Канны-2015: Утраченные иллюзии

Вечером в воскресенье вручили призы Каннского кинофестиваля — важнейшего в мире и определяющего, каким будет кино в ближайшее время. Согласно нынешнему решению жюри, все плохо.

Первый по значимости приз – «Золотую пальмовую ветвь» — получил местный любимчик, Жак Одиар, за ленту «Дипан». Скандалист и экспериментатор, автор хлесткого «Пророка» и чувствительных «Ржавчины и кости» себе не изменяет. Теперь Одиар снял ленту про бывшего бойца «тамильских тигров», который оседает во Франции, начинает работать охранником и заключает фиктивный брак.

Ориентиры у каннского жюри, слава Богу, не меняются: все так же важная тема адаптации, мультикультурализма, разных и равных людей, многонационального мира, в котором каждому есть место. Только если два года назад за озвучание этих простых истин чествовали оптимиста Абделатифа Кешиша с «Жизнью Адель», теперь «веткой» увенчали клинического пессимиста. Коронная тема Одиара — адаптация человека в зверином обществе, принятие закона «око за око». Вот и здесь – не мультикультурализм, а дарвинизм и выживание сильнейших. Тех, что зубастее и когтистее. То есть, сохраняя общие ориентиры, Канны в этом году развернулись на 180 градусов: от рупора примерения и согласия перешли к рефлексии по поводу недостижимости идеала мира, где все разные и одновременно равные.

Гран-при — второй по значимости приз – получил «Сын Савла» Ласло Немеша. Это, дебют, что уже обо многом говорит – и тоже беспощадный. «Сын» – по совместительству, единственный фильм конкурсной программы, снятый по дорогостоящей старинке, на пленку. И повествует он о невыносимом: действие разворачивается в Освенциме, главный герой хоронит по иудейскому обряду чужого ребенка, и чем дальше, тем меньше дистанция между могильщиком и покойником: один понемногу начинает считать другого своим.

Лучшим режиссером назначили Хоу Сяосяня, тайского экспериментатора, фигуру в прямом смысле слова культовую — то есть широко известную в узких кругах. Сяосяню посвящают ленты, снимают что-то о нем, но за рамки фестивального круга режиссерская популярность не выходит. Новая лента «Убийца» – первая за долгое время, снятая дома, и приз Сяосянь получил, скорее, за выслугу лет и хорошую репутацию, чем за красочное костюмное повествование – каковым «Убийца» является.

Только Приза жюри удостоился «Лобстер» Йоргоса Лантимоса, англоязычный дебют самого известного греческого режиссера. Хотя ленте прочили все возможные призы, настолько сильные эмоции она вызывала. Но судьи решили просто поощрить «расширение пространства борьбы» – так держать, парень, не останавливайся. Лантимос тоже работает с темой парадоксов человеческих взаимоотношений: по сюжету, в мире будущего нет места одиноким. Поэтому каждый, у кого нет пары, отправляется в специальный отель, где за ограниченный срок должен себе кого-то найти. То есть снова про людей, одиноких и некоммуникабельных, но все же обреченных на то, чтобы какие-то связи друг с другом сохранять, хотя это и становится почти невозможным.

Такого пессимистического расклада не уточняют и не меняют актерские призы. За лучшую женскую роль наградили одновременно Руни Мара и Эмманюэль Берко, лучшим актером назначили, говорят, весьма никакого Венсана Линдона в «Законах рынка». Мара играет в драме Тодда Хейнса «Кэрол», экранизации книжки-триллера Патриции Хайсмит о лесбийской связи двух женщин в Америке 50-х годов. Фактически — про близость, осуждаемую обществом. Берко — не легче — в «Моем короле» разыгрывает роман в высшем свете, и снова складывается высказывание о невозможности человеческой близости, ее несовместимости с удовольствием от жизни. Наконец, лучший, по мнению жюри, актер Венсан Линдон в «Законах рынка» играет персонажа, работающего ночным сторожем в супермаркете — снова миру ставят диагноз «одиночество».

В общем, Канны в этом году прощались с иллюзиями по поводу человечества — что оно может жить в мире и согласии, что за столом никто у нас не лишний. Картина мира выглядит угрожающе, как никогда: мы не понимаем и не слышим друг друга, мы не способны коммуницировать. С другой стороны, кино для того ведь и придумали, чтобы мы – американцы, русские, французы, тайцы, представители народности пхуту — друг друга понимали без разговорника, слышали и чувствовали друг друга. Нынешние Канны, говоря о некоммуникабельности, только лишний раз напоминают об этой важнейшей функции кинематографа. О том, что там, где слова и прочие методы коммуникации не работают, выручает кино. И получается это у него по-прежнему отлично.

Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру»

Символ власти от Возрождения до Хусейна. Эрмитаж отреставрировал и показывает «Вавилонскую башню»

В Аполлоновом зале Зимнего дворца до 2 июня можно посмотреть небольшую, но интересную выставку «… и сделаем себе имя...». Она знакомит с итогами реставрации картины «Вавилонская башня», привезенной после Великой Отечественной войны из Германии, а также с экспонатами, раскрывающими канонический сюжет с разных сторон. Помимо самой работы, доселе неизвестной широкой публике и изображающей башню не такой, как обычно, посетители музея узнают, где Вавилонская башня стояла в реальности, как выглядела на самом деле, и почему в XVI-XVII веках в Европе на нее распространилась такая мода, что башню можно было увидеть в каждом богатом доме.

Статьи

>