«Сломленные»: Спасти рядового Глазастика

15 ноября 2012, 16:04

Версия для печати

Tweet

«Сломленные» - экранизация романа Дениэла Клэя, первый полнометражный фильм известного английского театрального режиссера Руфуса Норриса. Малобюджетная камерная драма, оказавшаяся - при всей своей скромности - неожиданно важной репликой к солидной традиции британского социального кино. Про девочку фильм.

Ни автор оригинального романа, ни сам Норрис не скрывали источник собственного вдохновения: роман Харпер Ли «Убить пересмешника» (и одноименный фильм). В самом деле, много общего. В тощем замкнутом мирке (в котором, вероятно, только очень прицельный взгляд опознает какой-то из северных районов Лондона), в доме, похожем на все остальные, живет одиннадцатилетняя девочка по прозвищу Сканк. У нее имеется старший брат средней непутевости, няня (уже не чернокожая «мамушка», а вольнолюбивая полька), любимый школьный учитель (неожиданно очень домашний Киллиан Мерфи) и папа – самый лучший и справедливый на свете папа, потому что он адвокат и играет его Тим Рот. Который тут выступает не в статусе приглашенной голливудской звезды, а совсем напротив – как британский актер, дебютировавший тридцать лет назад юным скинхедом в «Сделано в Британии» Алана Кларка и «Подлых временах» Майка Ли, классических образцах английской социальной драмы. Собственно, разница между «Сломленными» и «Убить пересмешника» - это разница между Тимом Ротом и Грегори Пеком. Девочка (в данном случае – прелестная, угловатая и непосредственная дебютантка Элоиз Лоуренс) прекрасна и неизменна. На то она и девочка. Самый обыкновенный, рядовой Глазастик (даже успевший обзавестись неаппетитным уличным прозвищем) – это всегда серьезная проверка для большого взрослого мира.

Свой «Страшила» тут тоже имеется. Далеко ходить не надо: по соседству живет некто Рик (Роберт Эммс), юноша, почти подросток, с явными признаками умственного отклонения. Существо странноватое, но добродушное и безвредное – до такой степени, что намечающаяся дружба с доверчивой маленькой соседкой заставляет скороспело уличить авторов в прекраснодушии: дитя уже знает, что бояться нечего, конфликт исчерпан. Но торопиться с выводами не следует: едва отулыбавшись девочке чудесным теплым утром, «человек дождя» с размаху получает в зубы. И еще раз. И еще. Сосед, мистер Освальд (Рори Киннеар), постарался. И ведь его тоже можно понять – у него девочки. Три дочери, растут без матери. И одна из них обвинила странного соседского мальчика в изнасиловании.

Руфус Норрис – даром, что дебютант – решительно отверг прямую последовательность литературного повествования: в его фильме сцены перемешаны, будущее иногда опережает прошлое, и принцип монтажа становится понятен только ближе к финалу. Потому что на самом деле он ведь не историю кровавых событий в лондонском пригороде рассказывает. А предоставляет отцу аргументы в мучительном внутреннем диалоге с самим собой: может ли его прекрасное нежное дитя, в роковой момент буквально зависшее между жизнью и смертью, выжить в этом жестоком мире? И стоит ли? Норрис то и дело возвращается к идиллической картинке: в ностальгической белой дымке Тим Рот протягивает палец младенцу, дитя протянутый пальчик цапает. Сколько выдержит эта связь, не порвавшись? Сможет ли папа вытащить свою девочку – вот так, всего лишь цепляясь за пальчик, - с того света? А ведь придется.

У местного «Аттикуса» будет, разумеется, и повод, и возможность защитить еще одного безвинно пострадавшего и оклеветанного «насильника» (там таких «насильников» хватает: рыжие малолетние ведьмы, девочки Освальд – форменная угроза цивилизации, как и все гопники, или, как их называют в Англии «чавы»). Но главные подвиги герой Тима Рота совершит не на юридическом поприще (законы-то работают – позавидует кто-то), а именно на родительском. Что, в общем, помимо всего прочего, еще и просто эффектно: недаром в сериале «Солги мне» «пуантом» его великолепной роли было не сногсшибательное мастерство психолога, а какие-то беспрецедентно нежные, глубокие и доверительные отношения с юной дочерью.

Фильм Норриса – парадоксально гармоничное, удивительно жизнеутверждающее соединение элегической интонации (прямо таки «Боба и слон» какой-то) с угрюмым, планомерным и неотвратимым насилием. В этом уютном «островном» мирке просто чертовски много самого настоящего зла. Покрупнее и помельче. Допущенного по слабости или порочности (не беспричинной, но не оправданной), либо дремучей неразвитости натуры, по болезни или от избытка беспомощной любви – бывает и такое, и нередко. Рори Киннеар ведь тоже играет отца, любящего своих оторв (то есть, разумеется, ангелов) беззаветно, и в нерассуждающем обожании своем - выражающемся в лихорадочной, воинственной, но обреченно-суетливой готовности немедленно расправиться с воображаемыми обидчиками - вырастающего в фигуру едва ли не трагическую. Кстати, актеру не привыкать: Киннеар – один из самых главных Гамлетов британской сцены последних лет.

На крохотном пятачке зла скопилось действительно много. Полиция наизусть выучит домашние адреса героев, за полтора часа экранного времени в спокойном районе произойдут несколько кровавых избиений, одно убийство, одно покушение на убийство, самоубийство, и так, по мелочи: детские драки, школьный рэкет, клевета, секс с несовершеннолетними, измена, выкидыш. В деле также фигурируют один сломанный нос и одна попытка соседа поговорить с соседом. И все это – не покидая дивного элегического пространства «последнего лета детства».

Но новаторство Норриса вовсе не в этом. А в том, что в его фильме зло – это не вина, а беда. Две мелкие хулиганки-двойняшки, что, колеся по округе, то и дело пуляют в случайных прохожих пакетиками с дерьмом («два ангела на двух велосипедах», ага), - это не дефект бесчеловечной «системы», и не последствия правления тори, и не ошибки либералов (как непременно намекнули бы классики британского соцреализма). Это две очень конкретные маленькие негодяйки. Заставить (убедить) их увезти свое дерьмо с собой можно (имеет смысл) только в том случае, если Сканк выживет.

А она как раз решает.

Лилия Шитенбург, «Фонтанка.ру»