, и всё старалась так к окошку отвернуться, одеялом накрыться. Только голову повернула, а мне сразу: «Вы из ТЮЗа?» «Из ТЮЗа». «О-о-о!!!» И начинались воспоминания. Спустилась в той же больнице в буфет, нужно было коробочки конфет купить докторам. А я давно подмечала, что буфетчица как-то так особенно ко мне обращается. Потом все ушли, а она спрашивает: «Вы из ТЮЗа?» И видно, что жизнь ее, бедную, помотала. Но вот она стоит и взахлеб мне рассказывает: «Вы представить себе не можете! Мы ведь дневали и ночевали в ТЮЗе! И классом, и по отдельности. Боже, как мы любили наш ТЮЗ». Простая, чудная, милая женщина. А другая женщина мне недавно сказала: «Я ребенку пою песни, которые в тюзовских спектаклях звучали, а сама плачу, что у него-то нет такого театра, он-то этих песен со сцены не услышит. Поехали в Америку с виктюковским спектаклем, где я играла с Еленой Образцовой. И за кулисы стали приходить женщины, у которых текли слезы. Но я-то понимаю, что они смотрели на меня не как на актрису Соколову, к ним как будто бы пришел кусочек ТЮЗа. И они только с трепетом произносили: «ТЮЗ, ТЮЗ…»

По счастью, у школьников 90-х тоже была Ирина Соколова. Из любимого ТЮЗа она ушла вслед за режиссером Анатолием Праудиным, уволенным чиновниками. Ушла единственная из старой корогодской гвардии, потому что углядела в действиях министров-администраторов «крестовый поход на детство» – и заявила об этом честно и прямо, со страниц газет. Экспериментальная сцена Праудина разместилась на малой сцене «Балтийского дома» – и первым там появился отчаянный беспризорник Крокодил, который сплевывал сквозь зубы и ввертывал в речь французские словечки (Праудин поставил стих Чуковского про дворянских детей, ставших в результате исторического выверта детьми улицы). Крокодил Соколовой, верховодивший целой бандой детей «из хороших семей», превратившихся в детей улицы и придумавших себе звериные прозвища, был из разряда «существ» без возраста и пола, и, что отдельно важно, в нем не было даже намека на агрессию: все, что происходило на сцене, было игрой, хотя и игрой самой настоящей.

Ставить сказки для взрослых про обыкновенное чудо – конек режиссера Праудина, с которым Соколова работает по сей день. Например, Ирина Соколова долгое время играла фею в «Золушке» – и фея эта оказывалась режиссером труппы бродячих комедиантов, которые разыгрывали для Золушки сказку с той мерой достоверности, что к ней приходила любовь. И дальше ей уже было совершенно не важно, кто на самом деле ее возлюбленный, потому что для нее он становился самым настоящим принцем.

Впрочем, покинув ТЮЗ в конце 90-х, Соколова нашла себя не только в театре Праудина, а на многих сценах, оказавшись актрисой поистине универсального таланта. Она неподражаема в БДТ в комедии про стариков – оперных артистов, встретившихся в доме для престарелых и решивших вспомнить творческую юность: как-то выходит у Соколовой играть непосредственность ребенка, напоминающую не о старческом маразме, а о чистоте сознания восточных мудрецов. В «Балтийском доме», выходя в невозможно сентиментальной комедии про старых Ромео и Джульетту, которых разлучают бесчувственные дети, актрисе удается уйти от мелодрамы – сыграть, невзирая на возраст, шварцевскую принцессу, которая спокойно и с достоинством встречает свой конец. И есть у Ирины Соколовой еще один спектакль в Большом драматическом – «Время женщин» – история, в которой три старухи берут на себя труд воспитания осиротевшей девочки: и тут, сталкиваясь с советской системой, для которой люди, как известно, были колесиками и винтиками большого государственного механизма, Соколова выигрывает, потому что превращается не с злобную старушенцию, а в бабушку-разбойницу, почти сказочную. Перед детски-чистой, игровой логикой героини система пасует.

Вспоминая наши долгие разговоры с актрисой, рядом с героями которой мне повезло взрослеть, я вспомнила еще один. «Детский – сказала мне однажды Соколова, – это значит высший пилотаж. Пример – Экзюпери. От взгляда этого человека на фотографиях не оторвать глаз. Он, наверное, потому и был летчиком, что там, в небе был его мир, куда никто не мог зайти». Уже будучи далеко не юной, Соколова сыграла в ТЮЗе Маленького принца – сосредоточенного ребенка в голубом костюмчике, который казался слепленным с рисунков Экзюпери. Не важно, что происходило в том спектакле режиссера Андрея Андреева, не самом, признаться, удачном. Важно, что этот Принц сам по себе выглядел отдельной планетой, маленькой, но гордой и непобедимой, потому что актриса Ирина Соколова, видимо, со своего непростого, военного детства, усвоила простые истины: про ответственность и за прирученных других, и, прежде всего, за того ребенка, который существует в каждом из нас и которому не выжить без искренности взрослых и без сказок про обыкновенное чудо – самого сложного из всех возможных жанров в любом театре, в том числе, и в театре жизни. Уметь их рассказывать – все равно, что уметь летать. Ирина Леонидовна Соколова умеет.

Жанна Зарецкая, «Фонтанка.ру»